Огненный перст - Акунин Борис. Страница 48
Дамианос нетерпеливо поглядывал на луну, прикидывая, успеет ли до рассвета доплыть до озера, а потом еще подняться вверх по Волхову туда, где дожидается Радослава. По воде получался огромный крюк. Нет, не успеть…
– Возьми меня с собой, – тихо сказала Гелия. – Мне без тебя будет плохо. А ты без меня погибнешь. Я вижу это. Иногда я умею видеть будущее.
– Тебе нужно остаться. Долг есть долг. Прощай, сестренка. Мне пора.
Она выбралась из лодки, обняла его. Они были одного роста.
– Ты думаешь о ней, – прошептала Гелия. – Даже сейчас, прощаясь со мной навсегда, ты думаешь о ней. Я знаю. Ты собираешься взять ее с собой. Она где-то ждет тебя, да?
– Да. Я буду любить ее. Ты будешь любить своего Хельги. Но это не нарушит нашей с тобой связи. Мы близнецы и всегда ими останемся…
Прижавшись лбом к его груди, она сказала:
– Не ходи за ней. Тебя, наверное, уже повсюду ищут. Будь здесь. Я приведу ее сама. Где она?
В горле у Дамианоса встал комок. Пришлось откашляться.
– Спасибо, сестренка…
Ему было о чем подумать, пока он ждал. Дамианос глядел на мерцающую воду, и ему казалось, что это посверкивают ледяные грани «Алмазного правила».
Усилия были не напрасны. Сегодня Хельги удалось остановить Дюра, но тот горяч и нетерпелив. Он все равно сорвется и уйдет. Не сейчас, так через полгода или через год. Гелия будет наблюдать за развитием событий и даст знать, когда это случится.
До того времени необходимо, во-первых, наладить вдоль речного пути систему оповещения. С этим славяне справятся, если объяснить Кыю, как работает сигнальная дымовая эстафета.
Во-вторых, на одном из волоков или прямо на Данапре нужно подготовить хорошо обустроенную засаду. С ловушками, капканами, ямами и так далее.
В-третьих, нужно, чтобы из Константинополя прибыли инструкторы, которые обучат дружинников полянского князя навыкам регулярного боя.
Ну и, конечно, самое главное – привязать Кыя к империи так, чтобы и не помышлял своевольничать. Прислать к нему миссионеров, наладить выгодную торговлю, приобщить славян к византийской культуре. Но подкармливать и ильмерьских русов. Пусть не мешают купеческим кораблям, не тревожат славянские пределы. Кый должен знать: если империя от него отвернется, ему конец.
«Я размышляю не как аминтес, а как будущий пирофилакс», – вдруг пришло в голову Дамианосу. Он усмехнулся, покачал головой. Мысль не была неприятной.
Лишь когда качнулись кусты и к воде сбежала Радослава, он понял, как сильно беспокоился, придет она или нет.
Защемило, застучало сердце. Все стратегические рассуждения немедленно забылись.
– Лесень, я так испугалась, когда увидела черную женщину! – со смехом сказала девушка, легко спрыгивая в челн. – Она из лесных ведьм, которые тебе служат? Мне она понравилась. Она добрая и веселая.
– А где она? Ну, ведьма? – спросил он, вглядываясь в тьму.
– Довела меня сюда и ушла. Говорит, вы уже попрощались.
Приложив ладонь ко рту, он крикнул в ночь по-гречески:
– До свидания, сестренка! Мы еще увидимся!
– Если ты захочешь… – ответила ночь издалека.
Он засмеялся. На душе стало легко.
– Возьмись покрепче за борта. Я буду грести быстро. Путь долгий.
Он греб без остановки до самого рассвета и не чувствовал усталости. Радослава не умолкала ни на мгновение. Расспрашивала, почему он плывут по озеру, а не идут лесом, ведь он же лесной бог, а не Россох. Просила рассказать про чудеса Небесной Чащи. Откликаться было не обязательно. Довольно было кивнуть или рассмеяться – и она немедленно принималась отвечать на свои вопросы сама:
– Я знаю, знаю. Небесный Лес за десятью озерами и сорока реками. Последняя река широкая-преширокая, так что берегов почти не видать, а через последнее озеро много дней плыви – не переплывешь. Зато на той стороне сосны из серебра, дубы из золота, и по веткам прыгают белоснежные белки с яхонтовыми глазами…
В конце концов он сказал:
– Я не бог. Я человек. Меня зовут Дамианос. Я везу тебя не в Небесный Лес. Я везу тебя в место, лучше которого нет на земле. Там мой дом. Мы будем жить вместе, ты и я. А потом у нас родятся дети.
Ждал, что она не поверит или даже испугается. Но Радослава лишь улыбнулась.
– Бог ты или человек, мне всё одно. Куда ты меня увезешь, там и будет Небесный Лес.
«Она очень умна или очень глупа? – подумал Дамианос. – Да какая разница? Ее голос – музыка. Ее вид – праздник для глаз. Ее прикосновения – как дыхание майского ветра» – и опять смеялся, уже над собой. Кажется, остепенившись и обзаведясь собственным домом, он начнет писать стихи. Аминтесу это не по званию, а вот благородному патрикию на видной должности – очень даже к лицу. При дворе многие вельможи и сановники упражняются в изящной словесности.
Удача сопутствовала счастливым путешественникам. Над Ильмерь-озером висел густой туман, так что можно было не устраивать дневку, а продолжить плаванье. К берегу Дамианос пристал, только когда совсем выбился из сил.
Они успели уплыть далеко от Волхова. Можно было и отдохнуть.
В укромном месте, среди камышей, поели лепешек и сушеной рыбы, запили водой из озера.
– Смотри, что у меня есть. – Радослава показала замотанный тряпкой кувшин. – Мед. Попей.
– Сначала ты.
Она стала пить, и Дамианос любовался тем, как нежные тени играют на ее коже в такт глоткам.
– На́. Я оставила половину.
Мед был ароматный и вкусный.
Дамианос осушил кувшин. Вместе с последними каплями из сосуда что-то выскользнуло.
Кожаный футлярчик, в каких аминтесы передают секретные записки.
Озадаченно вынул тонкую бересту, свернутую трубочкой.
– Откуда мед?
– Дала черная ведьма. Я же говорила, она добрая.
Письмо, нацарапанное иглой или острием стилета, Дамианос прочитал дважды. Сначала быстро. Потом еще раз, медленно. Улыбка, с которой он разворачивал записку, так и осталась на лице.
«Плевать мне на империю, – писала Гелия. – Я выбираю Хельги. Он умный и сильный. А ты предатель. Мы с тобой были как близнецы. Но ты вышел из утробы и бросил меня. Так что не взыщи. Сладок ли тебе показался мой мед? Знай, что я все равно тебя люблю. Но ты должен сделать выбор. Сам. Вернись ко мне, и мы снова будем вместе. Никто никогда нас не разлучит».
«Это она выдала план Хельги! – вот первое, что понял аминтес. – Не было никакого соглядатая. Всё устроила Гелия!».
– Мне нехорошо, Лесень, – сказала Радослава. – Внутри горит…
– Что?
Дамианос оторвался от письма и увидел, что она сидит бледная, прижимает руки к животу. В тот же миг и он почувствовал острый спазм. За ним другой, третий.
Отравила!
Выругавшись, аминтес схватил со дна лодки сумку. В аптечке есть пилюли универсального противоядия. Скорее!
– Потерпи немножко. Сейчас, сейчас…
Что это?!
Когда он уезжал из Константинополя, пилюль было шесть. Одну он в Кыеве отдал Гелии, чтобы ее не отравили другие наложницы. Должно оставаться пять. Но в коробочке лежал единственный сероватый шарик.
Дамианос вспомнил, как эфиопка укладывала в лодке вещи. Тогда и вытащила противоядие! Проклятая змея!
Но зачем она оставила одну пилюлю?
Вдруг он понял.
В письме сказано: «Ты должен сделать выбор». А на прощанье крикнула: «Если ты захочешь…».
Выбор – это принять спасительную пилюлю самому и дать Радославе умереть. Вот какого доказательства верности хочет от него Гелия…
– Ой, как больно! Колдуй скорее, Лесень! Больно! – стонала Белая Дева.
Дамианос больше ни о чем не думал. На колебания времени не было.
– Скорей проглоти это. Вот так… Запей водой. А теперь ляг на дно. Сейчас боль пройдет.
Она послушно легла. Стоны прекратились.
– Уже не так больно, – слабым голосом сказала она.
Он закрыл ей ладонью глаза.
– Сейчас ты уснешь. А когда проснешься, боль совсем исчезнет.