Огненный перст - Акунин Борис. Страница 52

Часа через три неспешной езды по гладкой дороге, вдоль широкой, живописной реки, хорепископос нарушил затянувшееся молчание.

– Вон Вышгород, господин, – показал монах на темневший вдали холм.

Смотреть нужно было против солнца, и Агафодор разглядел лишь тесно скученные крыши, верхушки башен, золотые полушария церковных куполов.

«Это разумно – устроить резиденцию вблизи от столицы, а всё же не рядом, – подумал он. – Базилевсу следовало бы сделать то же самое, и мятежи городской черни так не сотрясали бы престол. Охлос ленив и быстро остывает. Пока толпа доберется до загородного дворца, она сильно поредеет, а монарх успеет как следует укрепиться. Не зря Ярославоса прозвали мудрым».

– Смотри, преосвященный, вот и встречающие, – тронул его за рукав Еразм.

Встрепенувшись, посол перевел взгляд ниже.

У подножия холма был разбит узорчатый шатер, около которого толпились люди и были привязаны лошади. Там происходило движение.

Вот кто-то в длинном алом плаще первым сел в седло. За ним длинной вереницей выстроились остальные всадники.

Процессия медленно, торжественно тронулась навстречу посольскому кортежу.

К повозке подъехал переводчик, громогласно объявил:

– В знак почтения к великому августу тебя встречает пресветлый князь!

Агафодор приосанился, расправил складки парадного облачения, поправил на груди крест и золотую цепь.

– Спустите меня! – приказал он.

По протоколу государя полагалось приветствовать, стоя на земле.

Слуги приняли епископа под руки, помогли сойти на проворно расстеленный ковер.

– Князь сидит в седле, как молодой, – сказал Агафодор драгуманосу, глядя на приближающуюся процессию.

Благомудр засмеялся, очень чем-то довольный.

– Он и есть молодой. «Пресветлым князем» называют Святослава Ярославича, государева сына.

Хоть протопроэдр очень хорошо умел управлять своим лицом, но здесь за бровями и ртом не уследил: брови поползли кверху, губы – книзу. Из-за принца он, посланник кесаря, спешиваться бы не стал! Какой урон для достоинства империи!

Переводчик невинно осведомился:

– Не думал же ты, господин, что сам великий князь в свои семьдесят лет выедет тебя встречать?

Лезть обратно в экипаж было глупо. Агафодор поступил иначе – сделал вид, что сошел на землю, дабы помолиться. Пусть принц подождет, пока божий человек взывает к Тому, Кто превыше земных владык.

Преклонил колени на ковре, трижды поклонился большим поклоном, принялся нараспев благодарить Всевышнего за благополучное окончание долгого путешествия. Сам поглядывал искоса – что «пресветлый князь».

Принц, подъехав, с минуту подождал в седле. Потом спрыгнул, подошел к переводчику. Тот, поклонившись рукой до земли, зашептал-заворковал. Докладывал.

Сын великого архонта был высок и статен, с подкрученными светлыми усами и, как все русы, без бороды. На голове, несмотря на теплый день, малиновая шапка с собольей опушкой. Из-под скарлатного плаща виднелась лазоревая шелковая рубаха, а сапоги были зеленые, арабской кожи. Такой павлин и в Константинополе считался бы щеголем.

Поскольку Агафодор всем видом показывал, что всецело поглощен беседой с Богом, пришлось и хорепископосу преклонить колена.

Одним дыханием посол спросил:

– Что знаешь про принца?

– Христианское имя Никола. Лет ему двадцать три. Женат на немецкой принцессе. У Ярослава он по старшинству третий.

– Третий?! – Посол скрипнул зубами. Это даже не наследник престола?! Какое неуважение! Ну, ты у меня подождешь, пресветлый князь.

– Да. Старший княжич Владимир – наместник в Новгороде. Второй, Изяслав, – в Турове. Святослав же и прочие сыновья состоят при отце. Своих областей в управление они пока не получили.

Выходило, что из живущих в Вышгороде принцев этот все-таки старший. Значит, обижаться не на что.

Протоэдр был наделен полезным для придворного талантом – умел говорить и слушать одновременно, а слухом обладал наиострейшим.

Голос у князя был громче, чем у переводчика, и, когда Никола-Святослав говорил, Агафодор улавливал каждое слово.

– Прислали что из Цареграда? – спросил молодой человек.

Благомудр что-то прошелестел.

– Дай.

Взял у драгуманоса малый пергаментный свиток, развернул, стал читать.

Русский язык посол понимал хорошо, потому что в свое время служил при орхидском архиепископе, предстоятеле болгарской церкви. Два славянских наречия были очень похожи.

Что за свиток из Царьграда? Не иначе донесение от секретного агента. Депешу передал драгуманосу кто-то из посольской свиты. Удивляться нечему, так устроен мир: все друг за другом шпионят. Но хорошо бы вызнать, кто из слуг или секретарей подкуплен. И главное – что там, в письме?

Решив потомить третьего сына ожиданием, епископ громко затянул самый длинный из псалмов: «Блаженны непорочные в пути».

Но князь удивил грека.

Раздались легкие, но уверенные шаги, и принц Никола опустился на колени прямо перед священнослужителями. Верным, звонким голосом пропел, перескочив в самый конец псалма: «Заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего, ибо я заповедей Твоих не забыл».

После чего объявил:

– Аминь!

Лицо у Николы было пригожее: нос прямой, брови будто два лука, а глаза дерзкие, веселые. Пахло от принца духами и мальвазеей – должно быть, вволю наугощался, дожидаясь византийского посла.

– Приветствую тебя, благородный Агафодор от имени великого князи и от своего собственного, – складно и чисто заговорил князь по-гречески. – Отец поручил мне опекать и услаждать твое преосвященство, чтобы пребывание в Вышгороде было тебе приятным. Как услаждают черноризцев, я не ведаю, но приложу все старания. Хочу стать твоим другом.

– То будет для меня великая честь, – учтиво ответил посол, внимательно глядя на бойкого молодого человека.

– Тогда давай встанем. Что ж коленки мозолить?

Никола поднялся сам и помог распрямиться гостю.

«Ишь тёртый какой, – думал Агафодор. – А ведь двадцать три года всего… Впрочем, принцы обретают зрелость рано».

Он уже определил, что с этим весельчаком следует держаться просто и без чванства. Если в самом деле удастся с ним близко сойтись, дружба может оказаться очень и очень полезной.

– Прекрасный принц, – сказал посол с добродушной улыбкой, – я хоть и монах, но радостей жизни не чуждаюсь. Ныне не пост, так что буду рад и вину, и яствам, и дозволенным увеселениям.

– Для меня что увеселительно, то и дозволено. – Князь засмеялся, сверкнув белыми зубами. – Потешу по-нашему, по-вышгородски. А ты уж сам решай, какие развлечения тебе дозволительны, а какие нет.

Огненный перст - i_049.png

Святослав

Огненный перст - i_050.png

Молодой князь провел минувшую ночь весело – как, впрочем, проводил все ночи своей веселой жизни. Ёшка-хазарин, что привозит из Итиля мягкие, как перчатки, арабские сапоги, пряные ароматы, вяленые дыни, серебряного шитья наряды и многое иное, от чего сладостней живется, потешил своего постоянного покупателя – подарил персидскую девку особенной выучки. Ох хороша, ох затейна! Собою кругла, голос колокольчиком, кожа благоухает, перси – два шелома золоченых, и в постельном деле искусница.

Что ж себя не потешить? С вечера Святослав, как положено, к законной супруге в спальню наведался, свой мужеский и княжеский долг честно исполнил, постарался ради произведения потомства. А всю ночь со скучной дурой проводить незачем. Свою жену, немкиню Цецилию, он пренебрежительно звал Цыцкой. Полгода уже в Киеве, а ни единому слову по-русски не выучилась, всё «ме» да «ме», овца саксонская. Зато она – племянница германского императора Генриха, который собственной волей назначает и низлагает римских папстов. Государь потому и поручил своему третьему сыну принять греческого посла – тот, когда узнает, на ком женат Святослав, намек поймет.