Запасной мир - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 18

– Здесь ваша подпись, Иллинн?

Я показал письмо вдове.

– Да! – кивнула она. – Но…

Уловив мой жест, она смолкла.

– Все правильно! – сказал я. – Долг подлежит возврату. Вот! – я протянул кожаный мешочек.

Толстяк, подскочив, схватил его и, распустив тесемки, высыпал монеты на ладонь. Пересчитал он их мгновенно – чувствовалась практика.

– Здесь двадцать два силли! – возмутился он.

– Именно столько и надлежит вернуть.

– Положено сорок четыре!

– Это с чего?

– Лихва ежемесячная. Вы умеете считать?

– Читать тоже. Пристав! – повернулся я к человеку в мундире. – Вам знаком указ Его Величества короля Харольда Третьего от месяца цветения пятого числа тысяча триста третьего года от пришествия Спасителя?

– Э-э-э… – протянул пристав.

– Читайте!

Я взял со стола раскрытую книгу и протянул ему. Пристав схватил и впился глазами в текст. Когда он поднял взгляд, лицо его выглядело растерянным.

– Король Харольд, да будет благословенна его память, – торжественно произнес я, – запретил в Алитании взимать лихву в размере более чем пятая часть долга, исчисляемая за год. Я не слышал, чтоб этот указ отменили. Может быть, мастер Иззи знает?

Сказав это, я замер. На указе короля строилась моя защита. Косвенные признаки показывали, что он действует: в заемном письме была указана именно пятая часть долга, а не треть или половина. Но вдруг норму отменили? Тогда все насмарку. Я даже ссудить денег Иллинн не смогу – потратился. Можно попросить в долг у Мэгги – в счет будущих доходов, но вряд ли дадут.

Лицо толстяка стало похожим на бифштекс.

– Это не имеет значения! Вдова подписала письмо, поэтому должна платить!

– Выходит, вы утверждаете, – сказал я, радуясь, что угадал, и от этого придавая голосу нужный оттенок, – что подпись вдовы Пинкер значит больше, чем подпись Его Величества короля? Я вас правильно понял? – Я перевел взгляд на пристава. Тот выглядел, как на похоронах. – Интересные дела творятся у вас в Иорвике. Судебный пристав, обязанный служить закону, помогает тем, кто его нарушает. Любопытно, правда? Я попрошу съёрда Оливера с этим разобраться.

Лицо пристава побелело.

– Мастер! – выдохнул пристав. – Пожалуйста!.. Не надо съёрда! Вы правы. Вдова Пинкер должна дому Троскана двадцать два силли и ни пенни больше!

– Подтверждаете, что долг возвращен в вашем присутствии?

– Да, мастер!

– Значит, дело закончено. Стороны претензий не имеют.

Я разорвал письмо пополам. Толстяк дернулся и замер, остановленный моим взглядом. Я сложил половинки, разорвал их еще раз и бросил клочки на пол.

– Ты!.. – выдохнул толстяк.

Я заложил пальцы за пояс (совершенно случайно мои ладони оказались рядом с рукоятями пистолетов) и улыбнулся.

– Я вас более не задерживаю, почтенные!

Пристав вернул мне книгу и пошел к двери. Следом устремился толстяк. Перед тем как скрыться за дверью, он обменялся взглядами со «слугой», и я заметил, как тот едва заметно кивнул. Мирка на моем плече напряглась. Та-ак…

Дверь за нежеланными гостями закрылась.

– Дети! – возгласила вдова. – Все на колени! Целуйте руки нашему спасителю!

В подтверждение своих слов она бухнулась на пол. Следом повалились девочки. Последним опустился на колени Тибби.

– А ну встать! – рявкнул я. – Не то обижусь. Очень-очень.

Мирка в подтверждение стрекотнула. Иллинн с детьми торопливо встали.

– Простите, мастер! – сказала вдова. – Просто не знаю, как вас благодарить, – она всхлипнула.

– Вам ничто не грозило. В Алитании отнять дом можно только по суду. Там бы выяснилось.

– Вы не знаете тросканцев, мастер! – покачала головой Иллинн. – Они страшные люди. Медник Пепин прошлым летом подал на них в суд. Жаловался, что его обманули. Еще до суда он исчез, и более никто его не видел. Тросканцы забрали его дом с кузницей, выгнав семью на улицу. Его дети просили милостыню, пока съёрд Оливер не пристроил их в обители. После Пепина пропал горшечник Андин – не хотел возвращать долг.

«Однако!» – подумал я.

– Я боюсь за детей. Тросканцы отомстят.

– Не посмеют! – заверил я. – Не беспокойтесь, Иллинн! Тибби, проводи меня!

На прощание меня облили слезами. К Иллинн присоединились дети. Мирке прощание понравилось: она прыгала с головы на голову, радостно при этом стрекоча.

– Расскажи мне о тросканцах! – попросил я Тибби, когда мы вышли.

– Они появились в Иорвике при новом короле, – вздохнул мальчик. – Купили дом на берегу реки, стали давать деньги в рост. Многие обрадовались: пятая часть в год – это не слишком много, а деньги ссужали сразу и без поручителей. Потом пошел слух, что тросканцы жульничают. Переправляют цифры в письмах или вписывают другие условия, как нам. Но к ним все равно шли: когда случится беда, деньги найти трудно… – Тибби помолчал. – Мастер Айвен, вы в самом деле думаете, что нас не тронут?

– Побоятся, – ответил я. – Жирный тросканец – трус. Мигом сдулся. А вот слуга у него странный.

– Он немой, – сказал Тибби. – Язык отрезан. Когда на рынке торгуется, мычит и показывает пальцем.

«Идеальный охранник и убийца, – сообразил я. – Дело сделает и не проболтается. Интересно, как он объяснил толстяку, что я в доме? Жестами?»

– Вот что, Тибби! Береженого бог бережет. Держи! – я протянул мальчику пистолеты. – Умеешь стрелять?

– Конечно! – сказал Тибби, хватая оружие.

– Закройтесь на ночь и не открывайте. Днем не отходите далеко. Ночью кто-то один пусть не спит.

– Сделаем! – кивнул Тибби. – А вы, мастер?

– У меня сотня пистолетов, а еще она, – я указал на Мирку. Горностайка довольно тявкнула. – Отобьемся.

– Хорошо! – кивнул мальчик. – Но если не получится, бегите к нам. Мы их вместе!.. – Он шмыгнул носом.

Я засмеялся и потрепал его по вихрастой голове.

День я провел в хлопотах. Салли не было: я сказал Тибби, чтоб не приходила. Не нужно ей знать, к чему я готовлюсь. В том, что по мою душу придут, сомнений не было. Случай с Иллинн ломал тросканцам бизнес. Узнают о нем люди, и жульничеству конец. Возмутителя спокойствия следовало убрать. Тогда все испугаются, в том числе Илллинн. Дом у нее отожмут, вдову с детьми выбросят на улицу…

Днем я нападения не ждал, поэтому вел себя внешне беспечно. Ходил, посвистывая, по двору, играл с Миркой и вообще, с точки зрения стороннего наблюдателя, валял дурака. А наблюдатель был. Время от времени я чувствовал затылком чужой взгляд. За мной следили, и я даже знал откуда. Забор не позволял заглянуть во двор с улицы, но неподалеку на берегу росли деревья.

Пули я не боялся. Из гладкоствольного ружья попасть в цель на таком расстоянии трудно, к тому же выстрел привлечет внимание. Тросканцы не любят шум: их предыдущие жертвы исчезли бесследно. Однако чувствовал я себя тревожно. Это не открытый бой, где расклад ясен. Меня придут убивать ночью. Хорошо, если немой слуга – с ним я справлюсь. А если наймут убийц? Придется стрелять. А это шум, следствие, которое обрушится на чужака. Неизвестно, чем все завершится.

Однако не заступиться за Иллинн я не мог. Мы сдружились. Девочки проводили в мастерской дни напролет, вечером подтягивался Тибби, заглядывала и Иллинн. Вместе нам было весело и интересно. Мы жарили рыбу или мясо, варили уху, ужинали и беседовали. Из этих разговоров я узнал о Запасном мире гораздо больше, чем из книг…

К вечеру небо затянуло. Ночь спустилась на Иорвик темная и непроглядная. «Злодейская», как писали некогда. Скользнув в дом, я надел заранее извалянную в углях рубаху, после чего вымазал сажей лицо и сапоги. Мирке велел остаться. Она обиженно тявкнула и надулась. А что делать? Ее шкурка – как светлячок в темноте, сразу выдаст. Сажей мазать нельзя. Мирка станет ее вылизывать и отравится. Сам справлюсь…

Тупичок между ледником и сараем я выбрал заранее. Самое подходящее место. За спиной – забор, справа и слева – строения. Напасть можно спереди, а в этом случае козыри в моих руках. Присев на чурбачок, я обратился в слух. Время текло медленно, и я погрузился в воспоминания.