Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт. Страница 5
— Если ты увидишь Розетту, окликни ее. Я хочу пригласить их с Анжелиной к нам на ужин. Мне скучно. И мне так хочется послушать истории нашей повитухи!
— Они не всегда радостные, мадемуазель, — заметила Октавия.
— Да ты брюзга! Анжелина достойна и своей матери, и диплома. Что делает Анри? Я всегда беспокоюсь, когда он затихает. Молчание равно глупости, если речь заходит об этом херувиме.
Служанка тяжело вздохнула и направилась в соседнюю комнату, отведенную маленькому мальчику двух с половиной лет. Сидя на персидском ковре, малыш играл с деревянными кубиками. Его белокурые с рыжеватым оттенком волосы начали виться на затылке. У него были пухлые щеки, огромные темные глаза и очаровательный розовый ротик.
— Анри не делает никаких глупостей, — заявила Октавия.
С этими словами она вернулась к прерванной работе. Жерсанда де Беснак вновь погрузилась в чтение, водрузив на тонкий прямой нос очки в серебряной оправе. С течением лет ее красота не увяла. Жерсанда де Беснак гордилась тем, что сумела сохранить приятный цвет лица, красивые, шелковые, пусть и седые, волосы и ясный взор.
— Пока ты моешь окно, Октавия, поглядывай, не идет ли Розетта, — напомнила Жерсанда де Беснак. — Я уверена, что вскоре она последует за Анжелиной. Кстати, а кто ждет ребенка у нас по соседству?
— Фаншона, дочь хозяина таверны.
— Господи, ты права! Значит, это она.
Анжелина могла бы это подтвердить. Она только что вошла в дом мадам Мадлены Серена, расположенный ниже каменных аркад, напротив собора. К ней тут же бросилась полная женщина, не знавшая, что делать: то ли радоваться, то ли плакать.
— Слава Богу, вы пришли, мадемуазель Лубе! Идите за мной! Моя дочь так страдает! Я разместила ее в своей комнате, чтобы ей было удобнее. Когда малыш появится на свет, я смогу приносить ей туда еду. Вот так!
Фаншона Серена, вышедшая замуж за Полена, городского почтальона, издавала душераздирающие крики. Она закричала еще громче, когда молодая повитуха подошла к кровати.
— Помогите! Сжальтесь надо мной! Я умираю! Мне так больно, так больно…
— Успокойтесь! Я должна вас осмотреть, — спокойно сказала Анжелина. — Когда у вас начались схватки?
— Около пяти часов, — ответила хозяйка таверны. — Полен сообщил нам, а я тут же бросилась за своей крошкой. Я хотела, чтобы ребенок родился под крышей родного дома.
— Не могли бы вы выйти, мадам Серена? — строгим тоном спросила Анжелина.
— Зачем? Я знаю, из какого теста сделана моя Фаншона.
— Прошу вас! Подождите на лестничной площадке, это ненадолго.
Женщина вышла из комнаты с недовольным видом. Уже отработанными движениями Анжелина откинула простыню, подняла ночную рубашку и склонилась над огромным животом своей пациентки. Она была спокойна, держалась даже немного отстраненно, ведь осмотр всегда деликатное дело.
— Ребенок хорошо прощупывается, — наконец заявила Анжелина. — Постарайтесь взять себя в руки. Не кричите. Просто дышите. Глубоко дышите. Мы должны вместе потрудиться, чтобы роды прошли хорошо.
— Никогда не думала, что мне будет так больно! — простонала молодая роженица.
— У вас активные схватки. Шейка широко раскрылась, и если вы будете сильно тужиться, малыш быстро выйдет.
— Шейка? Какая шейка?
— Шейка матки, — пробормотала Анжелина. — Это медицинский термин. Но я здесь не для того, чтобы учить вас. Дайте мне руку, Фаншона. Между схватками постарайтесь расслабиться.
Как ни странно, но удивительная красота молодой женщины, ее ласковый голос, добродушие и достоинство, с которым она держалась, успокоили Фаншону. Она сжала изящные пальцы повитухи и расслабилась.
— Теперь, когда вы, мадемуазель Лубе, здесь, я больше не боюсь. Похоже, вы унаследовали дар своей матери, которая творила чудеса у изголовий кроватей рожающих женщин.
— Я помогала ей в течение двух лет и теперь подражаю ей во всем. Я знаю, что мама считала очень важным не бояться родов, прислушиваться к своему телу. Каждый спазм, даже самый сильный, для чего-то нужен.
В дверь постучали. Мадам Серена сгорала от нетерпения.
— Ну что? — крикнула она.
— Нагрейте воду и принесите пеленки, — ответила Анжелина. — Потом предупредите зятя. Пусть он будет готов поприветствовать своего малыша.
Спокойствие, которое демонстрировала Анжелина, ее уверенность в счастливом исходе родов придали Фаншоне сил. Новая боль пронзила низ живота роженицы, но она с честью выдержала этот приступ.
— Очень хорошо! Я горжусь вами!
В течение целого часа Анжелина подбадривала свою пациентку, дыхание которой становилось все более прерывистым. Анжелина вновь осмотрела ее и поняла, что ребенок скоро выйдет наружу.
— Теперь уже осталось недолго, — улыбаясь, сказала она.
— У вас улыбка ангела, — вымолвила будущая мать. — Надо же, как вам подходит ваше имя!
Из таверны доносились громкие голоса. Случайные посетители и завсегдатаи заказывали чашку кофе или стаканчик вина. Лестница скрипела под ногами служанки, убиравшей в комнатах постояльцев. К этой веселой возне примешивались ароматные запахи, долетавшие из кухни, где, несомненно, жарили птицу и тушили картофель на свином сале.
— Несмотря ни на что, я проголодалась! — призналась Фаншона.
Она была прелестной девушкой с круглым лицом и розовыми щеками, этакой темноволосой пышечкой. Успокоенная покорностью своей пациентки, Анжелина провела по ее лбу свободной рукой.
— А теперь отпустите меня, чтобы я смогла вам помочь. Вы должны тужиться, но только тогда, когда я вам скажу. Вы можете сесть, если вам так будет удобнее.
— А Полен? Надеюсь, он внизу, а не разносит почту по всему городу.
— Ваш муж рядом. Готова спорить, что он переживает за вас, сидя под надежной охраной ваших родителей.
С этими словами Анжелина накрыла чистой простыней выступающий живот Фаншоны.
«Где это Розетта запропастилась? — подумала Анжелина, которую волновало отсутствие девушки. — Вдруг возникнет необходимость разрезать промежность? А у меня нет никаких инструментов!»
В этот момент дверь шумно распахнулась. В комнату ворвалась Мадлена Серена с цинковым тазом и кувшином горячей воды. За ней семенила Розетта с саквояжем Анжелины в руках. В комнату вошла и служанка. Она принесла приданое для малыша, чистое белье и пеленки.
— А Полен? — воскликнула Фаншона. — Он должен прийти, когда малыш родится, чтобы завернуть его в свою рубашку.
Анжелина покачала головой. Многие семьи в Арьеже оставались верны этому старинному обычаю. Отец снимал рубашку и заворачивал в нее новорожденного, передавая ему тем самым тепло и силу мужчины в расцвете лет. Это был символ защиты и любви, способ принять ребенка в семью. Своими корнями этот обычай уходил во тьму веков.
— Фаншона, обещаю, Полен придет к вам, — сказала Анжелина. — А теперь послушайте меня. Тужьтесь, тужьтесь! Мадам Серена, приподнимите дочь! Поддерживайте ее сзади!
Розетта, ошеломленная происходящим, принялась кусать ленту, заплетенную в волосы. Она не могла выдержать напряжение, царившее в комнате. Усилия роженицы и стоны, издаваемые ею, казались Розетте нечеловеческими, и она предпочла выйти за дверь.
— Еще! Еще! — повторяла повитуха. — Он выходит! Тужьтесь, тужьтесь! Давайте, еще немного!
В ответ на последние увещевания раздался писк. Мадлена Серена громко воскликнула:
— Слава Богу!
А в это время мужчина лет тридцати бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Он запыхался, глаза его блестели от радости. Это был Полен, почтальон.
— Мой сын, он родился?
— Несомненно, — прошептала Розетта. — Но я не знаю, мальчуган это или девчушка.
Молодой мужчина, получивший назначение в Сен-Лизье лишь одиннадцать месяцев назад, начал расстегивать рубашку. Он бросился к кровати своей супруги. Анжелина повернула к нему лицом маленькое существо с красноватой кожей, еще покрытой сероватой слизью.
— У вас девочка, мсье, — сообщила она. — Красивая маленькая девочка.