Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт. Страница 9

— Кто это? — спросил лорд Брунел с неподдельным интересом.

— Розетта, — сказала Анжелина. — Она работает у меня. И мы с ней подруги. Я сказала бы даже, что она мой ангел-хранитель.

— Как я сегодня счастлив! — вздохнул лорд. — Сколько красивых дам меня окружает!

— Вы должны были привыкнуть к обществу красивых дам при дворе королевы Виктории! — заметила Жерсанда.

Последние слова поразили молодую повитуху, осознавшую, что лорд Брунел принадлежит к совершенно иному миру, исключительному, по ее мнению. Она вспомнила о портрете королевы Виктории, которым восхищалась, просматривая «Иллюстрасьон», любимую газету Жерсанды де Беснак.

— А вы действительно были близки к королеве? — спросила Анжелина, забыв о робости.

— Я присутствовал на ее коронации в 1837 году, равно как и моя супруга, — объяснил Малькольм Брунел. — Роскошная церемония! Все пэры королевства собрались вокруг молодой восемнадцатилетней государыни. А платья, мои дорогие! Какие чудесные платья были на благородных дамах!

— Рассказывайте, мой друг, рассказывайте! — воскликнула старая дама. Ее глаза цвета лаванды блестели от радости.

— Бархатные, муслиновые, парчовые… А какие кружева! — произнес лорд мечтательным тоном. — Наша королева, которая была также императрицей Индии, сумела придать двору блеск, достойный вашего короля Людовика XIV, короля-солнце. И это сохранилось до сих пор, хотя нравы стали менее строгими, а декольте — более глубокими.

Открыв рот, Розетта упивалась его словами. Лорд Брунел рассмеялся.

— Вы в совершенстве владеете нашим языком, мсье, — заметила Анжелина.

— Надо говорить «милорд», — мягко поправила ее Жерсанда.

— Вполне подойдет и «мсье», — заметил англичанин. — Отвечая на ваш комплимент, мадемуазель, скажу, что наша королева Виктория с юности овладела итальянским, греческим, латинским и французским языками. Я счел необходимым в совершенстве знать французский язык, поскольку, выполняя свои обязанности, был вынужден часто бывать в Париже.

Октавия, сгоравшая от нетерпения в кухне, тоже решила заглянуть в гостиную. Она вошла, держа за руку Анри. Мальчик был тщательно умыт и переодет в небесно-голубую рубашку и бархатные брючки.

— Наш малыш соскучился по вам, мадемуазель, — почтительно сказала Октавия.

— Какой прелестный ребенок! — умилился лорд.

Он внимательно вглядывался в черты лица Анжелины и мальчика. Если он и нашел сходство, то счел разумным промолчать.

— Иди сюда, Анри! — воскликнула Жерсанда. — Ты хорошо поужинал?

— Да, мама, — ответил ребенок, с любопытством глядя на благородного гостя.

— Теперь ты можешь поиграть на ковре, а потом ляжешь спать. Октавия, подай нам аперитив. Я выпью портвейн. А вы, дорогой друг?

— Портвейн, охотно.

— Я тоже выпью немного! — воскликнула довольная Розетта.

Она очень хотела побыть в обществе своей хозяйки, лорда Брунела и мадемуазель де Беснак. Розетта уже представляла себя в длинном парчовом платье, отделанном золотыми кружевами.

— А ты, вместо того чтобы зыркать по сторонам, иди на кухню! Будешь мне помогать! — прикрикнула на нее Октавия. — И вместо портвейна получишь воду, разбавленную сидром. С тебя будет достаточно!

— Я пошутила! — солгала Розетта, сожалея о том, что должна идти за Октавией в кухню.

И все же Розетта удостоилась чести подать знаменитый аперитив, что и сделала с образцовой прилежностью.

— Вам еще подадут тартинки, — сообщила она, — к редису.

— Спасибо, это мое любимое лакомство, — обрадовалась Жерсанда.

Вечер обещал быть оживленным и очень приятным. В открытые окна просторной гостиной врывался ветерок, наполненный ароматами цветов, которые первыми расцвели в городе. В золотисто-розовом небе стремительно порхали ласточки, испуская пронзительные крики. Они то камнем летели вниз, то взмывали ввысь, в зависимости от своих безумных прихотей.

Нисколько не боясь досадить экстравагантной хозяйке дома, Анжелина села на ковер рядом с Анри и принялась вместе с ним играть в кубики. Она соорудила пирамидку, которую ребенок тут же сломал с радостным смехом.

Это умилительное зрелище растрогало Малькольма Брунела. Он закурил сигару и, держа бокал с портвейном в руке, любовался молодой женщиной и малышом.

— Ваша жизнь спокойна и полна радости, — наконец, обратился он к Жерсанде. — Я уеду, нисколько не волнуясь о вашей судьбе, мой дорогой друг.

— Для полного счастья не хватает только моего сына Жозефа. В последнем письме я рассказывала вам, как мне хочется найти его, восстановить наши отношения. Теперь его зовут Луиджи. Он музыкант. Где он сейчас бродит? В каком краю?

— Если на то будет воля Божья, он вернется к вам. Я понимаю ваше нетерпение, знаю, что вы не перестаете надеяться, — заметил лорд. — Я верю в Провидение. Вы вновь увидите вашего Жозефа. В своих письмах вы упоминали невероятный случай, благодаря которому он встретился с Анжелиной. В этом надо видеть знак судьбы.

Лорд неумело выговорил имя молодой женщины и тут же рассыпался в извинениях.

— Мне немного трудно произносить ваше имя.

— Ну, оно не сложнее имени Виктория и других имен вашего дорогого Альбиона, — заметила старая дама.

— Мою прабабушку звали Дезирадой, — сообщила молодая женщина. — Это от нее я унаследовала столь редкий цвет глаз.

— Право, я никогда прежде не видел глаз цвета аметиста, — согласился гость. — Дезирада, Анжелина…

Лорд старательно выговаривал имена, стараясь не искажать звуков, что рассмешило Жерсанду.

— Как я рада вас видеть, мой друг! — вздохнула она. — Вы приготовили для меня чудесный сюрприз. Какой же вы внимательный! Ведь вы подумали обо мне, когда ехали в Люшон, город, славящийся своими водами. Впрочем, наша повитуха прекрасно знает этот город, не так ли, Анжелина?

— Повитуха? — переспросил лорд Брунел.

— В нашем краю меня все так зовут. Это слово означает «акушерка». Мадемуазель наверняка говорила вам, что я акушерка.

— Да, разумеется. В Англии, вас, несомненно, называли бы Энджи. Вам подошло бы такое имя.

Тон, которым лорд произнес это уменьшительное имя, восхитил хозяйку дома. Она повторила вслед за ним: «Энджи» и захлопала в ладони.

— Очаровательно! А как оригинально! Что ты об этом думаешь, Анри? Анри, Энджи! К тому же это рифмуется.

Анжелина в недоумении пожала плечами. Но малыш в то же мгновение громко воскликнул: «Энджи!», показывая пальцем на свою настоящую мать.

— Я люблю тебя, — добавил он со счастливой улыбкой. — Давай еще немного поиграем…

— Конечно! — воскликнула Анжелина, ощущая себя на седьмом небе от счастья.

Октавия и Розетта бесшумно вошли в гостиную и стали накрывать круглый стол. Вскоре натертая до блеска деревянная столешница была покрыта узорчатой скатертью. Они поставили фарфоровые тарелки с цветущими розами и золотой каймой, а также тонкие хрустальные бокалы и разложили серебряные столовые приборы. Из кухни доносились дразнящие ароматы, что только усилило эйфорию лорда Брунела.

— Во Франции понимают толк в еде, — заявил лорд. — В прошлом году я тоже ездил на воды, только в Виши. Там я нашел великолепный ресторан. Мадемуазель Энджи, не могли бы вы мне порекомендовать какое-нибудь хорошее заведение в Люшоне?

— Боже, нет! Мне это трудно сделать, милорд, — ответила Анжелина, грациозно вставая. — Я провела в Люшоне только один вечер и одну ночь при весьма тягостных обстоятельствах. Мадемуазель смеется надо мной, утверждая, что я хорошо знаю город.

— Надо завалиться в «Отель де Франс»! — воскликнула Розетта и тут же прикусила нижнюю губу. — Простите, вам стоит остановиться в этом отеле, милорд. Хозяин готовит самые лучшие омлеты в мире.

Вмешательство Розетты вызвало у Анжелины беспокойство. Она спрашивала себя, при каких обстоятельствах девушка могла есть эти омлеты, она, которая, одетая в лохмотья, просила милостыню на паперти. Ответ Анжелина узнала позже, когда они вдвоем шли по улице Мобек.

— Спасибо, Розетта, — оборвала девушку Жерсанда. — Октавия, я проголодалась. Все готово?