Железная маска - Ладусет Эдмон. Страница 3

Владелец постоялого двора, вновь дрожа от ужаса, упал на колени рядом со своей женой и молитвенно сложил руки, в отчаянии восклицая:

— В нашем доме король! Мертвый! Убитый!..

Однако Фариболь не столь легко терял присутствие духа. Он, быстро стряхнув оцепенение, пожал плечами, подкрутил ус и, казалось, одними лишь этими простыми жестами успокоил несчастного.

— Замолчи, мошенник! — приказал он ему. — Король жив и, тысяча чертей, только потому, что мы вовремя помешали его убить. Давай, Мистуфлэ, попробуем привести его в чувство. Хорошо, если, придя в себя, он увидит нас коленопреклоненными перед его ложем и покорными его воле.

Оба они встали на колени перед распростертым юношей. Фариболь осторожно расстегнул ему камзол, а Мистуфлэ смочил ему губы содержимым принесенной бутылки. Вскоре монсеньор Людовик пришел в себя, приподнялся на локте и посмотрел по сторонам.

— Где я? — спросил он.

— Сир, — почтительно ответил Фариболь, — вы у ваших верных подданных, готовых защищать вас до последнего вздоха.

Юноша встал и произнес:

— Да, да! Теперь я вас узнаю. Вы те два бандита, виновные в похищении мадемуазель де Бреванн и в несчастье, постигшем оруженосца графа.

— Сир, — пробормотал Мистуфлэ, дрожа всем телом, — у вашего величества превосходная память…

— Да, не жалуюсь, а потому помню и то, что обязан вам жизнью. Я готов простить ваши преступления, если вы поклянетесь исправить причиненное вами зло и впредь верно служить мне.

— Клянемся! — хором ответили два приятеля. -И если ваше величество…

— Но почему вы именуете меня этим титулом?

— Сир, — ответил Фариболь, — прежде чем злосчастная судьба превратила нас в… бродяг, мы оба служили в королевских войсках, и ваш августейший облик навсегда запечатлелся в нашей памяти и наших сердцах. Но если ваше величество предпочитает хранить инкогнито, мы, конечно же…

— Помилуйте, вы действительно принимаете меня за Людовика XIV, короля Франции?

— Ваша милость, я слишком часто видел его лицо и фигуру, слышал его голос, чтобы сейчас ошибиться. Обычное сходство не могло бы ввести меня в заблуждение, Да оно и не бывает столь разительным между двумя человеческими существами, если только они не братья…

— Братья! — побледнев, воскликнул юноша.

Затем, задумчивый и мрачный, он долго мерил шагами залу, но в конце концов остановился перед своими нечаянными спасителями и сказал:

— Честью клянусь, что вы ошибаетесь. Я всего лишь ничем не знаменитый дворянин, тайна рождения которого сокрыта для него самого… Это загадка… Я — загадка! Но если окажется правдой то, что я подозреваю… что ж, тогда я смогу определенно сказать вам: я не только не король Франции, но и имею все основания быть ему врагом!

Его слушатели невольно вздрогнули от этих слов, а хозяин гостиницы, внезапно догадавшись, воскликнул:

— Это монсеньор Людовик! Боже, помилуй нас!

— Чем вызван ваш испуг? — спросил у него юноша.

— Мы погибли, монсеньор! — еле выговорил несчастный. — По приказу графа де Бреванна всякий, увидевший вас или заговоривший с вами, карается смертью.

— Ах так! — воскликнул юноша с ноткой торжества. — Это лишь доказывает, что я не ошибался! Значит, я…

Но ему не удалось закончить фразу: дверь распахнулась от сильного удара, и в залу ворвался граф де Бреванн в сопровождении вооруженных мушкетами слуг. Граф был без шляпы, его одежда была в беспорядке. Он быстро прошел в середину залы и, указывая на Фариболя, Мистуфлэ и хозяина гостиницы, приказал:

— Стреляйте в этих людей!

Однако, прежде чем люди графа успели навести свои мушкеты, оба авантюриста бросились вперед, схватили графа за руки и закрылись им, словно живым щитом.

Слуги в растерянности опустили оружие. Граф же, не изменившись в лице, громко повторил:

— Исполняйте приказание! Стреляйте, и ничего не бойтесь! Огонь! Огонь, вам говорят!!

Видя, что импровизированные солдаты уже готовятся исполнить столь энергичный приказ, Мистуфлэ обнажил шпагу, но монсеньор Людовик схватил его за запястье:

— Спрячь шпагу.

Затем он спокойно встал между слугами и графом и сказал:

— Возможно, месье графу угодно, чтобы его слуги заодно прикончили и меня?

— Монсеньор! Монсеньор! Не рискуйте так! — взмолился граф. — Отойдите, прошу вас!

— Тогда прикажите своим людям удалиться, — ответил Людовик и с гневом добавил: — Или вы желаете, чтобы я сказал им, кто я такой?

Графа словно ударили:

— Как? — воскликнул он. — Вы знаете?

— Да, знаю, несмотря на все ваши старания скрыть это от всех, в том числе и от меня самого… Так что отныне и впредь позвольте мне пользоваться правами, исконно мне принадлежащими.

Граф склонил голову в знак согласия, а монсеньор Людовик, повернувшись к слугам, сказал:

— От имени графа де Бреванна приказываю вам забрать тело шевалье де ла Бара и вернуться в замок! Вы же, — продолжал он, обращаясь к хозяину постоялого двора и его жене, — запритесь в своей комнате и до утра не покидайте ее.

Слуги поспешили исполнить приказ. Когда они удалились, юноша подошел к почти сломленному происшедшим графу, без сил сидящему на стуле, и сказал:

— Господин граф, до сегодняшнего дня я подчинялся вашей воле с поистине сыновней почтительностью, но настало время, когда я должен вернуть свои законные права и занять подобающее мне место среди людей… Этой же ночью я отправляюсь в Париж, в Лувр, к королю!

— Несчастный! — с отчаянием в голосе воскликнул граф. — Вы идете на верную смерть!

— Пусть! — ответил юноша. — Зато народ Франции узнает, что им правит недостойный король, желавший смерти собственного брата.

— Гром и молния! — тихо проговорил потрясенный Фариболь. — Брат короля!

— Да, я брат короля Франции! — ответил монсеньор Людовик, по-прежнему обращаясь к графу. — Но мне необходимо веское, неопровержимое доказательство этого, и оно у вас есть. Дайте мне его, господин граф! Я готов получить его любой ценой, но прошу вас, будьте благоразумны и отдайте добровольно!

— Никогда! — вскричал граф. — Повторяю вам -никогда! Отдать вам просимое означает для меня нарушить слово дворянина!

— Послушайте, граф. Несколько часов назад с королевской почтой вы получили некое письмо, важность которого легко угадывалась по вашему лицу, когда вы его читали. Отдайте мне это письмо, граф, ведь я предупредил, что все равно получу его.

— Нет! — воскликнул граф, инстинктивно кладя руку на карман камзола.

— Ей-богу! — быстро сообразил Фариболь. — Кажется, оно у негр с собой.

— Обыщите его! — приказал монсеньор Людовик.

Пока Мистуфлэ держал сопротивляющегося графа, Фариболь со знанием дела обшаривал камзол последнего.

— Монсеньор! — взмолился граф. — Подобное бесчестье хуже смерти!

— Нашел! — вдруг крикнул Фариболь и в доказательство своих слов помахал письмом в воздухе.

Дрожащими от волнения руками юноша взял письмо, развернул его и прочел. В глазах его блеснули слезы и срывающимся голосом он спросил:

— Ужели, граф, вы столь жестокосердны, что могли скрыть от меня столь важное и печальное известие?

— Я действовал согласно своей совести, чести и данной клятве, — гордо ответил граф.

— Тем не менее вы не могли не прислушаться к горячей мольбе, изложенной в этом письме.

Сказав это, юноша вновь прочел письмо, на этот раз вслух:

«Граф!

Прошу Вас без промедления явиться ко мне. Вскоре мне суждено предстать перед Тем, кто равно судит и простых смертных и сильных мира сего по делам их. Мне страшно. Я желаю увидеться с сыном своим, от коего отреклась когда-то, а теперь буду молить его о прощении. Приезжайте, приезжайте оба! Я умираю!

Анна Австрийская».

— Королева-мать! — снимая шляпы, воскликнули Фариболь и Мистуфлэ.

Воспользовавшись возникшим замешательством, граф одним прыжком оказался рядом с Людовиком, вырвал из рук юноши письмо и бросил его в камин. Оно мгновенно превратилось в пепел.

— Что вы наделали, несчастный? — вскричал монсеньор Людовик.