Звезда морей - О’Коннор Джозеф. Страница 51

— Сэр, начальник тюрьмы велел мне смазать цепь, сэр.

Эта ложь предрешила его побег. Тень его уже отделилась от тела и перемахнула через стену, которую он так долго изучал. Того, кто осмелился обмануть надзирателя, на два месяца сажали в подвал, в камеру немногим просторнее гроба. Или Малви перелезет через стену, или труп его срежут с копья. Но завтра он не проснется в Ньюгейте.

— Смазать, говоришь?

— Сэр, да, сэр. Цепь нуждается в смазке, сэр. Иначе не будет работать, сэр.

— Мне он ничего не говорил про смазку.

— Сэр, если вам так угодно, я не стану этого делать. Но лучше уточните у начальника тюрьмы, сэр. Я не хочу неприятностей, сэр. Он был настроен весьма категорично, сэр.

— Категорично?

— Сэр, да, сэр.

— Что это значит?

— Сэр, это значит «решительно», сэр. Он хотел, чтобы приказ был исполнен, сэр.

— Умный, да?

— Сэр, не знаю, сэр. Как скажете, сэр.

— Умный для жалкого выблядка больной ирландской шлюхи. Кто ты такой?

— Сэр, жалкий выблядок, сэр.

— Кто была твоя мать?

— Сэр, больная ирландская шлюха, сэр.

— Хватит бездельничать, прыщ паршивый, раз он был решительно настроен, так его разэтак. То-то ты ему задницу лижешь.

Молох отошел, уставился в небо. Малви быстро разулся. Дрозд вспорхнул на карниз. В церкви запели новый гимн.

Господь — наша помощь ушедших веков,
Надежда на годы грядущие,
Пристанище наше от бурь и ветров
И наше предвечное сущее [62].

Малви подобрал камень, бесшумно подошел к надзирателю и с силой ударил его по затылку. Шотландец осел, точно порванный мешок с дерьмом, Малви принялся молотить его камнем по лицу, пока у жертвы не ввалились скулы и левый глаз не лопнул, как расколовшееся яйцо. Надзиратель попытался было позвать на помощь, но Малви наступил ему на шею и пошевелил ступней, словно давил змею. В горле у шотландца забулькало; он взмолился о пощаде. Малви так и подмывало отказать ему в этой просьбе, пусть помучается перед смертью, но он сказал себе, что подобная бессмысленная жестокость ниже его достоинства. Он присел на корточки, прошептал на ухо своему умирающему насильнику покаянную молитву и с силой врезал камнем по тому, что еще оставалось от его лица.

Окунув палец в кровь жертвы, он нацарапал на пыльной каменной плите строки из Мильтона.

К Добру стремиться мы не станем с этих пор.
Мы будем счастливы, творя лишь Зло,
Его державной воле вопреки.

Затем он расстегнул и снял с надзирателя ремень, закрепил петлей на конце приводной цепи. Размахнувшись что было сил, подбросил цепь. Та тяжело полетела вверх, брякнула о стену. Рухнула с тошнотворным лязгом. Со второй попытки Малви удалось забросить цепь с ремнем на стену. Малви дернул цепь. Та поползла. Ремень застрял меж зубцов.

Он разбежался и каким-то чудом вскарабкался едва ли не до самого конца цепи. Хватался за ее толстые звенья, упирался босыми ногами в стену. Уцепился за опоры. Налетевший ветерок медленно поворачивал копья. Те мгновенно изрезали Малви ладони, но он упрямо висел, подвигаясь — раскачиваясь — на верху стены, пока наконец не взобрался на ржавый протекающий бак. Оперся ступней о грязный обод. Бак со скрежетом подался под его тяжестью. Руки у Малви дрожали. Ладони гудели. Он бросился на верх стены, бак рухнул во двор. Малви перелез через стену и упал на землю, обливаясь кровью и ржавой водой.

Он поплелся к реке, оставляя за собой кровавый след, точно недорезанный боров. Добравшись наконец до берега, он почувствовал, что вот-вот лишится чувств. Все бесполезно. Ему не уйти. Вдали засвистели полицейские, и Малви по переулкам и проезжим дорогам направился обратно к Ньюгейтской тюрьме, прихватывая в садах за домами сохнущую на веревках одежду. Рабочий комбинезон. Старую солдатскую шинель. Он туго перебинтовал руки, чтобы остановить кровь, и побрел дальше, голова у него кружилась от страха. Он вдруг сообразил, что не все потеряно. Если продержится еще пять минут, его уже не поймают. Никогда не поймают. Он ковылял к тюрьме. Черная громада Ньюгейта маячила впереди, точно призрак из сказки. Скорее в тюрьму. Только тюрьма. Завидев наконец ее решетки, Фредерик Холл понял, что отныне он свободный человек.

Всю ночь он провел с побирушками у ворот, время от времени стучал в дверь, умолял впустить его. Он пробыл там неделю, пока раны не начали заживать.

Чем сильнее он стучал в дверь, тем злее ему отвечали: убирайся прочь.

Глава 21

ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ

Дальнейшие злодеяния Пайеса Малви, или Ньюгейтского чудовища, его издевательства над законом и прочие темные дела

О зверском убийстве писали газеты. Подробности, как правило, замалчивали или подвергали цензуре: женщинам и детям ни к чему читать подобные ужасы. В одних статьях жертву называли «отцом семейства», в других — «старым служакой» и «истовым уэслианином, трезвенником, поступившим на государственную службу, дабы помочь несчастным». Малви не сомневался, что шотландец действительно был таков — и много каков еще. Его ничуть не удивляло, что тот занимался благотворительностью. Масса невежд охотно швырнет тебе пенни, чтобы с ухмылкой посмотреть, как ты наклонишься его подобрать.

Его описание тоже напечатали, и оно, как у погибшего, было точным, хоть и неполным: «Хладнокровный коварный убийца, отпетый негодяй, “одинокий волк”, готовый наброситься на ничего не подозревающую жертву». Все это ничуть не оскорбило Малви. Он и сам порой считал себя таковым, к тому же в любой истории должен быть герой и злодей.

Вот только в этой истории злодея было два, а не один. Описание относилось и к убийце, и к жертве.

На улицах Лондона появились плакаты, сулившие двадцать фунтов тому, кто изловит или пристрелит беглеца. С рисунка смотрело лицо убийцы: глазки-щелочки, обезьянья челюсть, оскал Вельзевула, но Малви различил в нем намек на собственные черты. Художник поступил так же, как сочинитель баллад, — так же, как поступают историки, полководцы, политики и все, кто хочет спать спокойно, не ведая угрызений совести. Одно преувеличил, другое преуменьшил. Не винить же его за то, что он делает свою работу.

Со всего королевства, из всех больших городов приходили известия о том, что там видели «Фредерика Холла, Ньюгейтское чудовище» — отовсюду, кроме лондонского Ист-Энда: здесь расправа над тюремным надзирателем даровала преступнику Свободу Уайтчепела. Убийца вернулся в свой старый шумный квартал, затерялся в его лабиринтах и катакомбах. Теперь его звали «Пайес Малви из Арднагривы».

Каждый день он воровал газету, чтобы узнать о новейших появлениях Чудовища. Ходили слухи, что его видели в глуши на севере Шотландии, в трущобах Ливерпуля, на кладбище близ Дувра, где он зубилом сбивал с себя кандалы. По обвинению в преступлении арестовали шестерых бедняков, и пятеро из них, к стыду полиции, которую бедняки и без того ненавидели, после допроса с пристрастием сознались в содеянном (шестой, как выяснилось, бежал из манчестерской тюрьмы, переодевшись любовницей капеллана).

Постепенно подробности случившегося в тот вечер просочились в бульварную прессу. Солидные ежедневные газеты тоже опубликовали их — якобы осуждая более популярных конкурентов. Начертанные кровью жертвы страшные строки вызвали бурю домыслов, как и рассчитывал написавший. Разве хоть кто-нибудь в здравом уме, намереваясь бежать из тюрьмы, потратит на это время? И что значат эти жуткие строки? То, что в нем сказано, выдумка или было на самом деле? По Ист-Энду пошли слухи, что Фредерик Холл — вымышленное имя. На самом деле убийцу зовут иначе. Надзирателя убил его же товарищ, чью жену тот соблазнил. Убийца — член правящей династии, какой-нибудь герцог-сифилитик, дальний родственник королевы, у которого во время посещения тюрьмы вдруг помутился рассудок. Убийство — ритуал масонского культа, к которому принадлежал убитый надзиратель. (Последний слух разошелся еще шире, когда вдова погибшего подтвердила в интервью газете, что ее муж действительно состоял в масонской ложе. А когда глава ложи в интервью опроверг этот слух, тот и вовсе сочли истинной правдой.)