Гроза 3 - Чекоданов Сергей Иванович. Страница 40

Отец где-то на севере в районе Гамбурга. Там пока тихо, если не считать английских бомбeжек. По крайней мере, он так утверждает в письме присланном более месяца назад. Но стоит ли верить словам, предназначенным для успокоения родных. Гофман сам два года подряд сообщал домой, что служит при батальонной кухне. Не решился рассказать правду матери и после демобилизации по ранению. Только отцу известно, что его сын был разведчиком. Даже обе сестры об этом не знают, хотя догадываются, что у котла их брату стоять не приходилось. У самих мужья в солдатах, и им точно так же, как матери, приходится вчитываться в скупые мужские строки, выискивая в них правду. У Терезы, старшей сестры, муж в корпусе Роммеля где-то в Италии. Там, действительно спокойно, англичане ещe не решились на высадку, а русские пока что заняты в Хорватии. Младшей, Магде, повезло меньше. Мало того, что еe Ганса забрали через неделю после свадьбы, не успела насладиться всеми прелестями супружества, так вдобавок ко всему он попал в зенитные части, расположенные в Берлине. А что там творится прекрасно видно по громадному чeрному облаку. Командир батальона говорил, что горят собранные под столицей запасы горючего, последние запасы.

По приказу фюрера большую часть танков начали закапывать в землю, бензина для них всe равно нет. Самолeты ещe летают, но и их с каждым днeм становится всe меньше и меньше. То ли их перебрасывают куда-то в Баварию, где по заверениям доктора Геббельса строится «неприступная крепость, об которую большевики разобьют свои бараньи головы», то ли, как утверждает народная молва, большая часть асов Геринга уже отчитывается перед богом.

Сам Гофман всe больше склоняется ко второму варианту. Как ни страшно это осознавать, но война уже проиграна. Большинство солдат считает, что пора заключать мир, пока ещe есть возможность поторговаться. Если же русские возьмут Берлин, то они смогут потребовать выполнения самых жeстких условий. Вот только, захотят ли они идти на переговоры. Фюрер в самые первые дни нападения на Советский Союз наговорил о целях войны против большевиков и про самих русских такого, что те объявили его военным преступником и пообещали повесить, как только он попадeт им в руки. Среди солдат Восточного фронта ходят упорные слухи о том, что где-то под Москвой уже построили виселицы для самого фюрера и всех его министров. Откуда взялись эти слухи Гофман не знает, но вроде бы русские в одной из листовок писали об этом. Правда, саму листовку никто из сообщавших об этой затее большевиков в руках не держал. Да и русские пропагандисты, надоедающие солдатам Вермахта своей болтовнeй, ничего подобного не говорили.

Дом, действительно, пострадал меньше других окрестных зданий. С тыловой стороны даже стeкла уцелели, чего нельзя было сказать о других домах этой улицы, да и соседней тоже. Гофман приоткрыл дверь чeрного хода, прислушался к царящим внутри подъeзда звукам. Если отбросить далeкие разрывы артиллерийской канонады и перестук пулемeтов, то оставалась тревожная тишина, вызывающая у ефрейтора Гофмана щемящее чувство тревоги. Отвык он от тишины, уже и засыпать трудно, если не постреливают неподалeку винтовки и не гудит земля от непрерывных разрывов, непрекращающихся даже по ночам. Ефрейтор протиснулся внутрь, шагнул на лестницу, преодолел несколько ступенек, когда над ухом раздался голос.

- Стой где стоишь. Оружие на пол положи и руки подними вверх.

Голос говорившего показался Гофману знакомым. Только один человек, из известных ему, так растягивал слова в середине и обрывал их в конце. Ефрейтор выполнил требования остановившего его человека, медленно повернулся в сторону, с которой раздавался приказ, и поприветствовал бывшего сослуживца.

- Ну, здравствуй, фельдфебель Шнитке.

- Гофман, ты?! - Поразился тот встрече. - Что ты тут делаешь?

- То же, что и ты. - Ответил ефрейтор своему бывшему командиру. - Выполняю приказ командования.

- Какой приказ? - Шнитке всегда туго соображал, особенно если обстановка менялась быстро и возникали ситуации, с которыми ему не приходилось сталкиваться ранее.

- Мне приказали занять позицию в этом доме и прикрыть огнeм пулемeта штурмбанфюрера с его свитой.

- Кто приказал? - Шнитке никак не мог сообразить, что понадобилось в этом доме его бывшему подчинeнному и как он вообще сюда попал.

Насколько помнил обершарфюрер Шнитке, ефрейтор Гофман отправился в госпиталь с тяжeлым ранением ноги сразу после прорыва из окружения. Их тогда отвели в тыл, расселили в казармах какого-то учебного полка, дали время привести себя в порядок и успокоится. А потом подвергли нудной и унизительной проверке. Оказывается, прорвавшись из Варшавского котла, они нарушили приказ фюрера, требовавшего удерживать бывшую польскую столицу до подхода подкреплений. Самого Шнитке допрашивали пять раз. И только убедившись, что ни сам фельдфебель Шнитке, ни солдаты его взвода ничего не знали об этом приказе Гитлера, бывшего командира разведывательного взвода оставили в покое. Как и остальных солдат и унтер-офицеров группировки Зейдлица. С офицерами разговор был более длительный, но в конце концов перестали терзать подозрениями и их. Только генерал Зейдлиц отправился под трибунал. Поначалу его приговорили к расстрелу, но затем фюрер заменил смертную казнь на разжалование в рядовые и отправку в штурмовой батальон. Офицеров и солдат раскидали по другим частям, постаравшись сделать это так, чтобы в одно подразделение не попадали бывшие сослуживцы. Зачем это делалось, Шнитке так и не понял. Чем был плох его взвод, в котором он за полтора года службы хорошо изучил всех солдат с их достоинствами и недостатками и прекрасно знал, что кому можно поручить. А пришлось тратить время на неумех из учебного полка, которые только по недоразумению назывались солдатами. Впрочем, даже из них фельдфебель Шнитке сумел сделать что-то похожее на бывших разведчиков из его взвода.

Правда, долго Ганс Шнитке в учебном полку не задержался, ибо смогла исполниться его заветная мечта. Рейхсфюрер объявил дополнительный набор добровольцев в дивизии Ваффен СС. Уже без обмера черепов и изучения предков до седьмого колена. Нужны были солдаты, взамен полeгших на фронте, и фельдфебель Шнитке прекрасно подошeл по самым важным для начала сорок второго года параметрам - наличию боевого опыта и искреннего желания служить именно в частях СС. Сослуживцы по учебному полку поглядывали на него с недоумением, некоторые вертели пальцем у виска, но Шнитке это не остановило. Пусть, потери в дивизиях СС выше чем в обычной пехоте Вермахта, но желание стать одним из паладинов «Чeрного ордена» притупляло остатки чувства самосохранения. Геройски погибнуть на фронте всe же почетней, чем быть погребeнным заживо под развалинами казармы, что и произошло с учебной ротой, в которой Шнитке муштровал новобранцев.

Всe-таки бог есть. Шнитке попрощался с теми немногочисленными сослуживцами по батальону, с которыми у него были более-менее приятельские отношения, закинул за плечо трофейный русский вещмешок, успел отшагать большую часть пути до ворот части, когда загудели сирены воздушной тревоги и пришлось прятаться в бомбоубежище. Через полчаса тревожного ожидания было разрешено покинуть приспособленный под укрытие подвал. Шнитке выбрался наружу и обнаружил дымящиеся развалины на месте казармы, бывшей ему домом последние месяцы. Под мешаниной битого кирпича были погребены две роты учебного батальона, не успевшие покинуть казарму до начала бомбeжки. Фельдфебель тогда перекрестился впервые за всe время службы в армии, пробормотал слова молитвы, накрепко вбитой в голову материнскими оплеухами, и решительно двинулся в сторону выхода из военного городка учебного полка.

В «Лейбштандарт» его, конечно, не взяли. Туда по-прежнему подбирали по внешним данным. Но в «Бригаду особого назначения», сформированную по личному указанию группенфюрера Гейдриха, приняли с радостью. Главным критерием подбора при зачислении в эту часть было участие в боях на Восточном фронте. Фельдфебель Вермахта, имевший в послужном списке должность командира разведывательного взвода, подходил как нельзя лучше.