Гроза 3 - Чекоданов Сергей Иванович. Страница 96

Поначалу и они сами собирались устроиться на одном из этих складов, но потом передумали. Оборонять их Гофман с подчинeнными не собирался, да и сил на это не было. А уйти незаметно по открытому полю, протянувшемуся со стороны немецких позиций, было проблематично. Это русским с их стороны удобно. Вынырнул из оврага, пару десятков метров под прикрытием кустарника прополз и ты уже под стенами.

И если Гофману не изменяет зрение, то именно это они сейчас и делают. Тихо свистнул Векман, показывая, что он тоже заметил это движение. Гофман поднял бинокль и приготовился считать. Один, два... На полутора десятках пришлось остановиться и нырять под прикрытие кустов. Противник забрался внутрь, осмотрелся, устроился у ближайшего окна и занялся тем же самым, что и Гофман со своими людьми, то есть наблюдением за окрестностями. Но наблюдение это полбеды, в соседнем окне русские начали устанавливать тяжeлый, но очень эффективный станковый пулемeт. А это уже ответ на главный вопрос, что они собираются делать? В разведывательный рейд тяжeлый станкач с собой не потянут. Значит, будут оборудовать опорный пункт. А уверенные действия подтверждают, что здание внутри уже обследовано, мины, если были, сняты, а самое главное - внутри кто-то из русских уже был. Поэтому они поступили абсолютно правильно, что не попeрлись в сторону этого склада занимать такую удобную позицию. Уже валялись бы где-нибудь в глухом тупичке с перерезанными глотками.

Конечно, Векман с Граве втихомолку обсуждают планы сдачи в плен, да и старик Мильке в последнее время очень часто крутится в их компании. Но вряд ли передовой дозор будет разбираться с их намерениями, в расход - и все проблемы. Если уж сдаваться в плен, то тыловым подразделениям, те в горячке боя не пристрелят и нож в печень не воткнут. Остаeтся надеяться, что солдаты его отделения прекрасно это понимают.

Страх плена в последнее время изрядно ослаб. Всe же быть живым, пусть и в Сибири, намного лучше, чем валяться в придорожной канаве с простреленной головой или вываленными внутренностями. Тем более, что зима позади - снег даже в Сибири должен закончиться, а обычной работы Гофман не боится. В крайнем случае можно покидать снег, расчищая дорогу на Чукотку. Кажется, именно это обещал доктор Геббельс в последней программной речи.

Клаус, как всегда, воспринимал все страшилки министра пропаганды с круглыми от ужаса глазами. Ну ещe бы - сугробы выше человеческого роста и злые охранники верхом на голодных медведях - прекрасный сюжет страшной сказки. Векман смеялся до слeз, старик Мильке только качал головой от удивления, Граве усугублял сказанные в передаче глупости подробностями о кормeжке ездовых медведей. Мол, потребляют только немцев, и только членов партии, в крайнем случае Гитлерюгенда или Союза немецких девушек. Девушек, правда, перед этим... Но вынужден был умолкнуть под тяжeлым взглядом деда Клауса.

Но смеются они зря. Доктора Геббельса нужно уметь слушать. Говорит он много такого, о чeм лучше было бы промолчать. Вот изо всех сил пугают ужасами плена. А почему? Да просто потому, что желающих сбежать от войны просто-напросто задрав руки в гору стало столько, что это уже опасно для существования армии. А вопли о «предателях осквернивших себя службой врагу» подтверждают слух о том, что на стороне русских воюют целые немецкие части.

Отсюда следует, что и слышанная ими английская передача о награждении генерала Зейдлица советским орденом тоже правда. Чтобы не кричало радио по поводу провинившегося перед фюрером генерала, сам Гофман относился и относится к своему бывшему командиру дивизии с глубоким уважением. Прежде всего за то, что тот спас ему жизнь в том котле под Варшавой. В то время он ещe верил фюреру и непременно бы погиб, отстреливаясь до последнего патрона. Наверное, фюреру это нужно. Но самому Гофману абсолютно не хочется сложить голову в этой никому не нужной войне. Он ещe надеется вернуться домой и доучится в университете.

Осталось только найти способ «пропасть без вести». Хотя чего проще. Выйти вон к тому кустарнику, который наверняка останется в стороне во время русской атаки, в реальности каковой Гофман ни минуты не сомневался, и отсидеться там до того момента, когда всe закончится. Ни Векман, ни Граве против не будут. Мильке не согласится. Клаус остался в расположении батальона, а внука старик не бросит. Есть, конечно, вариант отправить старика с донесением в батальон, а самим тихо исчезнуть. Но не оскотинился Гофман ещe до такой степени, чтобы бросать на гибель боевого товарища, даже если он глупый сосунок пятнадцати лет от роду.

Придeтся ждать дальнейших действий противника и думать, как остаться в живых самому и сохранить жизни своих подчинeнных.

А русские обустраивали позицию со всем тщанием. Вот связисты протянули внутрь провод. Вот в одном из окон показался человек с чем-то очень похожим на снайперскую винтовку. Гофман вжался в землю, моля бога о том, чтобы обладатель этого оружия не посмотрел в их сторону. Но пронесло. Снайпера больше интересовали позиции их батальона, чем то, что творились практически у него под носом. Наверное, не опытный ещe.

А вот в первом окне человек с биноклем поднeс к уху трубку полевого телефона. Корректировщик. Этот намного опаснее снайпера. И если им придeтся воевать, то он станет целью номер один. Первой и, наверняка, последней. Уйти с этого места им не удастся ни в коем случае. Ну, разве что сказочно повезeт. Хотя, самого себя Гофман к везунчикам отнести не может, потому-то надеяться и не стоит.

Конечно, если бы противник ограничился одной пехотой, то можно было бы попытаться обстрелять их из пулемeта и тут же отойти, благо длинная и глубокая канава, предусмотрительно выбранная ими в качестве наблюдательного пункта, позволяет это сделать. Но если Гофману не изменяет слух, а жаловаться пока не приходилось, то слышит он ничто иное, как звук работающего танкового двигателя. И геройствовать уже поздно. Не было бы поздно уносить отсюда ноги?

Гофман осторожно сполз в канаву и махнул рукой в сторону позиций своего батальона. Разведка завершена, осталось донести столь бесценное знание до своего комбата. Пусть и он ощутит весь ужас ситуации.

Капитан Казаков осматривал позиции противника с захваченного его бойцами опорного пункта. Ну, как захваченного? Противника на момент захвата в общем-то тут не было. Были многочисленные «подарки» в виде столь любимых немецкими сапeрами прыгающих мин. Ловушка для дураков, его бойцы могут и похитрее сделать. Год уже воюют, всякого насмотрелись. Немного настораживало, что не было немецких солдат, хотя многочисленные следы их пребывания, и долгого пребывания, присутствовали. А вот самих солдат не было. Да и разведгруппа противника, которая старательно наблюдает за ними уже двадцать минут, выбрала для наблюдательного пункта, как бы не самое неудобное место в округе. А почему? А потому что внутри этого склада они не были. Иначе знали бы, что так понравившаяся им в качестве укрытия канава на самом деле просматривается из дальних окон более чем наполовину. И возникни у него, капитана Казакова, желание не дать им уйти, то снайпер, которого они несомненно заметили, так активно тот подставлялся под наблюдение, уже прореживал бы их ряды. Зная Батюра, можно с уверенностью сказать, что никто из них живым бы не ушeл.

Но надо, чтобы ушли. И передали своему командованию о происходящем на этом конце пустыря. Со всеми страшными подробностями передали. Сейчас вот танковым двигателем пошумим - пусть услышат. Услышали! И сделали необходимые выводы! Начали старательно отползать, торопятся донести своему командованию плохие новости. Пристрелить что ли парочку? Батюр только ждeт команды. Нет, не стоит.

Получается, что разведгруппе внутренности склада не знакомы. Что это значит? Что солдаты из нового пополнения. Вполне возможно. Но зачем посылать в разведку незнакомых с местностью людей? Можно ведь найти кого-нибудь, кто тут уже был. И зачем было убирать пост, стоявший тут как минимум неделю? А также старательно усеивать всe минами, на которых и свои подорваться могут.