Путь к сердцу - Лафой Лесли. Страница 9

Мадди сосредоточила внимание на созвездии Кассиопеи.

— Что ж, я полагаю, в рапорте изложена и суть происшедшего.

Он повернул голову и пригляделся к Мадди в сгустившейся темноте.

— Я порядком насмотрелся на хладнокровных убийц, Ратледж, но, кажется, вы не относитесь к такому типу. Это был несчастный случай или самозащита?

— Скорее последнее. — Она слегка вздрогнула, прежде чем добавить: — Но мнение судьи и присяжных оказалось решающим.

— Ваша семья не наняла вам приличного защитника?

— К сожалению, у меня нет семьи.

— А я-то удивлялся, как это целая куча братьев, кузенов и дядюшек отправила вас в сиротский приют.

Еле заметная улыбка тронула уголки губ Мадди, но в этой улыбке не было и капли веселья.

— Сироты — большие мастера придумывать себе семьи, обычно очень богатые, и в этих семьях никто представления не имеет, что мы выпали из общего круга, зато, как только там узнают о нашем существовании, нас якобы немедленно заберут домой. — Улыбка исчезла с ее лица. — Это, разумеется, нелепая выдумка, однако порой такие выдумки помогают на трудном пути. — Она помолчала. — Скажите, а у вас есть семья, Килпатрик?

— Мой отец умер почти пять лет назад, мать еще жива. У меня есть старший брат и пять старших сестер. Все они семейные люди и живут в Цинциннати.

— Пять старших сестер, и при этом вы умеете пришивать пуговицы и готовить?

— Служба в американской армии научила меня уму-разуму. Если бы я поддался воле матери и сестер, всем этим давным-давно занималась бы моя жена.

— Бывают проблемы и посложнее.

— Не могу себе представить, — фыркнул Ривлин.

— А вы попытайтесь, — предложила Мадди. — Например, обзавестись семьей, но быть отвергнутым той, которую любишь.

— Никогда не рассматривал вопрос с этой точки зрения, — признался он. — Давайте мы лучше поговорим о вас — не вечно же вы будете сидеть в тюрьме. Между прочим, вам могут скостить срок, учитывая ваши показания. Вы хоть думали о том, чем займетесь, когда выйдете из тюрьмы?

— Я собиралась поехать в Калифорнию или Орегон и поискать там работу учительницы.

Небрежность ее тона говорила сама за себя: Мадди явно не верила собственным словам. Ривлина тревожило то, что она ни о чем не хочет мечтать. У каждого должна быть своя мечта, иначе жизнь утрачивает всякий смысл.

— Многие мужчины на побережье ищут себе жен и хотят создать семью.

— Да-а, — протянула она, — я слышала, что там особенно в цене женщины средних лет, отсидевшие свой срок в тюрьме. Ривлин рассмеялся.

— Но вам и в самом деле следует подумать о себе, Мадди Ратледж.

— Мне это говорили, — возразила она. — Правда, большинство людей не находят это столь уж смешным. Зато у вас приятный смех. Смейтесь почаще.

— Не могу сказать, чтобы я находил во всем этом повод для смеха.

— О каком сроке мы с вами здесь толкуем? — спросила она. — О неделе? О месяце?

— О долгих годах. — Ривлин крепче оперся о землю. — Скажите, кто говорил с вами о вашем будущем? Вообще о вас?

— Миссис Паркер, начальница сиротского фонда, сказала как-то, что мое пребывание в приюте — доказательство неискупимого греха, совершенного прежде. По ее мнению, несправедливо, что теперь все должны за это расплачиваться. — Мадди помолчала. — Еще она сказала однажды, что мои родители, вероятно, отдали меня в приют из-за того, что я такая упрямая и непослушная. Я долго верила ей.

Ривлин понял, что Мадди провела детство, изо всех сил стараясь быть достаточно хорошей, чтобы родители чудом появились снова и забрали ее к себе. Говорить такие вещи ребенку жестоко и непростительно. Сам он и вообразить не мог, что значит не иметь семьи. Даже теперь, находясь здесь, он знал, что на Востоке у него есть близкие люди, и если он будет в них нуждаться, ему только стоит отправить телеграмму… Впрочем, не похоже, что ему когда-нибудь придется так поступить. В любом случае, несмотря на постоянное стремление родных вмешиваться в его жизнь, ему приятно думать, что они у него есть. Это согревает душу. Мадди никогда не знала подобного чувства опоры и защиты.

— Вы очень далеки от своего домашнего очага, Ривлин Килпатрик, — произнесла она, по-прежнему глядя в небо. — Что привело вас на этот путь?

— Для начала я отправился на Запад во время прошедшей войны и состоял под началом генерала Гранта, а после окончания военных действий остался здесь в составе кавалерийской части и попросил, чтобы меня направили именно сюда.

Мадди очень долго молчала, ее взгляд блуждал среди звезд. Потом она негромко спросила:

— Сколько времени нам придется добираться до Левенуэрта?

— Думаю, что расстояние в триста миль мы проедем дней за десять. А что?

— Да нет, ничего, просто мне хотелось знать.

То, как она вглядывалась в ночное небо, пробудило в Ривлине воспоминания о прошлом. Эмили, младшая из его сестер, была зачарована созвездиями и лежала по вечерам в траве с начала сумерек и до тех пор, пока мать не звала детей спать. Она знала названия всех звезд и рассказывала Ривлину разные истории о них, а он тем временем гонялся за светлячками и обращал на сестру внимание только тогда, когда ему хотелось ее подразнить. Господи, он долгие годы думать не думал о тех временах!

Ривлин улыбнулся:

— Вы можете спать спокойно и не бояться этих звезд, мисс Ратледж. Они не свалятся вам на голову.

— Я слишком давно не видела их так, как сейчас… бескрайнее черное покрывало, усеянное алмазами. И я буду смотреть на них целых двенадцать ночей. Ведь в том, чтобы постараться запомнить, какие они, нет ничего плохого?

То ли от тоски, прозвучавшей в ее голосе, то ли от того, что он вдруг осознал в эту секунду цену заключения в тюрьме, у Ривлина стеснило грудь.

— В этом нет ничего плохого, — подтвердил он. — Смотрите на них, сколько вам будет угодно. Доброй ночи, мисс Ратледж.

— Доброй ночи.

Ривлин закрыл глаза, уплывая в глубины сна. Последней в его затуманенном сознании промелькнула мысль об опасности воспоминаний.

Глава 4

Ривлин пробудился внезапно, и звук медленно отодвигаемого затвора вмиг превратил кровь в его жилах в жидкую молнию. Реакция его была мгновенной: он сгреб свою узницу за воротник рубашки и одновременно выхватил из кобуры револьвер. Мадди охнула и попыталась вырваться, но он уже перекатился вместе с ней через бревно.

Мадди начала сопротивляться всерьез, едва они плюхнулись на землю за мертвым деревом. Стараясь сосредоточить все внимание на тенях у источника, Ривлин чувствовал острую боль от ее ногтей, вцепившихся в руку, которой он удерживал ее за шиворот, слышал ругательства, сопровождавшие ее усилия высвободиться, вывернуться из-под его тела. В отчаянии он рванулся и подмял ее под себя, так что наручники оказались у нее под спиной. Ривлин нарочно навалился на Мадди всем своим весом, чтобы выдавить воздух у нее из легких и лишить возможности кричать.

Правой рукой, в которой, он держал оружие, Ривлин накрыл рот Мадди и предупреждающе глянул в широко раскрытые, полные страха глаза.

— Молчи и лежи тихо, — прошипел он. — У нас гости.

Она смотрела на него, напрягшись всем телом, дыша так же хрипло, как и он. Листья тополя тихо шелестели у них над головами, но неожиданно сквозь шелест прорвался негромкий холодный щелчок металла.

Движением скорее инстинктивным, нежели сознательным Ривлин переместился так, чтобы Мадди оказалась между ним и их единственным прикрытием.

В этот момент выстрел безжалостно разорвал тишину ночи. Пуля просвистела над ними и ударилась в землю не больше чем в трех футах от их голов.

Осознание происходящего пришло к Ривлину еще до того, как замер звук: стреляли из ружья, и убийца, видимо, приближался со стороны источника. Тело Мадди из напряженного превратилось в податливое и крепко прижалось к нему. Ривлин был рад хотя бы тому, что она перестала сопротивляться.

— Не двигайся, — прошептал он ей в самое ухо. — И ни звука, прошу тебя.