Ночное лицо - Андерсон Пол Уильям. Страница 2

— А я могу, — оборвал Толтека, — и если ваши молодцы выступят по трапу первыми, взяв на прицел людей с цветами в руках, то я знаю, что подумает о нас этот здравый смысл.

Рот Ворона тронула удивительно очаровательная улыбка.

— Не отказывайте мне в такте. Мы сделаем из этого церемонию.

— В лучшем случае это будет выглядеть смешно — на Гвидионе ведь не носят форму — а в худшем — совершенно очевидно — они же не дураки. Ваше предложение отклоняется.

— Но я заверяю вас…

— Нет, я говорю. Ваши люди сойдут по-одному и невооруженными.

Ворон вздохнул.

— Раз уж мы обмениваемся материалами для чтения, господин Инженер, то разрешите рекомендовать вам устав экспедиции?

— На что это вы намекаете?

— «Кетцаль», — терпеливо произнес Ворон, — должен провести на Гвидионе исследования определенных возможностей и, если они окажутся обнадеживающими, открыть переговоры с населением. По общему согласию, ответственны за это вы. Однако по очевидным причинам безопасности решающее слово, пока мы находимся в космосе, остается за капитаном Утелем. И вы, очевидно, забыли, что, как только мы совершим посадку, эти полномочия переходят ко мне.

— О-о! Если вы думаете, что можете саботировать…

— Совсем нет. Как и капитан Утель, я должен буду отвечать за свои действия дома, если вы будете жаловаться. Однако, ни один офицер Лохланна не взял бы на себя такой ответственности, если бы ему не дали соответствующей власти.

Толтека кивнул, почувствовав тошноту. Теперь он вспомнил. До этого момента это казалось неважным. В операциях Компании люди и дорогостоящие корабли отправлялись вглубь этого галактического сектора, в места, где люди редко, а то и вовсе не достигали высоты империи. Подстерегавшие их опасности были непредсказуемы, и вооруженная охрана на каждом транспорте сама по себе была разумной идеей. Но затем несколько старух в кюлотах, из комиссии по политике, решили, что простые намериканцы были недостаточно хороши. Охранники должны быть из настоящих, прирожденных солдат. В те дни распространения мира все больше и больше лохланнских соединений оказывались без дела и нанимались к иностранцам. Держались они очень отчужденно — и на корабле, и в лагере — и до сих пор все было не так уж плохо. Но «Кетцаль»…

— Не говоря уже о чем-то другом, — закончил Ворон, — я должен думать о своих людях и об их семьях дома.

— Но не о будущем межзвездных отношений?

— Если они настолько подвержены риску, то, похоже, о них и не стоит беспокоиться. Мои приказы остаются. Проинструктируйте, пожалуйста, своих людей соответствующим образом.

Ворон поклонился. Зио скользнул со своего места и, вцепившись когтями за куртку, вспрыгнул ему на плечо. Толтека мог поклясться, что кот презрительно усмехнулся. Дверь за ними закрылась.

Некоторое время Толтека стоял без движения. Музыка достигла crescendo, напоминая ему, что он хотел насладиться прибытием. Он оглянулся на экран. Кривая корабля вывела солнце Айнис на линию обзора. Его сияние было приглушено трансформаторной цепью, оно расстилало огромные крылья перламутрового цвета, озаряющего звезды. Протуберанцы тоже должны были быть зрелищными, потому что это была F8 с массой равной массе примерно двух солнц, и яркостью, соответственно, почти в четыре раза больше яркости Солнца. Однако на этом расстоянии, 3,7 астрономических единиц, можно было видеть лишь диск стратосферы, покрывающий десять минут дуги. В целом звезда самого обыкновенного главного ряда. Толтека покрутил диск, пока снова не нашел Гвидион.

Планета уже приобрела видимые размеры, хотя она все еще казалась ему чуть больше обломанной бирюсовой монетки. Скоро уже станут видны пояс облаков и заря. Несмотря на то, что первая экспедиция обнаружила, что Гвидион до поразительных деталей принадлежал к террестоидам, он был примерно на 10 процентов меньше и плотнее чем Земля-старушка — и чем полагается такому более молодому миру, образованному в то время, когда во вселенной было больше тяжелых атомов — и обладал меньшей площадью суши. То, что здесь имелось, было разделено на острова и архипелаги. Широкие мелкие океаны делали климат мягким от полюса до полюса. Вот, подрагивая из-за диска, словно крошечный торопливый светлячок, появилась и его луна, 1600 километров в диаметре, с радиусом орбиты 96300 километров.

Толтека разглядывал изображение звезд — было жутковато. В такой близи громадное облако Туманности — облако пыли и газа — показалось всего лишь районом, где звезд было меньше и они были бледнее, чем где-либо. Даже лежащий поблизости Ро Офьюги казался неясным, расплывшимся пятном. Сол, разумеется, был скрыт от телескопов, как и от глаз — какой-то незначительный желтый карлик в двухстах парсеках позади этого занавеса, сквозь который никогда не пробьется его свет. «Интересно, что там происходит, — подумал Толтека. — Давно уже не было сообщений со старушки Земли». Он вспомнил о приказе Ворона и выругался.

ГЛАВА 2

Пастбище, куда «Кетцаль» попросили посадить свой гигантский цилиндр, находилось примерно в пяти километрах к югу от города под названием Инстар.

Еще на трапе Толтека широко огляделся на холмистые поля. Изгороди разделяли их на густоцветущие зеленые луга; пашни, где пробивались первые побеги; сады и рощи, разбросанные строения, издали казавшиеся игрушечными. Между деревьями, очень похожими на тополя, светилась река Эмлот. Инстар раскинулся по обоим берегам, красные крыши возвышались над садами, вокруг которых были построены дома.

Большинство дорог было вымощено, но они были узкими и извилистыми. Иногда Толтека был даже уверен, что изгиб был специально сделан для того, чтобы сохранить какое-нибудь древнее дерево или чудесное холмистое возвышение. К востоку пейзаж выравнивался, спускаясь к дамбе, которая закрывала собой видна море. К западу же ландшафт поднимался, пока на горизонте не поднялись лесистые холмы. За ними были видны горные вершины, некоторые из которых походили на вулканы. Солнце висело как раз над их снегами. Незаметно было, какое оно маленькое, потому что оно светило слишком ярко и смотреть на него было невозможно, общая яркость была почти в один стандартный сол. На юго-западе неясно вырисовывались кучевые облака, и всюду прохладный ветер рябил лужи, оставшиеся после недавно прошедшего ливня.

Толтека откинулся на сиденье открытой машины.

— Здесь красивее, чем в самых прекрасных местах моего мира, — сказал он Даиду. — И все же Нуэвамерика считается чрезвычайно похожей на Землю.

— Спасибо, — ответил гвидионец, — хотя похвала эта к нам в общем и не относится. Планета была здесь со своими внутренними, присущими ей условиями, со своей естественной биохимией и экологией, со всем свыше приготовленным для человеческой жизни. Я понимаю так, что у Бога разное лицо в большинстве известного космоса.

— А-а, — Толтека поколебался. Местный язык, записанный первой экспедицией и выученный второй перед отправлением, был для него не таким уж легким. Подобно лохланнскому он происходил от английского, в то время как намериканцы всегда говорили на испанском. Вполне ли он понял эту часть про «Бога»? Это каким-то образом не походило на традиционную религиозность. Но, с другой стороны, из-за светской ориентации его собственной культуры он вполне мог неверно истолковать теологические ссылки.

— Да, — сказал он наконец, — число вариантов террестоидных планет невелико в процентном отношении, но для людей они представляют огромную разницу. На одном материке моего собственного мира, например, поселение было невозможно, пока не был искоренен один распространенный вид растения. Большее время года оно было совершенно безвредно, но оказалось, что пыльца, которую оно разбрасывало весной, содержала в себе вещество, похожее на токсин ботулинус.

Даид испуганно посмотрел на него. Толтека с некоторым удивлением подумал, что, может быть, он сказал что-то не так. Может, пропустил какое-то местное слово? А, ну конечно — ему пришлось употребить испанское название времени года…