Эй ты, бастард! (СИ) - Пламенев Владимир. Страница 31
— Твоя плоть, кровь и душа отныне едины с глубинами морей, — огромные щупальца окружили моё тело. — Где бы ты не оказался, но воды морские и океанские всегда будут подвластны твоему взору. А в самой чёрной пучине ты всегда найдёшь приют.
Всё померкло.
А потом я открыл глаза, стоя под водами всё того же озера. Самого обычного. И никаких огромных кальмаров там не было. Как не было ни холода, ни боли.
Зато теперь я чувствовал воду, в которую вошёл, как самого себя. Каждый камешек на дне, каждую скалу, которая омывалась волнами, каждую косточку, которые десятками покоились на дне озера.
Это были останки Кальмаровых, которые не справились со своей инициацией.
И не будь я псиоником, эта гамма новых чувств свела бы меня с ума. Просто потому что слишком их было бы много.
Но, как ни странно, дышать под водой я не мог. Так что всё равно пришлось выйти, под внимательным взором ожидавшего меня на берегу Зырика.
— Большое, — прокомментировал он.
— Что?
— То, что было рядом с другом. Большое. Сильное.
Он заметил Кальмара? Впрочем, Зырик энергетическое создание, так что наверняка мог почувствовать прагматично-пафосного моллюска.
Я оделся и вышел.
Печатка моего кольца приобрела кайму из белого металла, с острыми зубцами, напоминающими корону. Кальмар пометил моё кольцо, как кольцо главы рода.
Теперь я мог сам раздавать перстни другим членам клана. По праву, дарованному мне Кальмаром.
После выхода из воды, я всё равно чувствовал волны, которые бьются рядом о скалы. Но стоило мне отойти на несколько метров вглубь острова, как это чувство пропадало.
Ради эксперимента я вышел к воде и погрузил в неё руку, прислушиваясь к ощущениям. И я ПОЗНАЛ море.
На несколько километров от берега, я ощущал практически всё, на что хватало внимания. Косяки рыб, ползающих по дну крабов и даже стаю игривых косаток.
Я не видел. Но воды видели за меня и касались за меня. Море словно стало продолжением моего тела.
Но это выматывало. Слишком много информации за короткий период. Поэтому я не стал увлекаться и вытащил ладонь из воды.
На обратном пути в усадьбу я отследил одного из заражённых, который отбился от остальных. Я подкрался к нему сзади, подрезал ноги и руки, а затем приложил телекинезом о камень.
Не убил, но временно обездвижил, после чего с помощью того же телекинеза потащил в усадьбу. Периодически приходилось останавливаться на передышку и чтобы ещё приложить заражённого о камень, потому что восстанавливался он быстро.
В усадьбе меня встретили с удивлением, но впустили по первому приказу. Заражённого тут же связали, засунули в рот кляп и запрятали в сарае.
И за ним я наблюдал, приходя в течение всего дня, чтобы отследить с помощью Истинного Виденья, как меняется его энергетическая аура.
У меня было предположение, что после уничтожения управляющего макра заражённые начнут меняться. Возможно, будут гибнуть.
Но результат превзошёл все мои ожидания.
К концу дня, тёмно-красная аура заражённого становилась всё более бесцветной. А причиной тому стала тоненькая прореха в ауре, прямо над головой заражённого. Словно оттуда что-то вырвали и теперь её содержимое вытекало оттуда.
Что-то тонкое. Например, нить?
Слуги не понимали моего интереса, но исправно несли бдительную службу рядом с заражённым. Особенно тот паренёк, которого я застал на стене спящим. Его я поставил к заражённому на постоянной основе и он даже не отворачивался от него.
К концу второго дня с заражённым стали происходить ещё более глубокие изменения. Тёмная магия проклятья выходила из его ауры и рассеивалась.
Менялся он и физически. Опухоли стали отваливаться с его тела, а лицо принимало более естественный человеческий вид. Красный огонёк в глазах тускнел. Мне казалось, что временами в нём проскакивает искра разумности.
Но более того — я начал его Чуять.
А потом я вышел за стену и обнаружил, что подобное происходит со всеми заражёнными на острове. Кроме того, они становились медленнее. Иногда ложились на землю, словно для сна.
На четвёртый день я рискнул вытащить изо рта наблюдаемого тряпочный кляп. На тот момент все опухоли с него поотваливались, а глаза практически вернулись к естественному цвету.
Как только его рот освободился, он с трудом прохрипел:
— Пить.
И, стоит сказать, это был шок как для меня, так и для всех в усадьбе.
Потому что я искренне думал, что в лучшем случае все заражённые умрут, с минимальным шансем на спасение. Но он сыграл.
Бедолагу тут же напоили и дали ему тёплые вещи. Но отвязывать не торопились.
Как только он напился, то сразу же вырубился.
Тогда я принял решение, вынести к окрестностям усадьбы несколько бочек с запасной водой. Филарет сначала пытался отговорить меня, вместе с Ириной.
Но я доходчиво объяснил, что подданным клана Кальмаровых будет оказана вся необходимая помощь.
Так что под моей охраной наружу выкатили несколько бочек, поставили рядом черпаки и кружки, после чего засели наблюдать.
Заражённые подходили к бочкам, пили воду и там же ложились. Вскоре вокруг водопоя образовалось небольшое лежбище.
А через пару дней очнулся наш наблюдаемый. Внешне на нём уже совсем не оставалось никаких признаков проклятья, и он даже попытался говорить.
Получилось не очень внятно. Но я на несколько минут отвязал его и велел прогуляться по двору. Он сделал всё спокойно, без малейших признаков агрессии. Только вскоре снова выключился.
— Они все приходят в себя, — подметил Филарет, смотря со стены на заражённых.
— Да, пойду, поговорю с ними, — ответил я и шагнул со стены, замедляя падение телекинезом.
Проснувшиеся люди смотрели на меня, как дикари. Со страхом, но и любопытством.
Я тактично объяснил им, что происходит и попытался поговорить. Не вышло. Зато они вполне понимали мои команды, в том числе команду идти по своим домам.
В итоге кучка мутно соображающих людей двинулась к ближайшей деревушке, рядом с гаванью. А я праздновал неожиданный успех.
Потому что именно он мог помочь моему клану выбраться из долгов.
Но сначала, нужно было сообщить во Владивосток, что карантин пора ослаблять.
Вместе с Филаретом мы пошли в деревушку, к единственной на острове радиоточке. К сожалению, вся аппаратура была самым варварским образом уничтожена, причём довольно давно.
— Николас постарался, — вздохнул я.
— Господин, возможно, это мог быть кто-то другой, — сказал Филарет.
— Например?
— Видите ли, незадолго до заражения острова, нас посещал странный господин. У него на руке был перстень с затёртым изображением. И он как раз просил нас допустить его к радио, чтобы поговорить со своим другом во Владивостоке.
— Как он выглядел?
— Я не видел лица. Оно было скрыто за тканями, но он посетил нас в последнюю спокойную ночь. Именно после этого началось заражение.
— И ты говоришь об этом только сейчас?
— Простите, ваше сиятельство. Виноват, — он опустил голову.
— Ладно, забудем. Всё помнить невозможно. Но вот связаться с большой землёй нам всё равно необходимо. И у меня как раз есть пара идей.
И я решил воплотить их обе.
Первая — зажечь маяк, впервые за весь карантин. Вспыхнувший на нём свет станет сигналом, что жизнь вернулась на остров.
Вторая — перехватить старика Лампу, который как раз этой ночью должен был проплывать у острова.
Так что к вечеру несколько слуг под моей охраной проследовали к маяку и подожгли его фонарь. Старый смотритель пропал, так что пришлось назначить нового из числа его внуков.
Когда солнце скрылось и в небе поднялась неполная луна, я стоял у тех самых скал, по которым забрался на остров. Рыбацкая лодка Лампы вскоре появилась на виду.
— О, да ты жив! — рассмеялся он, не морщась от солёных брызг. — Вижу, маяк снова заработал. Да и в гавани какие-то огоньки горят, неужели отбил свой остров?