Перстень Люцифера - Кларов Юрий Михайлович. Страница 16

— Во-первых, баронесса подтверждает сведения относительно коллекции картин графини Паниной. Правда, она считает это случайностью, как и другие находки в тайниках Эрмитажа,— «чекистам повезло». Но это ее заблуждение объясняется отсутствием надлежащих источников информации, что вполне естественно. А во-вторых, баронесса сообщает мужу, что петроградские чекисты почему-то заинтересовались деятельностью в России в семнадцатом году анонимной американской фирмы по скупке антиквариата.

— Убедительно,— согласился капитан.— Обе дамы подтверждают вашу правоту.

Они помолчали. Потом Юрберг сказал:

— Я вам очень благодарен, Тегнер. Вы не только отстояли честь шведской почты, что уже важно само по себе, но и убедили меня, что Ковильян будет все-таки повешен.

— Расстрелян,— поправил шефа лейтенант.— В России расстреливают.

— Да, да, все забываю про эти капризы моды. Я, конечно, не ретроград, но подобного рода нововведения не одобряю. Не говоря уже о том, что виселица эффектней, она больше соответствует русским традициям и национальным вкусам. Зачем же игнорировать те особенности, из которых складывается самобытность каждого уважающего себя народа? Лишите французов их неподражаемой гильотины и неповторимых бордоских вин, и вы сможете их отличить от конголезцев только по цвету кожи. Но это так, между прочим. Расстрелы имеют свои неоспоримые преимущества, а полностью игнорировать моду, конечно, нельзя. Но по тому, что вы мне сейчас сказали, похоже, что чекисты не торопятся с арестом нашего приятеля.

— Не исключено, что он еще не приехал в Россию.

— Не исключено. И все же... У меня складывается впечатление, что петроградские чекисты не слишком стремятся ускорить события и копают достаточно глубоко. Вы не находите этого, Тегнер?

— Думаю, что вы правы, господин капитан.

Лейтенантам, конечно, не рекомендуется ни при каких обстоятельствах спорить с капитанами. Но в данном случае лейтенант Тегнер не кривил душой...

Юрберг и Тегнер не ошиблись. Действительно, операция «Перстень Люцифера» не только расширялась день ото дня, вовлекая все новых и новых людей, но и углублялась.

Баронессе Врангель нельзя было отказать в наблюдательности: да, Яровой интересовался деятельностью американской фирмы по скупке антиквариата, которая так в свое время взволновала Алексея Максимовича Горького. Недаром же в своей статье «Американские миллионы» он в июне 1917 года писал:

«Это предприятие грозит нашей стране великим опустошением, оно выносит из России массу прекрасных вещей, историческая и художественная ценность которых выше всяких миллионов. Оно вызовет к жизни темный инстинкт жадности, и возможно, что мы будем свидетелями историй, перед которыми потускнеет фантастическая история похищения из Лувра бессмертной картины Леонардо да Винчи. Мне кажется, что во избежание разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов, во избежание расхищения национальных сокровищ страны... правительство должно немедля опубликовать акт о временном запрещении вывоза из России предметов искусства и о запрещении распродажи частных коллекций прежде, чем лица, уполномоченные правительством, не оценят национального значения подобных коллекций».

Опасения Горького относительно «разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов», были, конечно, небезосновательны. Из России тогда вывезли немало антиквариата, но «великого опустошения», к счастью, все-таки не произошло...

К тому времени, когда Яровой заинтересовался деятельностью американской фирмы в России, ее представителя в Петербурге Горвица и след уж простыл. И тем не менее Яковлева и Яровой ни на минуту не сомневались в успехе. И действительно, после нескольких неудачных попыток выйти на людей, связанных в свое время с русским представительством американской фирмы, комиссару секретно-оперативной части удалось отыскать в Петрограде Семена Петровича Карабашева, опытнейшего специалиста по антиквариату, который считался левой рукой Горвица (правой числился американец Решевский).

Карабашеву было основательно за семьдесят, но держался он достаточно бодро и, как понял Яровой, на покой не собирался. Да о каком покое могла идти речь в конце беспокойного и голодного восемнадцатого года!

У этого костлявого старика, которого Яровой тут же про себя окрестил «шкелетом», был мрачный характер и еще более мрачная жизненная философия, что, впрочем, не мешало ему получать доступные удовольствия от жизни.

В молодые годы антиквар увлекался женщинами и картами. Позднее — только картами.

«Шкелет» всех людей делил на две категории: жуликов и дураков. Иных представителей рода человеческого, если не считать, понятно, придурковатых жуликов или жуликоватых дураков, по его глубокому убеждению, не было и быть не могло.

Себя он причислял к дуракам и, похоже, немного этим гордился. Ведь как-никак, а в Священном писании прямо говорилось: «блаженны нищие духом...» Так что, ежели жуликам рай на земле, то дуракам — на небе, объяснил он Яровому.

Комиссар секретно-оперативной части поинтересовался его мнением о недавнем хозяине.

— О Горвице, что ли?

— О нем.

— Ба-альшой жулик!—сказал «шкелет» и, подумав, добавил: — И дурак. Тоже большой.

Карабашева американцам порекомендовал барон Вельде, один из старейших петербургских коллекционеров.

«Шкелет», как понял Яровой, был для приезжих коммерсантов просто находкой. Он одинаково хорошо разбирался в живописи, восточных коврах, скульптуре, древних монетах, драгоценных камнях, бронзе, мебели, фарфоре, изделиях из серебра.

Карабашев был докой и в коммерческой стороне антикварного дела (некогда ему принадлежал антикварный магазин на Невском), имел связи среди коллекционеров и продавцов антиквариата. Причем деятельность его не ограничивалась пределами Российской империи. Готовясь к разговору с Карабашевым, Яровой узнал от антикваров, что с его именем были связаны передача за границу шедевров из знаменитой пинакотеки князей Сан-Донато и распродажа в 1913 году на аукционе у Жоржа Пти в Париже Рембрандта, Буше, Рубенса и Фрагонара из собрания западноевропейской живописи Деларова. К услугам Карабашева при покупке и продаже прибегали такие известные коллекционеры, как принц Ольденбургский, граф Бобринский и граф Строганов, киевлянин Ханенко, астраханские купцы Сапожниковы, в пинакотеке которых некогда числились полотна Леонардо да Винчи, Джорджоне, Тинторетто, Яна Брейгеля, Тропинина и Аргунова.

К какой из двух разновидностей рода человеческого отнес «шкелет» Ярового, так и осталось неизвестным. Что же касается самого «шкелета», то комиссар из Петроградской ЧК ни на минуту не сомневался, что он может оказаться кем угодно, но только не дураком. И от рая на грешной земле «шкелет» не торопился отказываться, надеясь, что в оное время от него не убежит и рай на небесах. Нет, «нищие духом» к нему никакого отношения не имели. И он к ним — тоже.

На вопросы Ярового Карабашев отвечал довольно охотно. Об американцах и их деятельности в Петрограде отзывался с юмором.

— Россия — это вам не Англия, не Германия, простите за выражение,— говорил он.— К русскому человеку подход нужен.

— В каком смысле?

— А во всех смыслах. Без подхода — труба. Вот и получилось так, что до того как со мной связаться, подзалетели они малость. Как говорится, смех без конца, сто юмористических рассказов писателя Тургенева за один пятачок. Приобрели они у любителя пятнадцать старинных миниатюр на слоновой кости в деревянных рамках с червоточинкой. Любитель, натурально, помещик, в летах, род в бархатной книге числится. Усадьбу, понятно, мужики спалили, только это и удалось спасти. Миниатюры одна лучше другой, а цена не то что божеская, а почти что даром. Очень они этой покупкой гордились, сплошное колебание всех семи чувств натуры. Иностранцы, словом. Помните, как когда-то пели:

Он не красив, но очень симпатичен,

В его устах сквозит любви привет...