Убить Уайти (ЛП) - Кин Брайан. Страница 44

- Конец пути, ублюдок!

Уайти не ответил. Не двигался. Его глаза оставались закрытыми. Кровь, хлынувшая из его рта, начала застывать.

- Эй, Уайти! Oчнись, черт возьми! Мы здесь. Не отключайся сейчас.

Ничего.

- Черт...

Может ли быть так, что он наконец-то умер, или это была еще одна попытка обмана? Не зная, я решил, что есть только один способ это выяснить. Я повернул ключ, и погрузчик снова заработал. Гидравлика завизжала. Двигатель загудел. Цепи скрежетали.

Уайти оставался неподвижным.

Безжизненным.

Мои плечи обвисли. Силы покинули мое тело, и усталость просочилась в конечности. Я закрыл глаза. Дождь струился по моему лицу. Я чувствовал себя обманутым в своей победе. Обманутым в своей мести. Я думал о Дэрриле и Юле, о том, как они погибли, и о Джесси, чье тело, насколько я знал, лежало где-то в канаве. Я думал о невинных полицейских, которых убили, и о бойне на лесопилке. Я вспомнил Вебстера и его жалобные вопли во время перестрелки в моей квартире. И больше всего я думал о Сондре. О том, через что она прошла. О ее жизни. Через какие ужасы она прошла, чтобы приехать сюда в поисках мечты, и как эта мечта была растоптана и обоссана.

Столько жестокости. Столько ненужных смертей. И все из-за одного человека.

Человека на конце моего погрузчика.

Захар Путин, он же Уайти Путин.

А теперь он был мертв, и я ничего не чувствовал. Ни оправдания. Ни покоя. В этой смерти не было утешения. Ни радости, ни ликования. Ни чувства справедливости или победы. Я чувствовал лишь горькую обиду на то, что он умер до того, как у меня появился шанс насладиться его смертью. Что его душа - если у него вообще была душа - ускользнула от меня, так и не увидев этого. Я хотел, чтобы он страдал так, как заставлял страдать других. Как страдал Распутин.

Я открыл глаза, поднял голову, посмотрел на залитый дождем труп, свисающий с погрузчика, и решил, что, возможно, он все-таки страдал. Может быть, он страдал больше, чем любой из нас. Он определенно чувствовал боль. Если он никогда не чувствовал ее до этого, то, по крайней мере, я это изменил. Теперь он был чертовски близок с ней. Я научил его всему о боли и о потере.

Сондра и ребенок были в безопасности. Нам больше не нужно было бежать. Это было главное. Это было все, что имело значение.

Гром повторился, но на этот раз он был слабее. Гроза удалялась, теряя силу. Но она принесла с собой новый звук: полицейские сирены. Полицейские знали, где мы находимся. Я начал доставать ключ и глушить погрузчик, намереваясь сдаться, когда они приедут, но моя рука замерла в воздухе.

Глаза Уайти снова открылись. Он уставился на меня, а затем моргнул от дождя, как бы доказывая, что он еще жив. Возможно, это был последний акт неповиновения. Его взгляд переместился в направлении воющих сирен, а затем медленно вернулся ко мне. Медленно он подергал руками. Затем он схватил вилы и крепко сжал их. Его костяшки пальцев выпучились. Его сухожилия выделялись. Все еще глядя на меня, он начал подтягиваться ближе, уже не пытаясь убежать. Вместо этого он пытался дотянуться до меня.

- Уайти, - сказал я, - ты был плохим-плохим мальчиком.

Гидравлика заскулила, когда я схватился за рычаги управления. Глаза Уайти расширились. Дрожа, он вцепился в вилы и покачал головой в знак отрицания.

Я все еще смотрел ему в глаза, когда развел вилы, снова увеличив пространство между ними. Я делал это медленно, и мои глаза не отрывались от его глаз.

Цепи лязгнули, гидравлика вздрогнула. Затем, после минутной паузы, вилы прорвали торс Уайти, разорвав грудную клетку и разрезав его пополам. Внутренние органы разлетелись по воздуху. Кровь брызнула во все стороны. Его ноги и живот с плеском упали в воду, подняв шлейф брызг над пирсом. Розовая пена омывала шины погрузчика. Даже лишившись нижней половины тела, Уайти держался крепко. Затем его пальцы начали соскальзывать. Его руки обвисли, а тело упало. Он свесился с вил. Я переключил управление, раздвигая вилы до конца и одновременно поднимая их выше. Уайти потерял хватку и повис на одной руке.

Он по-прежнему смотрел на меня, его глаза были невыразительными и дерзко вызывающими. У меня сложилось впечатление, что даже сейчас он отказывался принять свою судьбу - отказывался признать, что это конец, что он умирает. Затем его вторая рука соскользнула, и он погрузился в озеро. Последнее, что я увидел, прежде чем он скрылся под темной водой, был его мстительный взгляд.

А потом его не стало.

- Покойся, сукин сын.

Прогремел гром.

Сирены стали громче, приближаясь. Шины визжали. Красные и синие огни вспыхивали на поверхности земли. Я закрыл глаза и потер виски, но даже в этой кромешной тьме я видел, как взгляд Уайти отражается снова и снова. Я открыл глаза и выключил погрузчик. Позади меня послышалось хлопанье дверей машины и шаги. Радио пищало от помех. Кто-то кричал на меня, его голос был слышен за громом, но я не мог разобрать, что он говорит, и мне было наплевать. Да пошли они. Я так устал. Слабый и с головокружением, я слез с водительского сиденья и рухнул на пирс. Доски впились мне в спину. Дождь поливал меня, промокнув до костей. Я хотел, чтобы это было похоже на крещение, хотел, чтобы это смыло мои грехи и избавило от проблем. Но вместо этого мне стало холодно. Я был жив, но пуст. Живой, но мертвый внутри. Ничто больше не имело значения, и смерть была бы желанным освобождением. Мне было интересно, так ли чувствовал себя Уайти, и если да, то исполнил ли я его желание? Было ли это тем, чего он хотел все это время?

Я лег на пирс и начал кричать.

Там меня и нашла полиция. Я лежал там, покрытый засохшей кровью моих мертвых друзей и человека, который их убил, и вопил на израненное небо, мои слезы терялись в дожде.

24

В каком-то смысле кажется, что все это произошло давным-давно и с кем-то другим. С другим Ларри Гибсоном. Но поздно вечером, будучи в полном одиночестве, мне кажется, что это было вчера.

Одиночество.

Черт, я все время один в эти дни. Трудно найти кого-то, когда никому не доверяешь.

Полицейские арестовали меня на озере и предъявили мне кучу обвинений. Там были камеры новостей, снимали все это. Я рад, что они были. Уайти оставил после себя много мертвых офицеров, и если бы телевизионщиков не было на месте преступления, я уверен, что копы всадили бы мне пулю в голову прямо там, на пирсе.

Это буйство попало в национальные новости - из уст в уста, безостановочно, круглосуточно освещалось на CNN, MSNBC и Fox. А как иначе? Получилась довольно гнусная история. Сначала, когда следователи прибыли на место происшествия в мою квартиру, они подумали, что это бытовая ссора. Потом это переросло в стрельбу на рабочем месте. Потом в автомобильную погоню. Затем массовое убийство нескольких полицейских, уничтожение нескольких полицейских машин и сбитый полицейский вертолет. И, наконец, вишенка на вершине мороженого для СМИ - странная и жуткая погоня за вилочным погрузчиком, во время которой несколько свидетелей сообщили, что видели человека, зажатого вилочным погрузчиком, в то время как его оператор спокойно ехал по дороге. О да, СМИ любили меня. У меня был большой рейтинг. В течение шести часов после моего ареста они разбили лагерь у дома моих родителей, взяли интервью у нескольких моих коллег по работе и разыскали некоторых моих бывших одноклассников. Мои родители ничего не прокомментировали. По словам остальных, я казался хорошим парнем. Тихим. Трудолюбивым. Ни за что на свете они не подумали бы, что я способен на такое. Я не часто ходил на свидания, правда, но в последнее время я проводил много времени в стрип-клубе, так что, очевидно, это означало, что я был тайным чудаком, страдающим от какого-то давно сдерживаемого гнева или желания. Все это было чушью, но по телевизору это звучало хорошо.

Я рассказал полицейским свою историю, но, конечно, они мне не поверили. Если бы я был на их месте, я бы тоже, наверное, не поверил.