Следователь, Демон и Колдун (СИ) - Александров Александр. Страница 125

Анну нимало не смущало, что книги в некоторых залах библиотеки были посвящены прикладной некромантии, демонологии, а то и чёрному оккультизму. В конце концов, где ещё, как не в Академии хранить подобные труды, спасённые в своё время от разгневанных толп, инквизиторов и прочих блюстителей нравственной чистоты? К тому же, рассуждала она, скорее всего, многие из этих книг – просто макулатура, написанная дилетантами-экспериментаторами, и наверняка хранятся здесь лишь как букинистические диковинки.

Анна, однако, была бы очень удивлена, узнай она, что библиотека совершенно свободно пускала её в такие секции, куда даже некоторым магистрам был заказан вход, не говоря уже о студентах начальных курсов. «Простите, но этот зал библиотеки для вас закрыт, попытка доступа записана», говорил в таких случаях тихий вкрадчивый голос, и студент, пожимая плечами, шёл дальше по своим делам, обычно более не пытаясь проникнуть за запертые двери (да это было бы и невозможно). Перед Анной распахивались все двери без исключения, но она не знала, что это аномалия, странность и вообще ненормально. Ей просто некому было об этом рассказать, тихой студентке учившейся на твёрдое «хорошо» и постоянно срезавшейся на зачётах по квазиматематике, а она, в свою очередь, начитавшись «Мира Нижнего и Верхнего», «Necromundum Lux» или чего похлеще, не пыталась вызвать Голодную Тень из Внешней Бездны, поднять некрота, и тому подобное.

Как-то раз ей в руки попалась тонкая – всего-то страниц сто – книга с малообещающим названием «Дневник о Путешествии Квинта Салливана». Стоя у стеллажа, Анна быстро пролистала первые несколько страниц... и уже не смогла остановиться.

Квинт Салливан, как следовало из текста, был псиоником, но не врождённым, а просто талантливым колдуном, знающим несколько, как он сам выражался «преполезнейших формул, что не раз помогали мне, спасая от петли, топора, а то и просто от бедственного положения, когда карманах моих свистел ветер». Тут же, на страницах своей короткой рукописи, колдун записал с десяток весьма двусмысленных заклятий, и Анна лишь качала головой, вчитываясь в строки формул и водя пальцем вдоль силовых линий колдовских эфирных «каркасов». Конечно же, она решила, что книга попала в библиотеку по ошибке – ну не могли подобные материалы лежать в свободном доступе! – однако никому о «Дневнике о Путешествии…» не сообщила. Более того: девушка тщательно переписала некоторые заклятья, для которых не нужно было специальных знаний и дополнительных сложных компонентов в свою записную книжку.

Она, конечно, не знала в совершенстве Другой Кодекс, но понимала, что, используй она подобные заклинания на сокурсниках, то её явно не похвалили бы за старания. Однако иметь в рукаве пару тузов было... приятно. Уже потом, когда Анна таки применила одну из формул на приставучем торговце «синей пылью» в подворотнях Нижнего Восточного квартала, она впервые поняла как удобно, всё же, хранить под сердцем какую-нибудь опасную и полезную тайну. Именно поэтому (хотя она даже самой себе бы, наверное, не призналась в этом) староста Гремм вызывал у юной колдуньи, скорее, симпатию. Он тоже хранил запретное знание, умел им пользоваться, и, не раздумывая, пускал в ход тогда, когда это было действительно необходимо.

А теперь настала её очередь.

«Как там говорят, – пронеслось в голове у колдуньи, – делай что должно, и будь что будет? Только бы успеть...»

Она изо всех сил схватила госпожу Фриц за левую руку чуть выше запястья, и дрожащим голосом прошептала хозяйке оружейной лавки на ухо:

- А вот сейчас я очень попрошу вас ничему не удивляться.

- Это будет несложно, – фыркнула Фриц, – после того, что мне довелось увидеть за последни...

Но тут у неё перехватило дыхание, потому что Анна уже начитывала формулу.

...Когда сознание опытного псионика проникает в сознание жертвы, та в большинстве случаев, ничего не подозревает. Нужно только вести себя как можно тише, и в нужный момент просто подбросить пару идей в поток мыслей омывающих чужое «я». Жертва ничего не заподозрит просто потому, что мысли и так появляются в пустоте её разума, и в пустоту же исчезают; мысли повседневные, мысли сумасбродные, мысли бредовые, умные, глупые – всё это просто автоматически принимается к сведению. Хороший псионик подобен вору, что никогда не попадается, не оставляет улик и всегда тщательно следит, чтобы вмешательство было, по возможности, минимальным. Ну, пришла в голову скучающей графине средних лет приютить у себя на пару недель симпатичного молодого человека, подумаешь! К тому же, не незнакомца ведь – старый-старый, полузабытый знакомый из ветреной юности. Опять же: ностальгия! Ну как тут удержаться! Конечно же, выручить его тоже будет несложно, да и что такое сто империалов – пустяк, чушь!

Но Анна не пыталась прятаться. Напротив: она вломилась в голову госпожи Фриц подобно паровому катку.

Как рука в перчатку, как умелый кукольник, ловко вставивший пальцы в петельки на концах верёвочек привязанных к марионетке – всё получилось настолько просто и привычно, что колдунье стало не по себе (она даже немного удивилась тому, что в такой безумной ситуации на краю почти неминуемой гибели ей ещё может стать не по себе). Будто она проникала в чужие головы сотни раз, и сейчас старый навык просто отработал как по нотам – странно, очень странно.

Госпожа Фриц задушено охнула, но Анна тотчас же приказала ей успокоиться – так опытный извозчик нетерпеливо встряхивает поводья непослушной лошади – и хозяйка оружейной лавки тут же перестала дёргаться, застывшая посреди тонкой сияющей паутины чужого заклятья.

Колдовское ментальное насилие первой степени, пожизненная каторга без права пересмотра приговора.

Анна не знала этой статьи Другого Кодекса, да ей, откровенно говоря, сейчас было наплевать. Она с огромной скоростью сращивала оголённые провода своих нервов обёрнутые в ткань запретного колдовства с личностью Фриц Шпицберген, метеором пролетая сквозь этажи её сознания.

К счастью, субъективное время – забавная штука: его можно растягивать как угодно, поэтому у Анны на всё про всё ушло не более двух секунд. К тому же она не пыталась выудить из головы госпожи Фриц никакой информации; колдунью интересовали только базовые навыки, что намертво впечатались в самое естество женщины-стрелка. Но ей всё равно пришлось преодолеть завесу плохо скрываемой боли, и страстное желание отомстить за мужа, убитого Нелинейной Гидрой в двух шагах от собственного оружейного сейфа.

Анна вдруг поняла – опять же, непонятно как – что эту боль, эту ненависть можно использовать, что это прекрасный материал и брешь в защите, которой сейчас сознание Фриц инстинктивно пыталось себя окружить. Старый отточенный навык, память, но чья? Её память, память духов, память крови? Потом, всё потом...

Она обрушилась в чужое сознание яростным кровавым дождём: мы убьём эту тварь, уничтожим, раздавим, сотрём с лица земли и Иных Сфер, лишь только пусти меня, откройся, дай мне дорогу через ненависть и ярость, обрати свою слабость в силу, а дальше я всё сделаю сама.

И марионетка, кивнув, покорно повисла на ниточках, готовая на всё, внимая таким важным обещаниям, открываясь, отказываясь от свободы воли, отдавая свою самость тому, кто милосердно соглашался думать и чувствовать за неё...

Анна увидела, как Гидра, вцепившись лезвиями в обшивку бурава, со скрежетом оторвала от неё здоровенный кусок. Полетели искры, машина выпустила клуб дыма и зарычала раненным зверем. Ещё удар, и «Проходник» лишился носовой части; буровой конус утыканный вращающимися мини-головками упал в песок точно голова мёртвой рыбы.

Сознания молодой колдуньи и хозяйки оружейного магазина переплелись и с лязгом соединились, наконец, в единое целое.

И тогда.

Анна/Фриц/Гром/Шпицберген широко как только могла распахнула внутреннее око, и заглянула в эфир так глубоко, насколько позволяла её физическая оболочка и колдовская сила.

Боль в теле – эфирная контузия второй степени. Скоро, очень скоро придёт боль и огонь, сжигающий вены, разрывающий мышцы, плавящий кости, но – потом. Не сейчас. Время ещё есть – всего несколько секунд, но большего и не требовалось.