Лучший исторический детектив (СИ) - Цветкова Ирина. Страница 46

Услышав своё имя, Зельда решила, что, несмотря на то, что она осталась жива, день совсем не добрый.

В высоких, под самый потолок, дверях возникла плотная, слегка сутулая фигура Тодора Шумейко.

— Зеля, я здесь тебе свежего молочка принёс… — Тодор замолк и нахмурился, завидев посетителя у постели. — А вы, пан, кто такой? Больную тревожить сейчас не разрешается.

— Мне разрешается, — полновесно сказал Мрозовский. — Мне, пан доктор, или кто вы там такой, многое разрешается. Позвольте представиться — Эдвард Мрозовский. Я расследую дело о вчерашнем нападении на Зельду Марш, и, если у вас есть, что сказать по существу, то говорите.

Тодор внимательно выслушал Мрозовского, прокашлялся, уселся на пустующий стул возле кровати Зельды и спросил:

— Тодор Шумейко меня зовут, — представился он. — Вы уже кого-то подозреваете?

— Это тайна следствия. Но под подозрением, прежде всего, те, кто мог знать, что пани Зельда возвращается домой. Те, кто знал, что её нет дома.

Тодор запустил пальцы в шевелюру, задумался на минуту и сказал:

— Все соседи могли знать, что её дома нет. Во дворе почти все были. Кто в шахматы играл, кто с внуками гулял, старухи все каждый вечер во дворе сидят. Да и в окно могли увидеть, что вышла пани Зельда. Но наши тут ни при чём. Это точно.

Мрозовский ухмыльнулся в усы и сказал:

— Я понимаю ваше желание отвести подозрение от соседей, но зря вы это. Я вам гарантирую, что невиновных никто не осудит.

Мрозовский остался доволен сказанным и раздувал теперь важно щёки.

— Да не в том дело, — улыбнулся Тодор. — Убийца-то левшой был, а в нашем доме таких никого. Может только дети, кто ещё грамоты не знает.

— Левшой?! — Мрозовский хлопал редкими ресницами, переводя взгляд с Тодора на Зельду и обратно. — С чего вы такой вывод сделали?

— Так я по ране вывод сделал. Рану такую только левша мог нанести. В ранах я разбираюсь.

На кровати застонала Зельда. Она протянула руку к повязке, коснулась её и снова застонала.

— Нет-нет, руками трогать не нужно, — Тодор бережно, как ребёнка, взял её за руку. — Скоро заживёт, вот потом можно.

Мрозовский отметил, что доктор этот не просто так крутится рядом с Зельдой, остальных больных он как будто и не замечал. «Вот вам, пани Зельда, и женишок. Возьмёте и носом крутить не станете — невеста с таким лицом никому не понадобится», — подумал Мрозовский, потоптался и решил, что здесь он большего не узнает.

— Пан, Тодор, я могу попросить вас подойти завтра утром в Управу? У меня к вам будет пара вопрос. Точнее одна небольшая просьба. Для вас, я думаю, не особо затруднительная.

— Зайду, — кивнул Тодор, не отрывая глаз от Зельдиного лица.

На следующий день Мрозовский пришёл в Управу пораньше. На тот случай, чтобы Тодор его не ждал. Очень уж нужен он был Мрозовскому.

Мрозовский даже кофе дома не успел выпить, так торопился. Теперь отхлёбывал пустой чай у себя в кабинете и рассматривал фотокарточки, разложенные на столе. На каждой был собственный номер, соответствующий номеру в деле.

Первая фотокарточка принадлежала покойному Вениамину Железову, под номером два — пану Зеленскому, на третьей был изображён Иван Ткач, тот самый, из обслуги пани Зеленской. Все три фотокарточки были сходны в одном: убитых снял фотограф из Управы уже после их смерти и непосредственно на месте предполагаемой гибели.

В дверь уверенно постучали.

— Войдите, — крикнул Мрозовский, продолжая разглядывать фото.

В кабинет вошёл Тодор Шумейко и снял шляпу. Сегодня он показался Мрозовскому гораздо представительнее: Двубортный костюм сидел безупречно, начищенные туфли сверкали, казалось, что галстук повязан слишком туго — лицо у пана Шумейко было свекольного оттенка. «Чего он так вырядился? Я же не панянка», — подумал Мрозовский и улыбнулся посетителю.

— Проходите, пан Тодор. Очень рад, что вы согласились прийти, — Мрозовский протянул руку и Шумейко ответил, энергично захватив музыкальные пальцы сыщика, зажал их словно в тиски.

— Доброго дня. — Голос у Шумейко оказался бархатным и певучим, чего Мрозовский вчера не заметил. Панянки на такой голос всегда падки. — Мне не трудно зайти, если у вас ко мне важное дело есть.

— Есть дело, конечно, есть, — Мрозовский улыбался и потирал правую руку. — Хотел попросить вас глянуть на фотокарточки. Прошу вас.

Галантным жестом пан Эдвард пригласил Шумейко пройти ближе. Тот недоумённо подошёл, заложил руки за спину, как будто боясь коснуться стола.

Тодор наклонился над столом, внимательно всматриваясь в фото.

— Вы позволите, я поближе взгляну? — спросил Шумейко и, не дожидаясь разрешения, взял фотокарточку номер один. Вероятно, он был близорук, потому что приблизил фото чуть не к самому носу. Через минуту тихо проговорил: — Жаль, что нельзя увидеть, так сказать, в натуральном виде.

— Гм… в натуральном проблематично, — сказал Мрозовский. — Все погребены.

— Жаль, — ответил Шумейко и взял карточку номер два.

Мрозовский подумал, что он напоминает ему прозектора Кулика из мертвецкой. Из всех знакомых Мрозовского только он мог так безразлично рассматривать покойников в любом виде.

— Вы что-то можете сказать? — Мрозовский начинал нервничать.

— Ну, что я вам могу сказать? — развёл руками Шумейко. — Одно скажу наверняка, что на фото нет ни одного убийцы-левши.

— На фото — не убийцы! — резко сказал Мрозовский.

— Ах, да, — пожал плечами Шумейко и смешно сощурился. — Я хотел сказать, что нет никого, кто был убит левшой. И да… Орудие убийства разное: в этом случае, — он взял фото Вени Железова, — убили кортиком, что у военных имеется, а в остальных медицинским скальпелем. — Шумейко смутился и покраснел. — Вы позволите, я пойду? Меня там Зельда ждёт.

Услышав новость, Мрозовский крякнул, как-то глупо кивнул Шумейко на дверь и сел за стол.

— Вы мне ещё понадобитесь! — крикнул Мрозовский в след Тодору, когда тот собирался закрыть за собою дверь. — Я вас найду.

— Конечно-конечно, — смущёно сказал Тодор. — Всегда с радостью… всё, что могу.

Мрозовский перебирал в руках фотографии и ненавидел этих шутников, которые убивали порядочных граждан, а ему, Мрозовскому, теперь разбирайся, кто и кого грохнул. Боже, знала бы мама, чем приходится заниматься её сыну!

Мрозовский как-то вдруг забыл, что пана Зеленского называть порядочным не совсем правильно. Впрочем, и Вениамина Железова — тоже. Разве что хлопчик из обслуги зазря пострадал. Не там оказался и не в том месте.

Мрозовскому вдруг смертельно захотелось кофе и сладкого. От вида фотокарточек, лежащих на столе, в носу воняло лежалыми покойниками.

Зельда смотрела в потолок и думала о том, как несправедлива жизнь. Ведь могла же она уже сегодня оказаться далеко от Жолкева! Но всему помешало желание уехать по-человечески, а если бы бросила всё, просто так. Бросила и всё! То ехала сейчас в поезде, в купе второго класса, строила глазки попутчику и приближалась бы к заветной ячейке в швейцарском банке. Зельда попыталась вспомнить название банка, но не смогла. Название осталось в редикюле, нацарапанное на клочке бумаги. Ох, не видать теперь счастливой жизни!..

А вот Тодор-то оказался… Раньше не замечала его. Ну, ходил мимо, здоровался, краснел… Мало ли, от чего он краснел? Любит, значит. Вчера что-то о счастливой жизни рассказывал, говорил, если война начнётся, можно в Киев перебраться, а там у него родня живёт. Какой Киев?! Какая война?!

Зельда вздохнула, провела кончиками пальцев по выпирающему под повязкой длинному рубцу и подумала, что лучше с Тодором ехать, куда он скажет. Он заботливый и внимательный. Другой бы бросил, увидев с таким шрамом, а этот сам повязки меняет, за ручку по полчаса держит и не отходит.

Подумав, что с таким, как Тодор она не пропадёт, Зельда решила согласиться на все его предложения и уснула.

— Зеля?… Зелюся?…

Голос звучал издалека, и сквозь сон Зельде казалось, что она ещё спит. Лёгкое касание к руке, кто-то взял её ладонь в руку.