Психи (ЛП) - Энн Шеридан. Страница 31

У него были дети, и теперь эти дети вырастут, так и не узнав своего отца, и все потому, что открыла рот по поводу девушки, которую они обрюхатили. Как мне теперь жить с этим? Он пытался предупредить меня, пытался защитить меня от этого мерзкого зла, а я ничего не могла с собой поделать.

Я была безрассудна. Глупа. О чем я только думала? Я могла бы подождать, пока доктор благополучно уберется отсюда, но даже если бы я это сделала, они бы просто выследили его. Мне следовало промолчать. Я должна была защищать его так же, как он защищал меня, но я никогда не думала, что дойдет до этого. Откуда я могла знать?

Его кровь на моих руках.

Желчь подступает к моему горлу, и я прикрываю рот рукой, взлетая на верхнюю ступеньку и мчась по длинному коридору, отчаянно пытаясь вспомнить, в какой из этих комнат была ванная.

Я начинаю вышибать двери, и к тому времени, как добираюсь до третьей, нахожу то, что ищу, и тут же падаю на колени перед унитазом. Я вздрагиваю, извергая то немногое, что осталось у меня в животе. Снова и снова, пока меня не прошибает холодный пот и я не остаюсь дрожать на полу в ванной.

Слезы щиплют мне глаза, и, прежде чем я осознаю это, я срываю с себя одежду и ползу по холодному кафелю в душ. Я протягиваю руку, чтобы открыть краны, и ожидаю ощутить холодную воду, но в ней нет ничего холодного. Я прижимаюсь спиной к стене и подтягиваю колени к груди, когда вода обрушивается на меня, пропитывая волосы и растекаясь по коже, как некое защитное одеяло.

Я смотрю на свое отражение в стекле душевой и понимаю, что впервые вижу себя с тех пор, как меня забрали из квартиры. Я выгляжу ужасно. У меня глубокие мешки под глазами, а мои длинные темные волосы сухие и неухоженные, но из-за страха в моих голубых глазах меня почти невозможно узнать.

Мои глаза обычно яркие и полные жизни, потому что, несмотря ни на что, я боец. Я всегда искала позитив, но сейчас… я никогда не видела их такими мрачными, такими незнакомыми и унылыми. Я сама себе чужая.

Что это место делает со мной?

Только когда на меня падает тень, я понимаю, что так и не закрыла дверь ванной, но, подняв взгляд и увидев стоящего надо мной Романа, до меня доходит, что мне все равно. Какое это имеет значение в данный момент? Я мертва внутри, и не то чтобы он не собирался увидеть мое обнаженное тело в какой-то момент. Черт, он преследовал меня последние несколько месяцев, я не удивлюсь, если он уже видел его.

Я скольжу взглядом по его лицу, и мой желудок скручивается при виде крови доктора, забрызгавшей все его тело, но что еще хуже, так это то, что Роман, кажется, носит ее как трофей.

Я опускаю глаза и снова смотрю на мраморный узор на плитках, надеясь, что, если я не скажу ни слова, он просто уйдет.

Проходит мгновение тишины, прежде чем он вздыхает, и на мимолетную секунду мне почти кажется, что ему не насрать, но я знаю, что это неправильно.

— У нас не было выбора, — говорит он мне тоном фактолога и переходит прямо к делу. — Маркус трахнул тебя без защиты. Оставалось либо так, либо познакомиться с тем, насколько жестоким может быть оружие моего отца, а мы с тобой еще далеко не закончили.

Я вскидываю голову и смотрю ему прямо в глаза.

— Что, блядь, с тобой не так? Думаешь, я тут закатываю истерику из-за того, что ты навязал мне противозачаточные, а не из-за того, что ты только что сделал с доктором? Ты застрелил его. Ты просто лишил его жизни, как будто это пустяк.

Он хмурит брови, и отводит взгляд в сторону, на его лице появляется глубокая задумчивость.

— Так вот… в чем твоя проблема? В том, что я убил этого маленького стукача?

Я изумленно смотрю на него. Их уже не спасти, раз они даже не понимают, насколько они неправы.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? Ты хладнокровно убил его. Ты украл его жизнь, потому что он пытался предупредить меня о вас троих. Ты гребаный монстр. Он этого не заслужил. Дома у него была семья.

Роман пожимает плечами, его темные глаза блестят.

— Им будет лучше без него.

— Как ты можешь так говорить?

Лицо Романа мрачнеет, когда он обходит стеклянную стену душа и присаживается на корточки прямо передо мной. Горячая вода пропитывает его кожу, смывая запекшуюся кровь, когда он протягивает руку и хватает меня за подбородок, удерживая мой взгляд сосредоточенным на нем.

— Ты не знаешь этого человека, императрица. У тебя нет собственного мнения. У тебя был один вынужденный разговор с ним. У меня была целая жизнь. Поэтому, когда я говорю тебе, что его семье будет лучше без него, ты должна поверить мне на слово. Не смей задавать мне вопросов.

Я вырываю подбородок из его хватки и снова смотрю на мраморную плитку, не в силах больше смотреть на кровь, которая медленно смешивается с водой и стекает в канализацию.

— Кем она была? — Бормочу я, мое горло саднит от моего выступления над унитазом.

— Она? — спрашивает он, сверля взглядом мое лицо.

— Она. Девушка, которую вы, парни, обрюхатили, та, о которой меня предупреждал доктор. Кто она была? Что ты с ней сделал?

В мгновение ока Роман поднимается на ноги, увлекая меня за собой и ударяя спиной о холодные плитки. Он прижимается ко мне, его лицо всего в дюйме от моего.

— Она не твое собачье дело, — рычит он, его теплое дыхание касается моей кожи. — Она была вдвое лучше, чем ты когда-либо будешь, и она потерпела крах, потому что отказалась следовать инструкциям.

Я сжимаю руки в кулаки, и стискиваю челюсти, гнев волнами изливается из меня. — Твой отец убил ее, потому что она залетела.

Роман прижимается ко мне сильнее.

— Ты не имеешь права говорить о том, в чем ничего не понимаешь, — бормочет он, властность в его тоне вызывает дрожь у меня по спине. Он отстраняется, мгновенно отпуская меня, и выходит из душа.

Вода стекает с его тела, а я наблюдаю за ним, стиснув зубы и впившись ногтями в ладони. Он останавливается прямо перед душем и делает глубокий вдох, прежде чем снова повернуться ко мне лицом. Он стягивает с себя промокшую рубашку и бросает ее в угол ванной, мокрая ткань издает резкий шлепающий звук по гладкому кафелю.

Мой взгляд скользит по его телу, отмечая упругие выступы его рельефного пресса и скользит по широкой груди, но когда он смотрит на меня в ответ, тихий вздох облегчения слетает с моих губ, когда я понимаю, что в этом нет абсолютно ничего сексуального, он просто избавляется от своей мокрой рубашки.

— Послушай, — наконец говорит он. — Ты… Ты не единственная, кого удерживают здесь против воли.

Мои брови поднимаются, когда я в ужасе смотрю на него.

— Сколько их? У тебя по всему твоему долбаному замку спрятаны маленькие секс-рабыни? Ты просто выбираешь одну любую каждый вечер, чтобы пойти и потрахаться, или мне просто очень повезло, потому что я новенькая?

Роман стонет, звук такой тихий, что если бы я не была внимательна, то пропустила бы его.

— Я говорю о себе и своих братьях, — огрызается он. — Наш отец запер нас здесь, в этом месте, потому что всякий раз, когда мы выходим на улицу, к нам привлекается слишком много внимания. Каждое гребаное убийство в городе вешают на нас, независимо от того, совершили мы его или нет, так что здесь мы и останемся. А ты, — продолжает он, — ты должна была стать подарком, который побудит нас не приходить в реальный мир.

— Что? — Я вздыхаю. — Это бессмыслица. Ты сказал, что я здесь, потому что мой отец заключил сделку и продал меня, чтобы списать долг.

— Он это сделал, — говорит Роман, снова подходя ближе к стеклу душа. — Долг был не у нас. Твой отец занял у семьи ДеАнджелис, а когда наш отец получил долг, он увидел в этом прекрасную возможность наладить отношения со своими сыновьями. В конце концов, он забрал ее у нас, так что, по его мнению, все просто — заменить ее кем-то другим.

Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его.

— Почему он пытается держать вас здесь взаперти?

Глаза Романа темнеют, и мягкая улыбка тронула уголки его полных губ.