Ничего больше - Тодд Анна. Страница 34

– Вообще-то никак.

Ее руки продолжали натирать противень. Наконец Нора сполоснула его и положила на решетку рядом с раковиной. Где Тесса? Мне хотелось, чтобы она вернулась и неловкость, нависшая в кухне, прошла.

– Как работа? Она все еще тебе нравится? – Я никак не мог заткнуться.

Нора снова пожала плечами, и мне показалось, что она ответила: «Все в порядке».

– Ты ужасно сердишься на меня или как? – сказал я неожиданно для себя.

Ужасно сердишься? Мне же не пять лет, как тогда, когда я спросил Картера, не ужасно ли он сердится из-за того, что моя мама нечаянно переехала его игрушку.

Прежде чем ситуация стала еще более неловкой, Нора повернулась ко мне. На ее шее пульсировала жилка, грудь вздымалась от нервной дрожи. Моя голова пылала: я не должен испытывать такие сильные чувства к женщине, которую практически не знаю.

– Сержусь на тебя? За что?

Она говорила со мной, и в ее глазах светилась искренность. Надув губы, она ждала ответа, найти который было труднее, чем казалось. Потирая шею рукой, я думал, думал, думал, думал не переставая.

– Из-за всего. Из-за Дакоты, поцелуя…

Тут Нора открыла рот, и я остановился на полуслове, чтобы не мешать. Облокотившись на стол, она взглянула мне в глаза. Она смотрела на меня, не отрываясь, и в тот момент я пожалел, что не знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, о чем она думает и что чувствует. Я не мог прочитать ее мысли, хотя очень этого хотел.

Вообще, я неплохо разбираюсь в людях и мотивах их поведения. Я могу сказать, что человек чувствует, даже если он пытается это скрыть. Взгляд на противоположную стену или легкий перенос веса тела – есть миллионы способов проникнуть в мысли других людей.

– Я вовсе не сержусь на тебя, это просто небольшое недоразумение.

Тон сказанного вызвал у меня тревогу. Я никогда не хотел ничего, кроме как узнать то, что она скрывала. Ее внутренний мир был для меня загадкой, и ее решение казалось равносильным постижению тайны жизни: в эту тайну трудно проникнуть, но она мучает открывающимися возможностями.

– Лэндон, дело в том, что…

Ее прервал скрип кроссовок по чистому кафельному полу. Я обернулся. Над белыми кроссовками поднималась пара ног в плотно обтягивающих легинсах. Стройное тело – в черном боди и балетной пачке.

Дакота бросила взгляд на стоявшую рядом со мной Нору. Казалось, она превратилась во что-то большее, стала темнее и сильнее. Затем выпрямилась и расправила плечи, требуя, чтобы на нее обратили внимание.

– Дакота! – Я инстинктивно подался от Норы к ней.

– Значит, вот куда ты пошла? – спросила она.

Я на мгновение смутился, но потом сообразил, что она обращается не ко мне. Дакота смотрела на Нору.

Глаза Норы встретились с моими.

– Нет, я здесь с Тессой…

Дакота прервала ее на полуслове:

– Я же говорила тебе, чтобы ты оставила его в покое.

Меня очень смущала эта сцена. Голос Дакоты поднимался, как мощный морской прилив, грозя затопить маленькую квартирку.

– Я говорила тебе, чтобы ты держалась от него подальше. Это запрет. Мы же договорились.

Глаза Дакоты сузились, превратившись в щелочки, а Норины стали большими, как чайные блюдца. Нора еще не оправилась от шока, вызванного неожиданным появлением Дакоты на кухне.

– Я лучше пойду.

Нора взяла со стола посудное полотенце, быстро вытерла руки и вышла из кухни, не взглянув на нас. Меньше чем через двадцать секунд хлопнула входная дверь: она ушла, даже не попрощавшись с Тессой. Мы с Дакотой стояли и молчали: Нора исчезла так быстро, а я был настолько потрясен, что мне не пришло в голову отправиться следом. В голове промелькнуло: может, так и следовало поступить, как бы тогда отреагировала Дакота?

Глава двадцатая

Дакота смотрела на меня с недовольным видом. Распущенные кудрявые волосы падали ей на плечи. Она раздраженно кусала ногти. Мне очень не понравилось, что она вела себя как старшеклассница. Нет, ее поведение было просто примитивным, да и балетная пачка не делала образ взрослее.

– Что это было? Что с тобой? – спросил я.

Это прозвучало слишком резко, но мне были нужны ответы. В происходящем не было никакого смысла.

Конечно, она сразу заняла оборону и молча уставилась на меня так, словно это я вел себя как ревнивый ребенок. Внезапно взгляд Дакоты смягчился. Она перестала дуться и оперлась рукой на кухонный стол как ни в чем не бывало. Я решил не спускать ей этой выходки.

– Почему ты выгнала подругу Тессы из нашей квартиры?

Дакота окинула меня взглядом. Я понял, что она молчит и тянет время, решая, что сказать.

Наконец через несколько секунд она вздохнула и заговорила:

– Для меня Нора не только подруга Тессы, Лэндон. Она моя соседка по комнате, и я не хочу, чтобы она ошивалась рядом с тобой. Нора – не лучший вариант. И я не позволю ей заарканить тебя. – Помолчала и добавила: – Я не позволю этому случиться.

Я не знал, что было хуже: интонация или ревность и инстинкт собственника, проскользнувшие в ее словах, – но по коже, покалывая, пробежала нервная дрожь, и грудь наполнилась адреналином.

– Во-первых, я не знал, что вы соседки по комнате, меня до сих пор это удивляет. А во-вторых, не тебе решать, кто для меня хорош, а кто не очень, Дакота.

Она побледнела, словно я дал ей пощечину.

– Значит, она действительно тебе нравится! – с искаженным лицом бросила она мне.

С каждой секундой я все больше злился, напряжение между нами росло с каждым ее вдохом.

– Нет. Ну, если честно, я сам не знаю, что к ней чувствую.

Из моего ответа выходило, будто я не хотел говорить правду, но так оно и было на самом деле. Я всегда был откровенным с Дакотой, кроме тех редких случаев, когда лучше было промолчать. Я был совершенно уверен, что не ее дело решать, кому можно меня заарканить.

Дакота пересекла кухню и подошла ко мне; ее блестящая пачка покачивалась в такт шагам.

– Постарайся разобраться с этим, потому что я не хочу, чтобы ты запутался в своих чувствах ко мне, – проговорила она и закатила глаза.

Я узнал эту интонацию, эту настороженность.

– Ладно. Выбрось все это из головы, расслабься. – Она точно знала, что я имел в виду.

Дакота хорошо научилась отключать эмоции, когда боль становилась слишком сильной, и много лет я без устали напоминал, что ей ничто не угрожает и можно ослабить бдительность. Только когда это было неопасно, разумеется. Я всегда хотел ее защитить.

Она вздохнула, признавая поражение.

– В последнее время я много думала о тебе.

– Что именно? – спросил я.

Дакота судорожно сглотнула и закусила нижнюю губу.

– Что я люблю тебя, Лэндон.

Сказала так небрежно, будто не догадывалась, что сказанное развязало узел, давно туго затянутый в моей груди, и наконец облегчило мою боль.

Я не слышал этих слов от Дакоты с тех пор, как переехал в Нью-Йорк. Когда-то они были привычны мне, как звук собственного имени… но не теперь. Сейчас эти три слова свели на нет все мои попытки избавиться от тоски и одиночества, завладевших мной с тех пор, как Дакота меня бросила. Они угрожали разрушить непрочный форт, который я строю с того дня, когда она решила, что я ей больше не нужен.

Эти слова были для меня гораздо важнее, чем она могла себе представить. Сердце было готово выпрыгнуть из груди от злости.

Я готовился выдержать ее гнев и вовсе не ожидал объяснения в любви. Если честно, неизвестно, что хуже.

– Я люблю тебя, Лэндон, – раздался в тишине голос Дакоты, и я закрыл глаза. – Я люблю тебя с тех пор, как себя помню. И мне жаль, что я доставляю тебе неприятности. Я причинила тебе боль, я знаю, и мне так стыдно…

Ее голос прервался, и глаза наполнились слезами. Она была так близко, что я слышал ее дыхание.

– Я была эгоисткой, я и сейчас такая, все так запуталось, мне невыносимо видеть тебя рядом с кем-то другим. Я не готова тебя делить с другой. Помню нашу первую встречу…