Солнце отца (ЛП) - Фанетти Сьюзен. Страница 29

Но все-таки он хотел, чтобы она принадлежала только ему. Его сокровище, недоступное другим.

— Ты хочешь еще? Ты хочешь быть со мной, пусть даже это и будет больно? — Она была такой мокрой теперь, что лучшего времени для вопроса и не найти.

Сольвейг кивнула и попыталась лечь, но Магни придумал кое-что получше. Он поймал ее и заставил подняться. Понимая, что он намерен сделать, она помогла ему, повернувшись так, чтобы сесть лицом к нему, на его бедра. Его плоть выскользнула из бриджей и встала меж ними, как копье, так явно, что даже темнота не могла помешать им это почувствовать.

— Хочешь, чтобы я тебя потрогала? — Ее рука сомкнулась вокруг него, и Магни едва не потерял контроль.

Он обхватил ее руку своей.

— Нет. Я не выдержу долго. Коснешься меня в другой раз. А сейчас опустись на меня. Наполни себя мной и остановись, когда захочешь. Если захочешь.

Она поднялась на колени и подалась ближе. Его рука все еще удерживала ее руку сомкнутой на его плоти, и они держали ее вместе, когда Сольвейг осторожно на нее опустилась.

— Ах, боги, — хрипло выдохнул он, когда ее тело приняло его и сжало — даже сильнее, чем его собственная рука.

Она еще не опустилась так, чтобы коснуться их сомкнутых рук, когда Магни почувствовал тонкую преграду, которая без всяких сомнений подтверждала, что Сольвейг никому еще не принадлежала. Кончик его плоти толкнулся в преграду, и Сольвейг выдохнула и приподнялась.

— Это оно?

Он кивнул, а потом вспомнил, что она его не видит.

— Да. Больно будет, когда эта преграда разорвется.

— И сейчас больно. Жжет.

— Ты очень узкая. Я думаю, это от растяжения.

— Да. Похоже на то. Ты большой. — Она засмеялась. — Ты гордишься этим?

По правде говоря, в обычных обстоятельствах он бы гордился своим размером. Мальчишки всегда мерились этим друг с другом, и стесняться ему было нечего. Но сейчас он думал только о ее боли. И все же ему нравилось ее чувство юмора, оно говорило о том, что ей с ним легко — и самому Магни становилось легче.

— У меня могучий меч!

Она хлопнула его по животу.

— Ну да. Давай посмотрим, каков этот меч в деле. — Она убрала свою руку с его плоти, одновременно убрав и его руку тоже, и полностью опустилась на него.

Ощущение было настолько взрывным и глубоким, что Магни стал твердым как железо и камень от головы до самых кончиков пальцев. Они оба ничего не видели, и это обострило остальные чувства, особенно осязание, и Магни теперь мог чувствовать каждый трепет Сольвейг снаружи и внутри. Горячая и мягкая, твердая и влажная, она содрогалась на нем так, будто сама жизнь заключалась в их соединении.

Сольвейг молчала. Ее пальцы впились в его плечи, он чувствовал, как она напряжена. Он попытался вдохнуть — глубоко, чтобы найти в себе силы заговорить.

— Сольвейг? — его голос скрежетал, как корабль по песку.

— Болит. — Сдавленный выдох.

Слово пронзило его насквозь.

— Прости. Поднимись. Я не хочу…

— Нет! — Она забыла, что нужно шептать. — Я хочу. Я хочу, чтобы ты тоже почувствовал. Чтобы ты узнал то же, что позволил узнать мне.

— Но необязательно должно быть больно. Ты можешь коснуться меня руками.

Она сжалась на нем, и она застонали, каждый по своей причине.

— Я хочу этого.

Он ухватил ее за бедра и заставил остаться на месте.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня. Не делай этого со мной.

Его тело хотело ее, неважно, что ей было больно, неважно, что говорил разум, и Магни пришлось напрягать всю свою волю, чтобы заставить себя просить ее остановиться. Когда она напряглась снова, вся его воля испарилась. Он застонал и попытался заговорить, но не смог.

— С каждым разом, как я двигаюсь, болит все меньше, — сказала она, и он решил поверить и сдаться за них обоих. Он отпустил ее бедра и обнял ее, чтобы найти ее губы своими губами в темноте.

Он позволил ей двигаться, как она хотела, чувствуя, как она пытается найти облегчение боли и, может быть, путь к удовольствию. Каждое ее движение уносило его все выше. Он держался так долго, как мог, надеясь, что ее боль вот-вот кончится, но скоро — слишком скоро — начал двигаться вместе с ней в ее ритме, сжимая ее ягодицы, ища собственное освобождение.

Когда потребовалось вдохнуть, Магни оторвался от губ Сольвейг и уронил голову ей на плечо. Ее губы были у его уха, когда он услышал это — легкий вздох, чуть более высокий, чем обычно. Он знал этот звук, наконец-то он был ему знаком. Он слышал это, когда трогал Сольвейг рукой.

Она нашла удовольствие.

Закрепляя свою победу, он перевернулся, снова уложив ее на мех, и лег сверху. С каждым его толчком Сольвейг издавала все тот же задыхающийся звук. Он скользнул под нее рукой, приподнял бедра, чтобы толкаться сильнее, и ее вздохи превратились в имя: в его имя.

— Магни… Магни… Магни!

— Да, — выдавил он. — Со мной. Ты со мной?

Она не ответила, но сжала его волосы — и сжалась вокруг него. Магни отпустил себя, выйдя из нее в последний миг и пролившись на ее живот.

Он упал на нее и некоторое время они лежали, задыхаясь, так. Потом, когда Магни смог двигаться, он нащупал тунику — кажется, это была туника — в темноте и вытер их обоих насухо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Сольвейг замурлыкала и повернулась к нему.

— Все покалывает и гудит.

Слова подходили и его ощущениям.

— Надо одеться до того, как уснем, любимая.

— Любимая, — выдохнула она и больше ничего не сказала. Кажется, сегодня в этих франкских лесах они будут спать нагишом.

Лежа так неподвижно, как только мог, Магни потянулся за своим плащом. Потом накрыл их обоих, обнял Сольвейг и закрыл глаза.

— oOo~

Магни проснулся от чувства ужаса, распахнул глаза и потянулся к топору. Его не было.

Вали держал его в руках. Он стоял рядом и недобро ухмылялся.

Сольвейг продолжала спать, легко похрапывая, будто они не были на вражеской земле, и ее отец Ульфхедин не нависал над ними подобно разгневанной горе.

Ее отец бросил топор, и лезвие вонзилось в землю рядом с головой Магни. Он не промахнулся. Если бы Вали хотел убить его, топор вонзился бы Магни прямо между глаз.

— Вас бы убили, пока вы тут прыгали друг на друге посреди франкских лесов, как дураки; сделали бы из кожи плащи, а из черепа — шлем. Скоро рассвет. Мы снимаем лагерь и уходим.

Он повернулся и направился к лесу. Магни проследил за ним, пытаясь усмирить сердце.

— Сольвейг. — Он ткнул ее в плечо. — Проснись.

Она застонала и спрятала нос под его плащом. Он потряс ее сильнее.

— Любимая, где мы, по-твоему, находимся? Пора просыпаться и идти. Мы во Франкии, помнишь?

Это заставило глаза Сольвейг открыться.

— Беда?

Она села и Магни тут же забыл обо всем при виде ее тела. Даже со спутанными волосами, все еще испачканными кровью прошлой битвы, она была прекрасна. Алые вершины ее грудей показались из-за сползшего плаща, и в какое-то мгновение он был готов уложить ее обратно на мех.

А потом вспомнил Вали.

Он ответил:

— Твой отец был здесь. Не франки. Хотя я бы охотнее встретился с ними.

— Мой отец?

Магни кивнул.

— Он разбудил меня. Недовольный тем, что ты со мной здесь… если сказать мягко.

Ее смех удивил его — и немного оскорбил. Злой берсеркер — вовсе не смешное зрелище, подумал он, особенно для мужчины, который провел ночь с драгоценной дочерью этого берсеркера.

— Он метнул топор почти мне в голову. Не думаю, что он шутил.

— Ты был бы мертв, если бы он хотел причинить тебе вред. Он не злится. Он почти уговорил меня пойти к тебе.

— О чем ты?

— Только о том, что наши родители будут рады, если узнают, что мы вместе. — Она встала, и снова он был заворожен зрелищем, а потом заметил следы крови на ее бедрах. Она же, казалось, не замечала ничего и надела бриджи без всякого признака боли.