Солнце отца (ЛП) - Фанетти Сьюзен. Страница 55

— Наверняка тут есть охрана, — сказала она.

Если Магни и удивил холодный прагматизм в ее голосе, он этого не показал. Сжав плечи Сольвейг и поцеловав ее в ухо, он отпустил ее, и она наклонилась и подняла свой щит и меч.

У Карлсы была хорошая береговая линия, пологая и широкая, поэтому гребцы четырех скейдов вели их прямо вперед, пока они не уперлись в мягкое дно. Меркурианские корабли бросили якорь на некотором расстоянии, где их более тяжелые корабли могли оставаться на плаву.

Как только ее скейд сел на мель, не дожидаясь знака, Сольвейг схватила весла и прыгнула в воду.

Ледяная морская вода обхватила ее ноги, доходя до верхней части бедер. Она была рада этому — осознаваемому дискомфорту, точке фокуса в ее хаосе. Мир вокруг огласился оглушительным плеском прыгающих в воду налетчиков. Но голосов не было. Как и она, все были ошеломлены и молчали.

Они не были налетчиками, по крайней мере здесь. Это был их дом. И теперь от него ничего не осталось.

Они подошли к выжженной земле, которая когда-то была их домом. Готовая к драке, Сольвейг приблизилась к родителям и брату, и все они двинулись к Карлсе без какого-либо сигнала. Их вела только жажда крови.

Ее отец вышел вперед. Несмотря на пронизывающий холод, он снял тунику и меха и штурмовал насыпь с обнаженной грудью, держа топоры наготове, а плечи его были широкими и округлыми от напряжения. Сольвейг и Хокон шли следом за ним, а их мать — рядом с ними.

Агнар был с ними в этом путешествии, но сейчас он с ними не шел. Даже не оглянувшись, Сольвейг знала, что кратковременная задержка ее матери вызвана тем, что она приказала Агнару остаться на берегу. Он еще не был достаточно натренирован, чтобы сражаться, и уж точно недостаточно, чтобы вести в бою.

Это была Карлса, их родина, поэтому другие лидеры — Леиф и Магни, Астрид и Леофрик — отдали право вести их людей Вали и его семье. Но Сольвейг чувствовала близость Магни и его заботу о ней. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать, что он близко; она чувствовала его сбоку и чуть сзади.

Когда они приблизились к тому, что когда-то было городской площадью, прямо перед зазубренными черными клыками, оставшимися от обгоревших стен большого зала, ее отец остановился сам и поднял руки, останавливая воинов.

— Мы не одни, — сказал он, и слова были четкими и ясными, хоть он и не кричал.

Сольвейг подошла, чтобы посмотреть, что он видит, и он кивнул, привлекая ее внимание. Посреди обугленной земли и почерневших костей виднелась кучка обгоревшего дерева и золы, которая когда-то была небольшим костром — походным костром — и горела много раз на одном и том же месте, как если бы здесь был разбит лагерь.

После разрушения Карлсы кто-то разбил здесь лагерь. Воин, подчиняющийся приказу Толлака. Другой возможности не было.

Затем Сольвейг увидела, что слабый вихрь пепла, поднимающийся от этого круглого пепелища, не был обязан свои происхождением ветру. Он шел от огня — потому что тот еще не был полностью мертв. Где-то в золе были зарыты еще горячие угли.

Отряд увидел приближающиеся корабли и отступил прежде, чем их смогли обнаружить.

— Они сбежали или прячутся?

От города мало что осталось, и защитить от засады это малое не могло, но они были достаточно близко к лесу, чтобы стражники, разведшие костер, могли укрыться за деревьями, наблюдая, как они выходят на сушу. И наблюдать за ними прямо сейчас. Развалины города позволяли хорошо видеть чужаков.

Ее отец ответил на ее вопрос одним из своих собственных.

— Что бы ты сделала?

Если только это не была армия — а с чего бы ей здесь быть? — отряд охраны был в значительном меньшинстве. В потрясающем воображение меньшинстве. Но Сольвейг не думала, что они сбежали.

— Затаилась в засаде.

— И я.

Легкий смешок сорвался с ее губ, удивив ее саму; здесь не было ничего забавного.

— Нет, ты бы так не сделал. Ты бы поднялся во весь рост и принял все копья на себя.

— Да, я бы испытал такой порыв. Но если бы я последовал ему, я был бы безрассуден и подверг бы риску не только себя. Как Ульфхедин, я должен сражаться с любым врагом, которого встречу. Но как ярл, я должен думать о людях, которых веду за собой. Это постоянная битва, которую я веду в своем сердце всякий раз, как беру в руки оружие, — между огнем в крови и мудростью в разуме. — Он смерил ее взглядом. — Каким был бы разумный путь для этих воинов?

Сольвейг поняла, что отец учит ее. Делится своей мудростью. Именно так он всегда и делал — размышлял вслух, спрашивал ее мнение и анализировал то, что она предлагала.

Мать учила ее сражаться, становясь с мечом напротив нее. Отец учил ее лидерству, становясь рядом.

И теперь Сольвейг задумалась над вопросом, который он задал. Что было бы разумнее для небольшого отряда? Если бы это был и в самом деле небольшой отряд, и горизонт вдруг заполнился полудюжиной кораблей, то следовало бы спасаться бегством. Но что если у них был приказ удерживать позицию? Стал бы Толлак оставлять большое войско так далеко на севере, в городе, который он сжег дотла, не зная, насколько сильное войско приведут с собой ярлы Вали и Леиф? Не зная, вернутся ли они вообще после столь долгого отсутствия?

Прежде чем ответ успел сформироваться в ее сознании, запела стрела, и все вопросы отпали. Стрела вонзилась в землю у ног Хокона.

Одна стрела. Все уставились на нее, подняв щиты, но враги больше не стреляли. Сольвейг поняла, что эта стрела означала одно из двух: предупреждение или случайность. В любом случае, это послужило уведомлением.

Она увидела, что ее отец собирается закричать это; его грудь наполнилась воздухом и расширилась.

— ЛЕС!

Он побежал вперед без прикрытия и щитов, и бойцы подхватили его рев и бросились в атаку вместе с ним.

— оОо~

— Дай посмотреть. — Мать Сольвейг взяла ее за подбородок и повернула голову к себе. Прищурившись, она изучила рану на лбу Сольвейг.

Для Сольвейг глаза ее матери были просто глазами ее матери. Она видела их со дня своего рождения, и в них не было ничего странного. Конечно, она понимала, что они разные, но ее никогда особо не беспокоил вопрос о том, почему правый глаз Бренны Ока Бога так сильно отличался от левого. В нем либо была сила Всеотца, либо нет; в любом случае Бренна была матерью Сольвейг, и ее глаза были ее глазами.

Но она знала взгляд, от которого леденели сердца других, и понимала, почему. Особенно сейчас, когда эти разные глаза светились на лице, перепачканном кровью и грязью. Любому, кто не был воспитан этой женщиной, они действительно могли бы внушить ужас.

— Все хорошо, мама. — Сольвейг вырвалась из объятий матери. И все было хорошо… ее ударили рукоятью меча, и у нее болела голова, но это была единственная рана, которую она получила в бою.

— Я рада. Но рану надо закрыть. Отправляйся к Гудмунду.

У боевого целителя было бы время зашить рану; у него было не так уж много дел. Немногие получили ранения в этой битве, и еще меньше было тех, кто ранен серьезно. После трех недель боев они потеряли меньше дюжины людей, и они уничтожили все силы Толлака, с которыми столкнулись. Всю дорогу через Карлсу и большую часть пути через Халсгроф они прошли, как карающий бич.

Нет, не как бич. Это Толлак и Гуннар были бичом, ударами выжигавшим себе путь с севера на юг. Город Халсгрофа, хотя и оставался нетронутым и не покинутым людьми, выглядел едва ли лучше Карлсы. Половина его была сожжена, и только половина жителей осталась в живых.

Люди, которых они там встретили, освобожденные от захватчиков, описывали пережитое опустошение. Пусть Толлак и вступил в союз с Гуннаром, но именно люди Гуннара уничтожили Карлсу, а когда Толлак ополчился на своего союзника, та же участь постигла Халсгроф. Они не допустили полного уничтожения только потому, что битва была почти на равных — люди Гуннара сражались против людей Толлака, альянс распался.

Из-за того, что Леиф и отец Сольвейг забрали в набег на Франкию самых сильных воинов, у Карлсы почти не осталось способного сражаться войска. То же самое было и в Гетланде. У них не было никакой надежды предотвратить нападение.