Гремучий Коктейль 7 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 24
Дракон, конечно, не подал виду, но я и лорд в моем черепе, внимательно прислушивающиеся и приглядывающиеся к беседе, успели заметить замешательство, проскользнувшее на роже Акстамелеха, когда тот щупал кусочек иномировой смолы, уничтожающей магию. Ящер определенно понял, что его магия сломается, столкнувшись с каваром.
А значит, что его решение убить меня в последствии при любом удобном случае — гарантировано.
Глава 12
— У меня что-то со слухом, — пожаловался мне в разговорник Дракарис, — Ты хочешь, чтобы я поспособствовал активизации борьбы русских с Синдикатом в пользу более выгодных для них контрактов с Китаем, так? А за это…
— А за это я заманю тебя в смертельно опасную ловушку, полную драконьего пламени, — невозмутимо повторил я уже сказанное, — Чтобы ты не говорил, что я для тебя ничего не делаю.
Минута молчания в «трубке» была медом, пролившимся на мое самолюбие.
— Кейн… а не молод ли ты играть в такие игры? — голос телокрада был довольно серьезным.
— Учусь у лучших. Если хочешь узнать подробности — будь добр появиться.
— Не тогда, когда Акстамелех крутится возле тебя. Скотина учует мой запах.
— Он занят обустройством ловушки.
— … ты интригуешь меня, юный князь. Добром это не кончится. Уговорил. Я займусь твоим вопросом уже сегодня, чтобы ты боялся разочаровать меня завтра.
— А я прямо уже сегодня боюсь. Прямо сейчас, — саркастически бросил я, вырубая аппарат.
С тоской вспоминаю времена, когда я нищий и в обносках лез бомбить нелегальных скупщиков маны возле академии ревнителей. За пару тысяч рублей я напал на бандитское логово, всех к чертовой бабушке перебив. Жизнь тогда была гораздо проще. Теперь мы воюем с преступной организацией словами и интригами, организация гритбольного матча способна изменить ход истории, а я собираюсь сыграть пьеску обезьяны и дерущихся под деревом тигров.
А еще это.
Вздохнув, я посмотрел на дочь. Та сидела на моем рабочем столе, облокотившись спиной на развалившегося Мишлена, и вовсю пыталась разобрать одну из моих пишущих ручек. Неуместность своего нахождения здесь княжна игнорировала точно также, как и мое возмущение. Когда ты открываешь порталы на Гарамон в определенное время, чтобы поддерживать связь с женой и ребенком, то нет ничего удивительного в том, что ребенок захочет пройти сначала через свой портал, а затем воспользоваться отцовским. Если за ним не уследят.
За ней не уследили.
— Алиса, милая… — попробовал я воззвать к родной кровинушке, — Тебе пора домой. Понимаешь?
Искоса взглянув на меня, дочь задумалась на несколько секунд, а затем, взмахнув ручкой, открыла свой портал посреди моего кабинета, целиком и полностью лишая себя возможности вернуться в Аркендорф. И, пока я сидел с открытым ртом, а это длилось недолго, тут же закрыла портал, всем своим видом показывая, что она прекрасно знает, что делает, отрезая себе дорогу домой.
Лежащий под столом Курв, пролезший сюда как Мишель, лишь иронично хрюкнул.
— Вы издеваетесь… — устало выдохнул я, откидываясь на кресле и массируя виски. Стефания вчера вечером отпросилась на пару дней к матери, а столько я ждать не мог. Как и Кристина, которая будет сходить с ума, не обнаружив дочь.
Ну разумеется, как тут не бросить ручку, и не встать на стол для того, чтобы после достаточно ловкого прыжка на папин пах, не погладить расстроенного родителя по голове, пока он хватает ртом воздух? А потом еще и умоститься задом на ногу, чтобы было сподручнее отрывать пуговицу с жилетки?
А нет, она полезла к револьверу в кобуре!
— Три покушения, один дракон, интриган телепортатор… — просипел я, не давая дочери выдрать оружие из кобуры, — Две зачистки гангстерских логовищ… Без царапины. Но один младенец…
— Папа! — меня требовательно дергали за револьвер, а чтобы не особо возражал — уперлись коленкой туда, куда уже был причинен урон.
— Помоги! — просипел я, пуча глаза на кота. От боли меня натурально скрючивало.
Кот, поднявшись с места и встав на краю стола, использовал свои передние лапы, принявшись утягивать ими княжну к себе. Та ворчала, пытаясь отцепить согнутые крюками кошачьи конечности от своей девичьей груди, но силы были неравны. Тем не менее, досадливо брыкнуть ножкой — дело святое, а куда должна угодить пяточка — неважное.
— Да в самом-то деле! — проскулил я, натурально сползая на пол, где и был добит облизыванием собакой.
По крайней мере я так думал, что оказалось в корне неверно. Выскользнувшая благодаря гравитации и потере точки опоры дочь, мягко приземлившаяся со мной под стол, вовсе не думала сдаваться. Тактически грамотно рухнув на коленки, она создала себе достаточную точку опоры, чтобы прибежавший кот её не смог оттащить, а затем, крепко вцепившись мне в воротник, продолжила изъятие оружия. Деморализованный Курвом я, зажав револьвер подмышкой и изнывая от оттоптанных к чертовой бабушке гениталий, пытался перевернуться на живот.
Борьба, впрочем, завершилась победой гравитации — папа тяжелый, пушка застряла, кот тянет назад, Курв пихает толстым задом, одинаково портя жизнь всем вокруг… придётся сдаться.
— Так, — сказал я через пять минут, лежа на полу и глядя в потолок, — Так жить нельзя. Мы едем к маме.
— Папа! Фу!
Я не понял, она вообще общаться умеет или только приказывает? С одной стороны, я бесконечно рад за характер собственного потомка, с другой стороны уже как-то тревожненько.
Один из немногочисленных Истинных Америки проживал в Индианаполисе, куда я, зарядив манамобиль, и двинул, предупредив всех заинтересованных лиц о своем отбытии по разговорнику, когда уже выехал за пределы города. Заинтересованные были резко против, начиная с драконьего «я этого не дозволял» и заканчивая хоровыми стонами городских «как же мы без вас». Да плевать, у меня тут чрезвычайное происшествие.
Это стало своеобразным отпуском. Впереди дорога, дочь рядом на сиденье, зафиксированная спящим вокруг неё котом, собака храпит сзади. Идиллия. Мы даже общаемся, когда самой Алисе надоедает спать и она встает, чтобы обозревать проносящиеся мимо окрестности. Характер общения, правда, хромает — дочь пытается отдавать мне разные команды, а я в ответ рассказываю ей, как у меня тут, в Америке, дела. В итоге звучание родительского голоса постоянно сбивает Тернейшество-младшее с мысли, повышая при этом настроение, поэтому она за неисполнение команд сильно не злится.
Несмотря на то, что между двумя крупными городами было чуть менее двух сотен миль, я никуда особо не спешил, даже останавливался пару раз, позволяя животным размять лапы, а Алисе обозреть окрестности, что она и проделывала с истинно королевским достоинством. Именно эта невозмутимость маленькой дочери, стоящей на ногах и вглядывающейся в мелькающие мимо пейзажи, и натолкнула меня на неожиданную, но очень странную мысль.
Остановившись возле небольшого озера, я повел мой маленький отряд межконтинентальных путешественников к могучей склонившейся иве, растущей неподалеку от воды. Сев у её корней и усадив дочь на колени, я, посидев минут пять спокойно, решился и…
…пощекотал Алису Дайхард.
Пальцами.
За бочок.
Дочь очень медленно повернула ко мне голову и уставилась совершенно неверящим взглядом, даже не моргая от яркости моих глаз. Превозмогая стыд, как будто пукнувший при любимой учительнице четвероклассник, я повторил компроментирующие действия, а затем повторял их до тех пор, пока младшая Дайхард не начала отпихиваться от терроризирующей её руки. Я не сдавался в своих наглых домогательствах и продолжать мучить ни в чем не повинную дочь (почти), пока та, спустя почти десять минут борьбы, не начала сворачиваться клубком, спасая бока и издавать звуки, похожие на хихиканье.
Я продолжал. Сидящий неподалеку Мишлен, наблюдавший всё это действие, пригнул голову и выпучил глаза, натурально разинув пасть в неземном удивлении.
Алиса Дайхард смеялась. Неловко, неумело, она как будто каркала своим детским голоском, но да, это был натуральный смех. Она смеялась, а я чувствовал себя идиотом.