Гремучий Коктейль 7 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 30

— Ты придумал этот фокус с бомбой лишь для того, чтобы умереть? — еле сдержался я.

— Ну… там мне этого так и не дали, — развел обрубками рук Петр, — Как видишь.

Кажется, мои планы придётся дополнить. Убивать друга, которого я уже похоронил, было бы совсем уж жестоким делом, хотя бы по отношению к себе самому. Безумного, суицидального, бесконечно храброго, капитально ненадежного, но при этом зверски упрямого.

Я молча встал, налил в баре два стакана виски покрепче, один отнес Петру, с готовностью прижавшего культей ёмкость с алкоголем к губам и начавшего жадно пить. Сам тоже не стал тянуть, выдул всё, что было налито, поставил опустевшую емкость, забрал такую же у калеки, а потом, глядя ему в глаза, сказал:

— Мы можем сделать это по-разному. Можно так, как ты хочешь. А можно по-моему. Знаешь, как это будет? Я дам тебе доспех, который вернет тебе возможность ходить и стрелять. Дам время к нему привыкнуть. А потом… потом возьму с собой на охоту за драконом. Настоящим драконом с размахом крыльев в полсотни метров, Петр Васильевич. С самой смертельной и самой сволочной тварью из всех, когда-либо существовавших на Сердечнике.

Снова долгая тишина, за время которой изрядно погасшие глаза изнемогающего от боли человека оживают. Буквально вспыхивают, хоть и с долей страха. С немалой такой долей.

— Но мне придётся её увидеть, да? — горько вздыхает Петр.

— Еще как придётся, — уверенно киваю я.

— Сволочь ты, Кейн. Но я согласен. Платить нужно по всем счетам.

— Хорошо. Тогда, уж извини, мы тебя снимаем с этой недобомбы, а потом оттаскиваем ко мне в Чикаго. Врач там неподалеку. Мне тут нужно кое-что закончить, так что поговорим после осмотра.

— Я бы отказался, — бормочет Красовский, — но мне что-то так по мозгам дало… Эх, князь, будь по-твоему. Пусть будет дракон. Даже два дракона.

— Ага, — киваю я, — пусть будет.

Больше я не говорю ничего, лишь отношу Красовского в ту же комнату, где валяется Азов и суетятся Пиата с Зеленкой. Молча возвращаюсь, чтобы снять с кресла почти пять килограммов кавара, смешанного с острыми стальными осколками. Молча начинаю перетаскивать свои запасы антимагической смолы. Труд, занимающий у меня несколько часов.

Мне очень хочется поговорить с Красовским, но этот разговор, в принципе, уже не изменит ничего. Ему вообще в таком состоянии много говорить нельзя. Восстановление и все дела. Так что, думаю, нужно принять меры, чтобы сократить нашу будущую беседу.

Отдаю несколько приказов своим китайским девчонкам, а потом просто сижу несколько часов в своем кабинете, игнорируя стук в дверь и приглушенное бормотание Пиаты за ней. Игнорирую звонки, поступающие на разговорник.

— Господин, мы закончили, — еле слышно доносится из-за закрытой двери то, что я хочу услышать.

Хорошо.

Открываю портал. Делаю сквозь него один шаг, вновь находя себя в малоосвещенной зале крепости на Гарамоне. Мире, где обитают либо идиоты, либо те, кто совершенно нетерпим к другим расам и видам разумных. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Я же никогда не пытался выяснить, как именно ко мне относится большинство гоблинов? Просто отдавал приказы ближайшим. Может быть, там целый мир невинных существ, которые и знать не знают о том, что несколько из них, облеченных властью, ведут непримиримую борьбу против жестокого человека. Может, приказ о бомбе был отдан теми, кто в двух шагах от краха и казни, а на смену ему должны прийти вменяемые и адекватные зеленокожие, готовые сотрудничать, желающие жить. Уничтожить меня, чтобы жена с дочерью жили, страшась зайти в этот мир, отдать новые приказы. Купить время.

Просто…

— «Просто тебе не до этого», — говорит в моей голове лорд Алистер Эмберхарт.

— «Именно так и есть», — соглашаюсь я, — «Мне не до этого».

А затем произношу вслух.

Гарамон. Договор разорван.

Прощай, жестокий мир.

Глава 15

— Заголовки газет завтра будут разрываться… — вздохнул я, падая на гостевой диван, стоящий в углу «больничной палаты».

— Еще бы, — незамедлительно откликнулся Костя, сидящий на кровати со здоровенной кружкой какао, — Отказаться от мира? Я знал, что ты псих, но, чтобы настолько…

— Видишь? — ткнул я пальцем в копошащуюся рядом с моим другом Зеленку, — Ей вполне нормально. А теперь представь еще один Месяц Каскадов, когда сотни тысяч зеленокожих хлынули бы из моего мира. Думаешь, это шутки? Они размножаются быстрее, чем ты можешь себе представить.

— Просто доверюсь тебе, — хмыкнул мой собеседник, — Ты, конечно, безумен, этого не отнять, но всегда знаешь, что делаешь. Хотя предпочту думать, что ты таким образом отомстил за Василича.

— Или снял со своей спины прицел от всех волшебников мира, Костя. Кавар — это не шутки.

— Как я и сказал. Ты безумен, но всегда знаешь, что делаешь, — удовлетворенно вздохнул белобрысый, а потом поинтересовался, — Как там дела с моей «осенью»?

— Корочкина-Оболенская говорит, что ей уже занимаются. Прости, но ты там в очереди второй, первым делом будет модернизирована моя «осень», под нужды Красовского. Я хочу, чтобы он встал на ноги.

— Ради такого дела потерплю. Мне спешить некуда.

Сам Петр Васильевич валялся в глубоком медикаментозном сне, куда его загнали с помощью недешевой алхимии. Несмотря на «чистый» характер его ран, врачам пришлось здорово потрудиться над его телом, проведя почти два десятка операций чуть ли не за раз. Это стало возможным лишь потому, что я нашел разговорник бывшего волшебника бывшего графа Хайтауэра и договорился с ним о некоторых продуктах из мастерских, в обмен предоставив деньги и свою протекцию.

— Одевайся, кое куда съездим, — оповестил я хмурую как ночь Пиату, сидящую около изувеченного питерца, — Без возражений.

Она, искоса посмотрев на меня, послушалась.

Впереди были объяснения с самыми разными разумными, начиная от императора русского, Петра Третьего, внезапно потерявшего кавар и целого Истинного впридачу, а заканчивая вообще неведомыми сущностями вроде драконов и разных телепортаторов-интриганов. Однако, я решил начать с самой неведомой, непредсказуемой и эгоистичной — женщины. Мне нужно было объяснить высшей эйне банальные, но важные вещи, а сделать это пришлось по дороге на стадион.

Объяснить женщине, что она подружилась и спала с человеком, у которого в жизненном плане было последним (и срочным) пунктом красиво свести счеты с жизнью… было трудно. В первую очередь по причине того, что несмотря на свое иномировое происхождение Пиата, всё-таки, была полноценной женщиной, планы и хотелки которой склонны меняться в зависимости от обстоятельств, поэтому блондинка, совершенно не желая признавать того, что Красовский ей стал больше, чем другом, вовсю пыталась критиковать подобные устремления.

— Поэтому я тебя с собой и взял, — вздыхал я, управляя мобилем, — Вбить тебе в голову, что вот эти слова, которые ты сейчас используешь при разговоре со мной, способны разрушить…

— Что разрушить? Что⁈ Он уже ушел! Он уже… ушел умирать! — почти истерила блондинка.

— Именно! — свирепо отрезал я, — Он уже ушёл! А потом уйдет еще раз, уже со мной, потому что я пообещал ему другую смерть, куда лучше, чем пуля в голову, о которой он меня просил! Поэтому он и вернулся, а вовсе не потому, что передумал или испугался! И если ты, дурочка, попробуешь ему ляпнуть что-то вроде этого, то Петр Васильевич просто разочаруется в тебе.

На этом эйна обиженно замолчала, задумавшись, а я не стал лезть в этот процесс. Она молчала всю дорогу, всё время, пока я (с лордом Эмберхартом в голове) наблюдали за тренировкой команд по гритболу, выдавая ценные указания новоявленным тренерам, молча даже уволокла за шкирку назойливую репортершу, умудрившуюся просочиться на поле. Заговорила она лишь тогда, когда я направил мобиль назад в наш временный дом.

— Кейн… мастер. Возьмите и меня с собой. Я вам пригожусь… вы же знаете, что я тренирована.

— Пока — нет. Категорически нет, — уточнил я равнодушно, — Но вовсе не потому, что я тебе не доверяю. Если всё пойдет по моему плану, то там не понадобишься ни ты, ни кто-либо другой. Кроме того, Константин сейчас нуждается в тебе, сильно. Мы далеко не на дружеской территории.