Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 19

— Я не стану вас убивать, — Сигурд отхлебнул из кубка. — Ты что, не знаешь, что убивать невинных детей — плохая примета? Год удачи не видать! Один год за одну смерть! Мне сам конунг Само это сказал. А он великий колдун, ему многое ведомо, чего простые люди не знают. Я уже давно баб и детей не убиваю, и вот, тоже конунгом стал. А это что значит? Значит, что кругом прав он.

— Страсть какая! — побледнела королева и истово перекрестилась. — Колдун? Спаси и сохрани нас от наваждения дьявольского!

— Давай вернемся к нашим делам, королева, — Сигурд совершил еще один богатырский глоток и вытер багряные капли с усов. — Ты уедешь с этого острова. У тебя же осталась родня в Галлии, они примут тебя.

— Это отродье Хильперика и ведьмы Фредегонды? — лицо королевы исказила гримаса отвращения. — Два демона из глубин адских породили Хлотаря и его потомство!

— Ты сама отродье Брунгильды, а она та еще сука была, — напомнил ей Сигурд. — Твоего отца убил родной брат, а вовсе не Хлотарь. Твой дядя Теодорих приказал зарубить его, это любой ребенок знает. А твоего двухлетнего брата он взял за ноги и ударил головой о камень. Он, кстати, после этого дела всего год и прожил. Видно, удача все-таки оставила его. А вот внук Теодориха правит сейчас Бургундией. Ему сейчас лет десять, но туда тебе и впрямь не стоит соваться. Любой монастырь Аквитании, Австразии и Нейстрии примет тебя. Там хватает беглых принцев с вашего острова.

— Ты говоришь только обо мне! — непонимающе посмотрела на Сигурда Эмма. — А как же моя дочь Энсвита?

— Я женюсь на ней, — пожал тот могучими плечами. — Все по обычаю. Мир между племенами скрепляется браком. Я женился бы на тебе, Эмма, но ты слишком влиятельна в этих землях. Знать прислушивается к тебе.

— Ей же всего одиннадцать! — с ужасом посмотрела на него королева, закрыв рот руками. — Она чуть выше твоего пояса!

— Я с ней вообще спать не собираюсь, — хладнокровно ответил Сигурд. — Поживет тут пару лет, пока все не успокоится, и тоже в монастырь уйдет (1). Я же не зверь какой!

— Моя дочь — добрая христианка! — упрямо посмотрела на него королева. — Она не пойдет за язычника!

— Чего это она не пойдет? — Сигурд даже немного обиделся. — Я, между прочим, тоже крещен! Дважды!

Он в очередной раз поднял рогульку из пальцев, демонстрируя королеве грязные обкусанные ногти.

— У меня и крест где-то был! — добавил он для пущей убедительности.

— Если так, то я согласна, — после недолгих раздумий кивнула Эмма. — Ты позволишь похоронить моих мальчиков как подобает?

— Они славно бились, — ответил ей Сигурд, — и заслуживают того, чтобы достойно уйти на встречу к своему богу. Ты иди к себе, королева. Моя жена Леутхайд примет казну. Не пытайся ее обмануть, не то она свернет тебе шею, как цыпленку. Поспеши, пока она не узнала, что у меня скоро свадьба. Тогда она будет очень зла! Я и сам подумываю на недельку на охоту уехать, пока она не перебесится.

Сигурд встал, кряхтя, и пошел в пиршественный зал, куда перепуганные слуги несли из погребов кувшины с вином. Один за одним. За длинным грубым столом сидели ярлы викингов, а напротив них — альдерманы, родовая знать ютов, которая еще не стала тэнами и эрлами. Они сдвинули кубки и выпили, настороженно поглядывая друг на друга.

— Доброе вино, — одобрительно крякнул Сигурд. — Из Аквитании везете?

— Оттуда, — кивнул Осред. — У нас виноградников совсем мало осталось, мы больше эль пьем. С ним тут полегче, да и привычные мы. А бритты яблоки с медом заквашивают и пьют.

— Болли! — кивнул Сигурд. — Угости почтенных ярлов.

— Что это? — юты недоверчиво смотрели на бутыли из мутно-коричневатого стекла.

— Сейчас узнаете! — покровительственно сказал Сигурд, откупоривая первую бутылку и разливая по кубкам. — Из самой Братиславы вино! Владыка Григорий лично благословил. Пить осторожно, крепкое очень. Ну, за встречу!

— Кстати, — спросил вдруг Осред. — А почему у Болли кличка Горелая борода?

Ют растерянно посмотрел на ярлов, которые с мучительным стоном подняли глаза к потолку. В отличие от них, Болли даже взвыл от восторга. Ведь тут еще не знали эту историю. Ну, так он им сейчас ее расскажет…

День был тяжелым, но, как Леутхайд и хотела, она встретила эту ночь под крышей. Во всем дворце не нашлось кровати, где мог бы поместиться Сигурд, а потому новая королева приказала притащить в покои соломы, на которой и устроился новый повелитель Кента. Она сама, впрочем, улеглась на койке, взбив попышнее тощий тюфяк. Большой деревянный дом под почерневшей соломенной крышей, разделенный на клетушки, оказался жилищем королей страны Кантваре. После Братиславы с ее ночными рубашками, ваннами, печами и застекленными окнами Леутхайд даже стало немного грустно. Она подкинула дров в очаг и зябко повела плечами. Да… Как, однако, быстро привыкаешь к хорошему. Ведь в Британии даже знать жила в сараях, построенных из вбитых в землю бревен, замазанных глиной, смешанной с резаной соломой или сухим навозом. Зачастую это было общее помещение с очагом в центре, дым от которого уходил под крышу. Из камня тут строить умели, но строили только церкви, маленькие и довольно, на взгляд девушки, уродливые. Прямоугольник под двускатной крышей, вот и все. Даже римские руины, из которых тащили кирпич на эти постройки, казались ей куда красивее. А ведь это Кент, самый развитый когда-то регион Британии. Не сравнить с Уэльсом и землями пиктов на севере. Там и вовсе дикий народ живет.

— Ты знаешь, Сигурд, — сказала она, — а я ведь придушить тебя ночью хотела, а потом увидела твою будущую жену и передумала. Она же птенчик совсем.

— Я ее и пальцем не трону, — пробурчал Сигурд, по телу которого разлилась приятная истома, вызванная неумеренным употреблением вина, словенской настойки и местного эля. — Мне бабы в теле нравятся.

— А вот сейчас я тебя снова придушить хочу, кобелина, — лениво сказала Леутхайд, укрывшись длинным плащом и сунув под голову ком какого-то тряпья. Одеял и подушек злесь тоже не знали. Она словно снова в родительский дом попала.

— Да… Бедненько тут короли живут. Не ожидала…

— Британия же, — пожал плечами Сигурд. — Дыра дырой. Зато теперь это наше с тобой. Собственное! Не, мне тут уже нравится. А оружие здесь какое богатое! Щиты как чаша сделаны и сточены к краям! Защищают куда лучше, чем наши, плоские. И легче намного. И мужи местные вполне ничего себе. Не дерьмоеды совсем. Не могут дерьмоеды такое хорошее оружие делать. Оказывается, дерьмоеды — это саксы. Пощупаем их весной. В Сут-Саксе есть добрые пашни. Сгоним саксов с земли, а своих воинов там посадим. Дочерей у ютов в жены возьмем.Они согласны породниться.

— Еще бы они не были согласны, — фыркнула Леутхайд. — Ты же им их землю оставил! И на кой, спрашивается, ты драться пошел? Ну, как пацан, богом клянусь! Ведь уже договорились обо всем! Его светлость целый год эту деревенщину обхаживал. Осред сам этих мальчишек на наши копья вывел бы, а потом бы и войско без королей сдалось.

— Это недостойно воина! — отрезал Сигурд. — Один не примет меня, если я буду воевать подло. Я как лучше сделал. Я свое королевство оружием взял. Оно теперь мое по праву. А то, что землю мужам оставили — так это и хорошо. Нам с тобой меньше тратиться. Кстати, тут казна богатая?

— Не-а, — сожалеюще ответила Леутхайд. — У нас с тобой и то больше привезено. Откуда будем деньги брать — ума не приложу. Его светлость сказал, что в Думнонии много олова и свинца, а в Поуисе (2) есть серебро. Только там еще при римлянах стало невыгодно его добывать. Они и бросили.

— А железо есть у нас? — задал Сигурд резонный вопрос. — Будет железо, будет и серебро.

— А вот железа тут полно, и почти все оно у нас, в Кенте, и в Сут-Саксе.

— Ну, надо же, — восхитился Сигурл. — Опять саксы! Да они прямо сами нарываются. Железа у них много, ишь ты! Вот дерьмоеды!

Сигурд смежил веки и захрапел, наполняя и без того невеликую комнату запахом прелых портянок и выхлопа, состоящего из смеси напитков, что его будущее величество изволило сегодня употребить со своими ярлами. Величеством настоящим он станет после коронации и свадьбы с крохой Энсвитой. Ни один поборник старых обычаев не будет протестовать, ведь именно так всегда и мирились германские племена, заставляя своих вождей брать по пять-семь жен.