Воспитание чувств - Хейер Джорджетт. Страница 25

Что до самой Несравненной Изабеллы, то новости стали для красавицы несомненным и не слишком приятным потрясением. Шерри оказался первым из ее поклонников, обретшим утешение в объятиях другой, и Белла была бы поистине святой, если б не ощутила при этом вполне естественного укола ревности. Однако она имела гордость, да и девушкой была добросердечной, поэтому заявила миссис Шерингем, мол, всегда знала о том, что Шерри питает привязанность к Геро, и ей остается лишь пожелать им обоим счастья.

Столь достойное восприятие не слишком приятных известий встретило горячую поддержку и одобрение миссис Милбурн.

– Очень умно с твоей стороны, любовь моя! – сказала она после того, как вдовушка покинула их. – Но каков мезальянс, однако! Жениться на этом маленьком ничтожестве, Геро Уонтедж, у которой ни гроша за душой, когда весь город знает, что он пал к твоим ногам!

– Ты забываешь, мама, он сделал мне предложение, но я отказала ему.

– Ты поступила мудро. Хотя, должна признать, я бы хотела, чтобы твой отказ не был столь безапелляционным, любовь моя. То, что прямо от тебя он побежал под венец с другой, не добавит тебе популярности, дорогая. Смею предположить, в нем заговорили обида и унижение, и мне остается лишь надеться, что он не пожалеет о своем поступке. Учитывая все обстоятельства, мы возвращаемся в Лондон, дорогая. И с твоей стороны было бы очень умно передать свои поздравления Геро.

– Именно так я и намерена поступить, мама.

– Виконтесса Шерингем! – недовольно проворчала миссис Милбурн. – В общем, я никак не ожидала, что эта девчонка выскочит замуж раньше тебя, любовь моя, учитывая, какими прекрасными возможностями ты располагаешь!

Вдовствующая миледи тем временем под влиянием момента приняла решение немедленно отправиться в Лондон, хотя и сама наверняка затруднилась бы сказать, с какой целью. Она туманно, однако весьма внушительно заявила: Энтони должен наконец прислушаться к голосу своей матери, хотя на основании чего миссис Шерингем сделала подобный вывод – так и осталось загадкой.

Мадам распорядилась, чтобы брат сопровождал и поддерживал ее в этой поездке, и двинулась в путь в огромной дорожной колеснице вместе с собственной горничной, кучером, лакеем и форейторами. Впереди катил столь же громоздкий, но куда менее презентабельный экипаж, груженый ее сундуками и столькими слугами, скольких она сочла необходимым взять для обеспечения собственного комфорта в особняке на Гросвенор-сквер, в коем намеревалась провести несколько дней. Последнее обстоятельство напомнило ей о свежей ране, и миссис Шерингем заявила брату, мол, ничуть не сомневается в том, что неблагодарный сын выбросит ее на улицу и поселит свою гадкую жену в том самом доме, в который его отец – воистину святой человек – привел ее саму двадцать четыре года тому назад.

Мистер Паулетт, с сочувствием отнесшись к душевным мукам сестры, не стал напоминать ей о том, что покойный виконт, собственно говоря, привел ее в Шерингем-Плейс.

Но когда убитая горем вдова прибыла в Лондон и отправила повелительное послание в гостиницу «Фентон», ей доставили в ответ вежливое письмо, в котором сообщалось: лорд Шерингем с супругой покинули город. Кто-то из служащих гостиницы «Фентон» любезно добавил: его светлость можно найти в местечке под названием Мелтон-Моубрей.

И вот здесь виконт совершил грубую ошибку. Останься он в Лондоне, выкажи почтительное раскаяние, представь матери свою супругу, попроси прощения и наставления – миледи, не исключено, осознала бы все преимущества этого брака и ее без особых усилий удалось бы убедить ввести жену сына в высшее общество. Но трусливое бегство Шерри, которое она без колебаний приписала влиянию Геро, лишь еще сильнее настроило мать виконта против молодоженов. То, что к этому могло иметь самое прямое отношение ее собственное поведение на протяжении последних десяти лет, ей даже не пришло в голову.

Поначалу леди Шерингем послала за Проспером Верельстом, но, услышав от него, что ни к поспешной женитьбе, ни к последующему бегству Шерри он не имеет никакого отношения, а во всем принимали самое активное участие Гилберт Рингвуд и молодой Ферди Фейкенхем, вдовушка немедленно призвала к себе мистера Рингвуда. Со своим деверем она рассталась весьма прохладно, поскольку сей господин имел наглость заявить, что полагает жену Шерри чудесным маленьким созданием, и, метнув выразительный взгляд на мистера Паулетта, добавил: он чертовски рад тому, что мальчик взял управление делами в собственные руки.

Узнав, что мистера Рингвуда в городе нет, миледи послала повелительный вызов мистеру Ферди Фейкенхему. Однако она совершила непоправимую ошибку, назвав причину, по которой желает видеть его, поэтому мистер Фейкенхем, проявив редкое здравомыслие, приказал слугам ответить ей: он уехал из Лондона; Ферди отменил все встречи и, подобно зайцу, которого вспугнула из норы гончая, поспешил присоединиться к молодоженам (а также своему другу мистеру Рингвуду) в Лестершире.

Лишившись удовольствия растерзать даже столь никчемную добычу, как Ферди, вдовушка утратила последние остатки здравого смысла и принялась рассказывать всем и каждому о постигших ее несчастьях. Знакомые миледи не замедлили разнести весть об этом по городу, да и оскорбленный в лучших чувствах мистер Паулетт внес свою лепту в историю грехопадения Шерри. Вскоре о невероятной женитьбе виконта говорил уже весь Лондон; самая чопорная из покровительниц «Олмакса», миссис Драммонд Буррелл, небрежно заметила своей приятельнице, леди Джерси: юная леди Шерингем, само собой, не удостоится чести получить пригласительный билет в этот наиболее известный из эксклюзивных клубов.

– Боже милостивый, а почему нет? – беспечно осведомилась леди Джерси.

– Я была на Гросвенор-сквер, с визитом у Валерии Шерингем.

– О, у этого скучнейшего создания!

Миссис Буррелл, слабо улыбнувшись, ответила:

– Совершенно с вами согласна, однако в данном случае полагаю, ее использовали самым предосудительным образом. Сумасбродный молодой человек Шерингем вступил в шокирующий мезальянс. И, что уж совсем непростительно, он, похоже, сбежал с этой молодой особой.

Леди Джерси, вкушавшая утренний шоколад со своей подругой, выбрала кусочек бисквита из блюда, стоявшего перед ней, и аккуратно впилась в сладость зубами.

– Да, похоже, он действительно сбежал с ней, – признала она, но в следующий миг на губах у нее заиграла лукавая улыбка. – Однако Проспер Верельст уверяет меня, что в остальном Шерри вел себя по отношению к девчонке с соблюдением всех правил приличия! Нет, вы только представьте – Шерри вдруг вспомнил о приличиях!

– Я не позволю мистеру Верельсту выступать судьей. Валерия рассказала мне об этом деле все. Девчонка – сущее ничтожество, гувернантка, прости господи, или еще что-то в этом роде!

– Ничего подобного! Она – одна из Уонтеджей, что, на мой взгляд, служит залогом наивысшей респектабельности. Ее, разумеется, никак нельзя назвать блестящей партией, но только такая гусыня, как Валерия Шерингем, могла поднять из-за этого невероятный шум.

Хозяйка, обратив на гостью спокойный, холодный взгляд, спросила:

– Вы что же, дорогая, уже встречались с этой молодой особой?

– Нет, но я навещала Марию Сефтон, а та виделась с ней и, более того, уверяет, что девочка – нечто исключительное: очень юная, разумеется, в сущности, только-только из пансиона, однако, вне всяких сомнений, – настоящая леди! Вам следует знать, что ее опекуншей была миссис Бэгшот – та самая, которая упорно старается повесить своих отвратительно унылых дочек на шею всем нашим мало-мальски приличным холостякам!

– Вряд ли это можно счесть достойной рекомендацией. Где, вы говорите, ее повстречала леди Сефтон?

– О, в Мелтон-Моубрей! Вы наверняка помните – Сефтоны остановились у Эштона Смита, в Куорндон-Хаус. Мария рассказала мне, что они как раз собрались уезжать, когда столкнулись с Шерри и его женой. Она говорит, наблюдать за виконтом было одно удовольствие – кажется, он учил ее ездить верхом и вел себя в высшей степени предупредительно.