Воспитание чувств - Хейер Джорджетт. Страница 57

Кроме того, до него начало доходить – не сразу, но постепенно: каким бы ни было поведение Ревесби, ему будет неловко и далее поддерживать дружеские отношения с человеком, которому он, учитывая обстоятельства, не мог позволить приблизиться к собственной жене. Геро робко попросила его не приглашать более сэра Ревесби на Хаф-Мун-стрит, когда она собирается остаться дома одна; он ответил, что на сей счет она может быть совершенно спокойна.

– А если он пригласит меня на танец в «Олмаксе», Шерри, ты не обидишься на меня за мой отказ? Потому что, право…

– Успокойся: он не станет этого делать! От тебя требуется лишь приветствовать его поклоном, когда ты столкнешься с ним где-нибудь. Понимаешь, так будет лучше для всех, пойдут ненужные разговоры, если ты проигнорируешь его. И еще одно, Котенок! Никому ни слова об этой истории!

– Хорошо, я не буду никому рассказывать о ней, – пообещала леди Шерингем. – Но… но ведь он оказывает явные знаки внимания Изабелле, Шерри. Тебе не кажется, что я должна предупредить ее: он – неподходящий человек для того, чтобы водить с ним знакомство?

– Ни в коем случае! – решительно заявил его светлость. – У Изабеллы есть мать, которая присматривает за ней, и, можешь не сомневаться, миссис Милбурн очень хорошо представляет себе, кто такой Монти! Ах, как бы мне хотелось, чтобы и у тебя была мать!

– Да, но за мной присматриваешь ты, Шерри, так что это не имеет значения! – постаралась успокоить виконта Геро.

– Нет, имеет, и еще какое, – возразил он. – Я не женщина, поэтому откуда мне знать, что ты выкинешь в следующий раз? И кроме того, мне тысячу раз жаль, что моя собственная мать недолюбливает тебя.

А вдовствующая миледи, вместо того чтобы полюбить невестку, как родную дочь, посвятила себя сбору сведений и сосредоточенным размышлениям над оплошностями вкупе с промахами, совершенными Геро в последние пару месяцев, которые стали известны окружающим. Каким-то мистическим способом она разузнала о склонности собственного сына к игре по-крупному в домах с сомнительной репутацией и даже нанесла Геро визит, дабы внушить ей мысль: бедный Энтони не знал подобных излишеств до того, как погубил собственное будущее злосчастной женитьбой.

Девушка была совершенно подавлена, зато эта встреча вдохнула новые силы во вдову, которая заявила своему брату, сочувственно отнесшемуся к ее положению, что если случится самое худшее, то она, по крайней мере, успела сообщить Геро свои мысли о ее поведении. После чего, обнаружив, что друзья более не склонны выслушивать очередной пересказ ее несчастий, она удалилась в Шерингем-Плейс, а особняк на Гросвенор-Плейс вновь закутался в голландские мебельные чехлы и погрузился в спячку.

Тем временем Геро, которая провела прекрасное утро, выбирая одежду для малышки Руфи, вызвала изрядное раздражение супруга тем, что предпочла отправиться вместе с молодой несчастной женщиной в Мелтон, дабы устроить ее в новом доме и познакомить с Горингами. Поэтому виконта, вернувшегося домой с намерением сопроводить жену на прием, ожидало неприятное известие – ее светлость отбыла в деревню вместе с мисс Уимборн и вернется не ранее завтрашнего вечера. Из поспешно нацарапанной записки, которую оставила ему Геро, следовало, что она совершенно забыла о приеме; посему виконту пришлось с ходу изобрести некую дальнюю родственницу собственной супруги, обладающую исключительно слабым, пошатнувшимся здоровьем, и вдобавок уложить ее на смертное ложе, дабы таким образом объяснить внезапный отъезд Геро из города.

Минула целая неделя, прежде чем Шерри вновь встретился с сэром Монтегю при обстоятельствах, вполне благоприятствующих приватному разговору, но Ревесби отнюдь не воспользовался представившейся возможностью и не доверился своему молодому другу. Вместо этого он рассказал какой-то забавный анекдот да описал собственные успехи в игре на тотализаторе. Шерри, в кои-то веки оказавшийся невосприимчивым к его обаянию, с растущим нетерпением выслушал Монтегю, после чего напрямик поинтересовался:

– Да, все это прекрасно, Монти, но я хотел поговорить с тобой о том деле, что стряслось давеча вечером…

Брови сэра Монтегю недоуменно взлетели:

– Каком деле, мой дорогой мальчик? – спросил он.

– У входа в «Олмакс», естественно! Ну, ты помнишь…

– Святые угодники, Шерри, да я уже совершенно забыл о нем! – с веселым изумлением заявил сэр Монтегю. – Если бедная женщина и не сошла с ума, в чем я лично совершенно уверен, то это один из самых затасканных трюков во всем мире, дорогой мой! Вот только в выборе жертвы она допустила ошибку: я слишком опытен для того, чтобы попасться на такую удочку, можешь мне поверить!

– Монти, тебе не кажется, что это немного чересчур? – с несвойственной ему сухостью осведомился Шерри.

Улыбка сэра Монтегю застыла у него на губах, и после недолгой паузы он легкомысленно ответил:

– Мой бедный мальчик, как же ты наивен! Однако идем! Оставим столь непотребные материи для других! Не хочешь присоединиться к небольшой компании сегодня вечером у меня на квартире? Обещал прийти Брок и еще парочка других общих знакомых.

– Чертовски любезно с твоей стороны, однако я устраиваю собственную вечеринку! – отказался Шерри и развернулся на каблуках, оставив сэра Монтегю огорченно размышлять о последствиях неблагоразумного обхождения с молодыми джентльменами, обладающими неприятно пылким нравом.

К несчастью для собственных хитроумных планов, сэр Монтегю должным образом не оценил основополагающую честность Шерри, побуждавшую его с презрением отворачиваться от вопиющей неискренности, граничащей с явной ложью. Ревесби, денежные затруднения которого делали его решительно несклонным принимать на себя даже такие пустяковые обязательства, как обеспечение собственного незаконнорожденного отпрыска, поддавшись минутному порыву, решил упрямо отрицать саму возможность знакомства с девушкой, о существовании которой он уже почти позабыл.

Для человека склада Ревесби подобное поведение означало, что он никогда не смог бы признаться кому-либо в собственных прегрешениях, даже Шерри. Ему оставалось лишь утешиться тем соображением, что виконт просто не умел подолгу таить обиды; но когда несколько дней спустя он столкнулся с его светлостью на Сент-Джеймс-стрит и заметил явную холодность в манерах друга, то ощутил досаду и раздражение, а виновницей подобного отчуждения незамедлительно счел леди Шерингем, удостоившую его чуть заметного кивка во время случайной встречи в театре пару вечеров назад.

Разумеется, не следовало ожидать, будто отчуждение, возникшее между Шерри и сэром Монтегю, сразу и бесповоротно избавит виконта от дурных привычек за игорным столом. Но оно действительно заставило Шерри обходить стороной некоторые злачные местечки на Пэлл-Мэлл и Пикеринг-Плейс, где он почти наверняка встретил бы Ревесби, и вынудило вернуться обратно в «Вотьерз» и «Уайтс». Что само по себе, как доверительно признался мистер Рингвуд Ферди Фейкенхему, являлось добрым знаком, потому что, хотя ставки здесь были выше, чем еще где-либо в городе, в этой святая святых не жаловали шулеров и проходимцев.

Вскоре, в полном соответствии с порядком вещей, известие о нынешнем местонахождении Руфь Уимборн достигло ушей сэра Монтегю. Сначала Ферди пересказал историю своему брату, а мистер Рингвуд поведал ее лорду Ротему за второй бутылкой портвейна во время уютных дружеских посиделок у себя на квартире. Шутка представлялась слишком хорошей, чтобы сохранить эту новость в тайне от джентльменов, которые способны были по достоинству оценить ее, и в сугубо мужских кругах начали распространяться совершенно недвусмысленные слухи. Сэр Мэттью Брокенхерст с игривым злорадством упрекнул сэра Монтегю в неподобающем поведении, и, хотя последний лишь рассмеялся в ответ на предположение, будто он может быть замешан в таком непотребстве, под его веселостью крылась лютая ярость.

Резонно рассудив, что самому Шерри и в голову бы не пришло подружиться с Руфь Уимборн, сэр Монтегю затаил злобу на жену виконта, поклявшись отомстить ей полной мерой. Наглость его казалась беспредельной, однако положение, сложившееся после того, как отвергнутая им любовница нашла приют в одном из поместий Шерри, было чересчур щекотливым, чтобы он мог долго делать вид, будто эта история его нисколько не касается. Ему пришлось смириться с тем, что один из самых богатых простаков, встретившихся на его пути, упорхнул от него, оказавшись вне пределов досягаемости, и не проявлял никаких признаков желания примчаться обратно.