Операция «Хаос» - Андерсон Пол Уильям. Страница 57
У нас были сведения, которыми не располагали армейцы, и еще у нас был единственный в своем роде советник. Может быть, это сработает.
Пока мы вместе с несколькими помощниками торопливо готовились, Барни и Нобу тоже завершали приготовления к нашему перебросу. Почти завершили. В последнюю минуту я попросил их сделать кое-что, и как можно скорее.
В центре пола была начертана фигура (не буду открывать, какая именно). Ее обрамляли расставленные правильным пятиугольником освещенные свечи. Сверху издавал неприятные звуки огромный колокол. Его можно было быстро опустить.
Колокол предназначался для выброшенного из адской вселенной массы обмена. Возможно, это будет живое существо или некий газ. В общем, что-то с чем будет трудно справиться.
— После нашего переноса, — сказал я, — сразу же помести сюда несколько фунтов какого-либо вещества. Конечно, если не окажется, что внутрь соваться опасно.
— Что? — в изумлении спросил Барни. — Но тогда это даст возможность… кому и чему угодно… преследователю!..
Совершить переход без затруднений.
— Что бы не оказалось здесь, оно не сможет выйти за пределы диаграммы, — напомнил я. — Мы будем действовать очень быстро. Будьте наготове, пустите в ход все свое волшебство, чтобы оно не вернулось обратно. Не знаю, что нам удастся обнаружить. Возможно, оно будет иметь большое научное значение. А людям необходимо знать больше об Аде. Хотя, скорее всего, наша добыча будет равна нулю. Но все же, подготовьте замену.
— Ладно. Для сумасшедшего, ты рассуждаешь разумно, — Барни вытер глаза. — Проклятье, я, должно быть, подцепил какую-то аллергию.
Когда мы прощались, сухие глаза остались лишь у Яниса.
И в моем мозгу, размеренно и печально, звучала чужая мысль:
"Стив Павлович, Вирджиния Виллиамовна и кот, наверняка обладающий своей собственной душой, я больше не могу помогать вам. Теперь я обязан стать простым наблюдателем.
Только наблюдателем, удовлетворяющим свою собственную любознательность. Не буду смущать вас горем, которое вызывает у меня эта необходимость. Вы более не будете ни создавать, ни ощущать моего присутствия. Прощайте! Да благословит вас Бог!.."
Я почувствовал, как он уходит из моего сознания. Как сон, который высвечивается, когда вы, проснувшись, пытаетесь вспомнить его. И вскоре от него осталось лишь ощущение, что что-то хорошее происходило со мной в течении двух-трех часов. Или нет, не совсем так. Подозреваю, что своим спокойствием в последние минуты я обязан его незримому присутствию. Он не мог не помогать. Он был Лобачевским…
Рука об руку, держа в других руках свои метлы, мы с Джинни вступили в фигуру связи. Впереди шествовал Свертальф.
В самой середине мы остановились, чтобы поцеловаться и шепнуть друг другу последние слова. А потом медленно натянули маски. Оставшиеся приступили к волшебству.
Зал снова окутался тьмой. Я ощутил, как скапливается энергия, Грохнул гром, заходил ходуном пол под ногами.
Фигуры товарищей как бы отдалялись, я уже висел над их головами. Сквозь усиливающийся грохот, я расслышал, как моя ведьма начала читать то, что написано на пергаменте. Там стояло имя «Виктрис» и теперь силы природы перенесли нас туда, где она находилась. Переносили сквозь дьявольское пространство-время.
Зал, звезды, Вселенные, весь мир — начали вращаться вокруг нас. Мы находились в центре урагана. Все быстрее и быстрее вращался мир. Он превратился в одну гигантскую мельницу. А потом остался лишь рев, словно рев громадного водопада. Нас крутил, топил, засасывал, бесконечный водопад и водоворот. Последний проблеск угасшего со страшной скоростью света. И, когда мы достигли конца бесконечности.
А в самом, самом конце нас ждал такой ужас, что мы бы никогда не осмелились бы встретиться с ним. Никогда, если бы не наша дочь, Валерия Виктрис…
Глава 31
Должно быть, я на минуту потерял сознание. На минуту, а может, на миллионолетие. Внезапно я начал понимать, как будто щелкнули выключателем, что наше путешествие окончено, и мы куда-то прибыли. Куда-то, что бы это такое не было.
Я привлек Джинни к себе. Мы смотрели друг на друга, ощупывали дрожащими пальцами. Никаких повреждений. Свертальф так же был в полном порядке. Он не требовал, чтобы на него обращали внимания, значит, с ним было все в порядке. Больян тут же заставил его пустить бегом по расширяющейся спирали, чтобы выяснить какова обстановка.
Я осторожно сдвинул маску, вдохнул воздух. Он был ужасающе холодным. Дул ветер, пронизывающий до самых костей.
Но воздух казался чистым. Если быть точным — стерильным.
Стерильность. Ей все было здесь пропитано. Небо было абсолютно беспредельно черным. Но, каким-то образом мы видели звезды и планеты, похожие на безобразные груды шелка.
И те, и другие — глаз видел ясно, — двигались по хаотичным траекториям. Это были пятна еще более глубокой тьмы. Тьмы, которая означает не отсутствие, а отрицание света.
Мы стояли посреди голой равнины. Серой, ровной, плоской, словно отлитой из железобетона. Ничего вокруг не было, если не считать рассыпанных повсюду камней. Среди камней не было двух одинаковых, но все ни были неизменно уродливы. Свет исходил от почвы. Бледный, бесцветный, не дающий теней свет. Что вдалеке — было не видно. Но равнина, казалось, продолжалась бесконечно. Ни горизонта, ни препятствий. Не было ни движения, ни звука, ни сторон света — лишь тоскливый свист ветра.
Всякие мерзости мне приходилось видеть, но такое…
Нет, ужаснее всего было и будет — подменыш в кроватке нашей дочери…
Джинни тоже сняла маску, как и я, повесила ее на свой баллон. Она вся дрожала, крепко обхватив себя руками.
— Я д-д-думала, что нас в-встретит пламя, — сказала она.
Подходящее высказывание. Впрочем, в исторических случаях только такие и делаются.
— Данте описал седьмой круг ада, как место, где властвует холод, — медленно ответил я. — По-видимому, он что-то знал… Где мы?
— Не знаю. Если волшебство удалось, если вообще удалось волшебство имени… мы на какой-то планете. Если только слово «планета» имеет тут какой-нибудь смысл. Вал должна быть где-то здесь. Не слишком далеко отсюда. Вернее, будет…
Мы, естественно, приложили все усилия, чтобы оказаться здесь раньше нее.
— Не похоже на то, о чем доказывали предыдущие экспедиции.
— Нет. У них иной интересный перенос. У нас с ними были разные ритуалы. К тому же, мы двигались против течения времени. Возвращаться будет легче.
Свертальф исчез за ближайшим камнем. Мне это не понравилось.
— Коммун зи цюрик! — закричал я, перекрывая свист ветра. — Ретурне ву!
И без замешательства я понял, что перед переносом Лобачевский впечатал в мой мозг знание немецкого и французского. Ей Богу, и русского языка тоже!
— Иду, — раздалось сзади.
Я обернулся.
Кот исчез там. А сейчас он шел прямо к нам с противоположной стороны.
— Искривленное пространство, — сказала Джинни. — Смотри, Свертальф ставит лапы твердо, но путь его был извилист, как будто он напился. Он движется по кривой. А ведь он всего в нескольких ярдах от нас. Что, если он был в нескольких милях?
Я огляделся и сощурился:
— Все выглядит прямолинейным.
— Так и должно быть, пока ты не двигаешься. Бр-р.
Сделаем, чтобы потеплело.
Она вынула из сумки складную волшебную палочку. Звезда на ее конце не сверкала, лишь тлела. Но наши тела окутало, исходящее от нее ласковое тепло. Если честно, сделалось, пожалуй, даже слишком жарко. Я вспотел. Видимо, адская Вселенная обладала такой высокой энтропией, так далеко зашел процесс термодинамического распада, что и мелкое воздействие вызывало большой эффект.
Свертальф уже был рядом с нами. Оглядывая с беспокойством равнину, я пробормотал:
— Нас ожидает здесь немало трудностей. Что мы можем противопоставить?
— Нам благоприятствуют два обстоятельства, — сказала Джинни. — Первое — колдовство переноса оказалось эффективным.