Непокорная фрау Мельцер - Якобс Анне. Страница 20
– Что случилось?
Действительно, мама плакала. Она все еще держала в руке платок и вытирала глаза.
– Китти сошла с ума, – вздохнула она, – собирается покинуть виллу и вместе с Хенни переехать на Фрауенторштрассе.
Алисии снова пришлось утирать слезы, и Пауль понял, что дело здесь не столько в Китти, сколько в маленькой внучке. Мама была безумно привязана к внукам.
– И по какой причине, скажи на милость?
На самом деле он знал ответ. Новая гувернантка, Серафина фон Доберн. Почему мама наняла эту женщину, не обсудив сначала с Китти и Мари? По сути, Алисия сама навлекла на себя эту проблему.
– Я прошу тебя, Пауль, – сказала она, – поднимись наверх и приведи в чувство свою сестру. Китти меня не послушает.
У него не было ни малейшего желания делать это. Тем более что он знал свою младшую сестру: если она что-то задумала, то не позволит никому и ничему ее остановить. Он глубоко вздохнул. Почему Мари не занимается этим? И где был Эрнст, этот трус?
– Если бы Иоганн был жив, – прошептала мама в носовой платок, – Китти бы не посмела так поступить!
Пауль сделал вид, что не слышал этой фразы, и поднялся по лестнице на второй этаж. Папа! Он никогда бы не пустил эту Серафину в дом. Вообще-то папа никогда не любил подружек Лизы, на что у него были все основания.
Наверху в коридоре в беспорядке валялись чемоданы и коробки, детская кроватка Хенни была разобрана, ее детали опирались на комод, рядом лежали матрасы и постельное белье, ночной горшок, куклы и большая лошадь-качалка…
– Китти! Ты совсем сошла с ума?
Вместо его сестры Китти в коридоре появилась Мари с кипой детского белья в руках. За ней двигалась груда одежды, под которой Пауль не сразу увидел маленькую Герти. Все это тащили к большому дорожному чемодану Китти.
– О, Пауль! – воскликнула Мари, положив белье в открытый чемодан. – Мне так жаль… Сегодня все пошло наперекосяк.
Покачав головой, он переступил через коробки и ящики, чтобы пройти в комнату Китти.
– Я не совсем понимаю, почему ты помогаешь в этих безумных делах, Мари, – сказал он, проходя мимо. – Почему ты не попытаешься успокоить их обоих? Мама совершенно не в себе.
Мари с недоумением посмотрела на него, и он тут же пожалел о своих словах. Как глупо с его стороны обвинять Мари сейчас! Она, конечно, была виновата меньше всех.
Но ответ Мари дал ему понять, что он ошибался.
– Мне жаль, что приходится говорить тебе это, Пауль, – спокойно ответила она. – Но мама сама виновата. Она знает Китти с рождения и должна понимать, что не может так с ней обращаться.
Пауль молча принял обвинения в адрес матери. Мама утверждала, что все заботы о детях лежат на ней, поскольку Мари проводит весь день в своем ателье. Именно поэтому она выбрала гувернантку, которой полностью доверяла. Отчасти он мог понять эти доводы, но предпочитал не говорить их Мари.
Китти сидела на кровати со всхлипывающей дочерью на коленях и пыталась ее успокоить.
– Кукольный домик…
– Не-е-е-ет! Хочу остаться здесь!
– Но мое дорогое дитя. Бабушка Гертруда с нетерпением ждет встречи с тобой.
– Не хочу… бабу… Гертруду…
Китти раздраженно подняла голову и увидела в дверях Пауля. На этот раз она, казалось, была не в восторге от его присутствия.
– О, Пауль! – воскликнула Китти с преувеличенной радостью. – Представь себе, это глупое дитя не хочет переезжать на Фрауенторштрассе. Где у нее будет свой сад. И куда мы заберем все ее игрушки. – Сейчас она говорила больше для рыдающей Хенни, чем для брата. – И где я куплю ей чудесный кукольный домик. С настоящей мебелью в нем. И с освещением…
Пауль откашлялся и решил попытать счастья, даже если у него было мало надежды на успех.
– Ты действительно хочешь поступить так с мамой, Китти?
Китти закатила глаза и энергичным движением головы откинула назад свои темные волосы.
– Мама – эгоистичный человек, которая, бесчувственно улыбаясь, отдает своих внуков в руки ведьмы. Больше ни слова о маме, Пауль. Я знаю, о чем говорю. В конце концов, я достаточно хорошо знаю Серафину. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не оставлю ей мою милую маленькую Хенни.
Пауль вздохнул. Он вел заранее проигранную битву. Но он делал это ради своей матери. И, конечно, чтобы сохранить мир в семье.
– Почему бы вам, женщины, не сесть вместе и не обсудить данный вопрос? Должен же быть выход. Если у всех есть добрая воля, надо найти решение. В конце концов, госпожа фон Доберн – не единственная гувернантка в Аугсбурге.
Хенни, очевидно, заметила, что внимание матери отвлеклось от нее, поэтому сделала большой вдох и снова начала плакать.
– Хенни, моя милая, хватит уже… Не надо так кричать.
Но Хенни не успокоилась и продолжила визгливо плакать. Китти закрыла уши, а Пауль отвернулся и скрылся в коридоре.
Мари была занята тем, что запихивала в чемодан целую охапку сумочек и ремней.
– Мы обсуждали это, Пауль, – пробормотала она с огорчением. – Но к тому времени было уже слишком поздно. Мама не согласна была уволить госпожу фон Зонтхайм. О, Пауль, боюсь, это все моя вина. Я слишком много времени провожу в ателье и пренебрегаю другими своими обязанностями.
– Нет-нет, Мари. Ты не должна так думать. Это все организационный вопрос. Мы найдем решение, моя дорогая.
Она подняла на него глаза и, довольная, улыбнулась. На мгновение их взгляды встретились, и Пауль почувствовал искушение заключить ее в свои объятия. Его Мари. Женщина рядом с ним, которой он так гордился. Между ними ничего не должно быть.
– Мне жаль, что я… – начал он, но не договорил.
Из комнаты Китти послышался пронзительный голос Хенни.
– И Додо… и Лео… и… и… бабушка… и мои качели… и Лизель с Макслом и Ханслом…
– Нас там ждет бабушка Гертруда, а на Рождество приедет тетя Тилли, мамины друзья будут у нас в гостях…
– Ты купишь мне кукольный домик?
– Кукольный домик, я же сказала, Хенни.
– Кукольный домик. А наверху будут комнаты для слуг. А в гостиной – красные кресла. И автомобиль.
– Кукольный…
В ответ раздался вой Хенни, но Китти оставалась непоколебимой:
– А если ты будешь продолжать орать, то ничего не будет!
Через некоторое время Китти появилась в коридоре с рыдающей дочерью на руках.
– Мари, моя дорогая Мари. Мы уезжаем с этой плаксой на Фрауенторштрассе, сегодня вечером выставка в художественном союзе, я не могу ее пропустить, потому что выступаю там с вступительной речью. Будь добра, проследи, чтобы все было хорошо упаковано и перевезено. О, Пауль, это ужасно грустно. Теперь мы будем видеться не так часто, но я тебе обещаю, что буду приезжать и навещать вас так часто, как только смогу. И передай привет маме, скажи ей, пусть успокоится, чтобы не было мигрени. У Хенни все хорошо, моя маленькая дорогая дочка будет очень счастлива на Фрауенторштрассе. И… Герти, не забудь про шляпы в шкафу! Если шляпных коробок не хватит, просто засунь их в чемодан. О, Пауль, – позволь мне обнять тебя. Ты мой самый дорогой, единственный Пауль, мы всегда будем неразлучны. Мари, моя дорогая подруга, я буду в твоем ателье завтра утром. Обними меня, моя милая. Возьми на минутку Хенни на руки, Пауль, дай мне прижать к себе Мари. Прощайте, дорогие… прощайте… не забывайте меня. Герти, не забудь голубые тапочки в комоде.
Словесный поток Китти окружил ее, как защитный слой, Пауль не мог вставить ни слова. С озабоченным выражением он смотрел ей вслед, слышал, как она внизу в прихожей болтала с Августой, потом звук закрывающейся за ней входной двери. Сразу же после этого снаружи завелся мотор автомобиля.
«Надеюсь, она не поедет на Фрауенторштрассе в моем автомобиле?» – промелькнула у него мысль.
Пауль поспешил в комнату Мари, окна которой выходили во двор, и посмотрел вниз. Другой автомобиль ехал по подъездной дорожке к воротам парка.
– Успокойся, Пауль, – сказала Мари, которая шла за ним. – Это старый автомобиль Клиппи. Он подарил его ей.
– Ну посмотрим, – буркнул Пауль. – Теперь он, наверное, утратит мамино расположение.