Непокорная фрау Мельцер - Якобс Анне. Страница 31

– Китти, – он с улыбкой крепко обнял ее, – невероятно рад видеть тебя здесь, на вилле. Даже если ты сейчас отвлекла меня от работы.

– Работа? Сегодня воскресенье, Пауль. У того, кто работает в воскресенье, засохнет правая рука. Нам всегда так говорил священник, разве ты не помнишь?

– Меня удивляет, что именно ты так хорошо запомнила это выражение, Китти!

В прихожей царило веселье. Повеселевшая Мари шла рядом с Китти, они смеялись и шутили, Пауль отбивался изо всех сил, но Мари видела, как ему нравятся эти забавные разговоры. Вдруг он снова стал тем самым молодым человеком, в которого помощница кухарки Мари когда-то втайне влюбилась. Пауль Мельцер, своенравный сын семьи, который так часто провожал маленькую Мари Хофгартнер нежными взглядами. Он защитил ее в старом городе от разъяренного мужчины и, беспокоясь о ней, проводил до ворот Святого Якоба… О, почему это чудесное первое увлечение не могло длиться вечно?

В столовой Юлиус тщательно накрыл стол и даже украсил его первыми фиалками. Гувернантка нарядила близнецов в воскресные костюмы и велела им надеть лакированные туфли, которые на самом деле были уже слишком малы. Лео так перекосил лицо, изображая мучения, что даже Китти обратила не него внимание.

– Боже правый, Лео! Что случилось? Тебя кто-то укусил?

Прежде чем Лео успел ответить, Пауль сделал ему замечание:

– Хватит дурачиться, Лео. Прекращай строить из себя клоуна!

Лео покраснел. Мари знала, что мальчик отчаянно старался угодить отцу. К сожалению, это удавалось ему не всегда. Такое поведение Пауля ее раздражало. Почему он не мог хоть немного пойти навстречу своему сыну? Неужели он не чувствовал, как сильно Лео этого желает? Но Пауль, похоже, считал, что похвала больше вредит детям, поэтому был на нее крайне скуп.

– Ты можешь снять обувь позже, – пообещала Мари. – Но сейчас будь в ботинках, потому что бабушка так радуется этому. Ведь она же купила их вам.

– Да, мама.

Гувернантка слабо улыбнулась и пояснила, что от детей необходимо требовать определенных усилий:

– Жизнь не всегда бывает мягкой, фрау Мельцер. Хорошо, когда дети с малых лет учатся безропотно терпеть боль.

– Если вы продолжите в том же духе, дорогая Серафина, то я сейчас же выпрыгну из окна, – вмешалась Китти. – Вы хотите воспитать из этих бедных созданий мучеников? Нам не нужны святые, фрау фон Доберн. Нам нужны порядочные люди со здоровыми ногами!

Серафине не удалось ответить, потому что в эту секунду Алисия вошла в столовую.

– Китти! – Она приложила руку ко лбу. – Как ты шумно себя ведешь! Пожалуйста, помни, что у меня болит голова.

– О, мамочка! – воскликнула Китти, крепко ее обнимая. – Боль нужно переносить безропотно, в этом доме таким вещам учат даже детей. – Алисия в замешательстве посмотрела на нее, Китти начала смеяться и объяснила, что просто пошутила. – Моя бедная, бедная мама! Мне так жаль, что тебя постоянно мучает эта дурацкая мигрень. Как бы мне хотелось сделать что-нибудь, отчего тебе станет легче…

Алисия с улыбкой ее отстранила и сказала, что ей поможет, если дочь будет говорить немного тише, и села за стол.

– Где моя маленькая Хенни? Мое дорогое дитя…

Дорогое дитя убежало вниз на кухню и вернулось с шоколадными пятнами на щеках. Фанни Брунненмайер поддалась очарованию маленькой шалуньи и дала ей три свежеиспеченных печенья с шоколадной глазурью.

– Бабушка, я все время думала о тебе, – заплакала Хенни и протянула руки к Алисии. – Мне так грустно, что я больше не могу здесь жить.

Алисия в приступе нежности усадила Хенни рядом. Мари обменялась взглядом с Паулем и поняла, что он думает о том же. Хенни, вероятно, далеко пойдет в жизни.

Они сели за стол. Юлиус налил кофе и чай, разрезал торт с кремом и кекс, Ханна принесла вазу с печеньем. Китти болтала о предстоящей выставке в Мюнхене, которую она готовила вместе с двумя коллегами-художниками, Гертруда рассказала, что Тилли уже готовится к экзаменам, Алисия поинтересовалась самочувствием господина фон Клипштайна.

– Он звонил мне вчера, – сказал Пауль. – Завтра думает вернуться на работу.

– Мы должны были пригласить его на кофе, – сожалела Алисия. – Он такой милый человек!

Серафина строго следила за тем, чтобы Додо и Лео не оставляли крошек на столе, а Хенни беззаботно украшала скатерть вокруг тарелки с тортом пятнами крема и шоколада.

– Есть ли какие-нибудь новости от Элизабет? – спросила гувернантка. – К сожалению, она редко мне пишет, что очень огорчает. Лиза – моя лучшая подруга.

– Тогда почему она так редко пишет вам? – язвительно спросила Китти.

– Вам, конечно, она наверняка пишет чаще, дорогая фрау Бройер.

Алисия допила свой кофе и попросила Юлиуса принести ей очки и стопку писем на ее столе.

«О, боже, – подумала Мари. Сейчас она прочтет последнее письмо Лизы, которое мы все и так уже знаем. А после этого, наверное, расскажет нам о своей юности в имении. Бедный Лео, если я разрешу ему сейчас переобуться, бабушка обидится».

– Дорогие мои! – воскликнула Китти через стол. – Прежде чем мы послушаем сельские излияния Лизы, я хотела бы сообщить вам великолепную новость. Мне пришло письмо… из Франции!

– О, боже! – вздохнула Алисия. – Неужели из Лиона?

– Из Парижа, мама!

– Из Парижа? Ну, главное, чтобы его не написал этот… этот… француз!

Китти покопалась в своей сумочке. Она выложила рядом с тарелкой несколько флаконов духов, две серебряные пудреницы, связку ключей с брелоком, использованные кружевные платки и набор помад, жалуясь, что в этой сумка исчезают все важные вещи.

– Вот! Наконец-то. Вот оно. Письмо от Жерара Дюшана, которое я получила вчера утром.

– Так и знала, – прошептала Алисия.

Пауль тоже нахмурился, а гувернантка приняла озабоченный вид, как будто она отвечала за честь семьи Мельцеров. Мари заметила, что Гертруда была единственной, кто сохранял спокойствие и даже угостилась третьим куском торта. Казалось, она уже знала содержание письма.

– «Моя милая, очаровательная Китти, мой прекрасный ангел, о котором я думаю день и ночь», – невозмутимо начала Китти, сияя.

– Пожалуйста, только не при детях! – сердито попросила Алисия.

– Мама права, – согласился Пауль. – Это более чем неуместно, Китти!

Китти раздраженно покачала головой, показывая, что ей нужна тишина, чтобы читать вслух.

– Я опущу первую часть и перейду сразу к главному. Итак: «… к моей огромной радости, мне удалось обнаружить большое количество картин немецкой художницы Луизы Хофгартнер в наследстве покойного коллекционера Самуэля Кон-д’Оре…»

Мари вздрогнула и подумала, что ослышалась. Действительно ли Китти только что произнесла имя Луизы Хофгартнер?

– Да, Мари, – подтвердила Китти. – Речь идет о более чем тридцати картинах, которые нарисовала твоя мать. Этот Кон-д’Оре был сказочно богат и собирал все возможные направления искусства. Похоже, по какой-то причине он был неравнодушен к Луизе Хофгартнер.

Мари посмотрела на Пауля. Он был удивлен не меньше ее и с восторгом улыбнулся ей. Ее охватило теплое чувство.

– Это… это действительно великолепная новость, – обратился он к ней.

– Ну, – заметила Алисия, – все зависит от того, что собираются делать с этими… произведениями?

– Они выставлены на продажу, – ответила Китти. – Наследники господина Кон-д’Оре меньше интересуются искусством, чем звонкой монетой. Вероятно, будет аукцион.

– Картины уйдут с молотка? – взволнованно воскликнула Мари. – Когда? Где?

Китти сделала успокаивающий жест в ее сторону и вернулась к своему письму.

– «…Поскольку я предполагаю, что твоя невестка заинтересована в приобретении работ своей матери, я уже провел предварительные переговоры с наследниками. Они готовы отдать коллекцию Хофгартнер по разумной цене».

– Что подразумевается под разумной ценой? – поинтересовался Пауль.

Китти пожала плечами.

– Сумма в письме Жерара не упоминались, он весьма осмотрителен в этих вопросах. Но он все равно пройдоха. Он хочет взять с меня дополнительные деньги за упаковку и транспортировку, этот мошенник. Сначала называет меня своей очаровательной Китти и пишет, что мечтает обо мне день и ночь, а потом протягивает руку за деньгами. Мне не нужен такой воздыхатель.