Шабаш Найтингейл - Стим Виолетта "ViolettSteam". Страница 66

Дальше он обошел тесную гостиную и подвал, заваленный все тем же хламом, пока не добрался до лестницы, ведущей на второй этаж. Там располагались спальня ведьмы и ее личный кабинет.

Эти две комнаты выглядели на удивление светлыми, и даже запылившиеся окна пропускали достаточно солнечных лучей, чтобы необходимость в магическом освещении отпала. На стене возле кровати, застеленной мягким лоскутным одеялом, Дориан увидел множество черно-белых и цветных фотографий, а подойдя поближе, оказался немало удивлен. На всех них были запечатлены члены его семьи, в каждом из поколений, начиная с конца девятнадцатого века.

Узнавался прапрапрадед Эдуард Далгарт – брат печально известного Людвига, успешно женившийся и продолживший их родовую линию, и дед, которого Дориан успел застать в раннем детстве, и Чарльз Далгарт – ненавистный отец… Фотографии самого Дориана, Дрейка и Моргана стояли у старухи на прикроватной тумбочке. Напротив же кровати висел портрет шестнадцатого века, хорошо известный по Лост-хаусу и, вероятно, приходившийся копией. На этом портрете был запечатлен родоначальник их династии – Делмар Далгарт.

Охотник никогда не считал себя сентиментальным человеком, но даже он ощутил ту боль, которую, должно быть, испытывала Ортруна Рейвен, вынужденная наблюдать, как члены ее рода, кровные родственники, умирают один за другим, в то время как она сама наказана жизнью.

Выйдя из спальни, он принялся обыскивать кабинет, заставленный шкафами с документами вместо привычных книжных шкафов. Как Дориан и предполагал, склонная к накопительству Ортруна сохранила все важные бумаги, которыми когда-либо владела. В ящиках были и выписки со счетов по клубу Рейвен и антикварной лавке, старые чеки и расписки, и даже папки с чертежами, явно принадлежавшие ее мужу, покойному графу Уильяму Далгарту. Имелись среди них и наработки по Белому механическому Ворону, предназначавшемуся для того, чтобы изменить мир к лучшему. Очевидно, именно по этим чертежам ведьма воссоздавала его изобретение, сконструировав полную искаженную тьмой противоположность.

Дориан сел за стол и принялся перебирать документы в папках графа, доставая их один за другим и раскладывая на столе. Все самые важные бумаги отсутствовали – их явно забрал с собой Людвиг Далгарт, чтобы затем передать Ордену Монтеры. Поэтому приходилось довольствоваться лишь обрывочными сведениями.

Как стало понятно некоторое время спустя, Уильям Далгарт не был особо силен в искусстве магических изобретений. У него рождалось огромное множество идей, озарявших его сиюминутным вдохновением, которые затем разбивались о невозможную реальность, жестокую ко всем мечтателям. Тем более странным казалось то, что Белый Ворон стал единственным его удачным проектом. И вот почему он считал его делом всей жизни.

Ситуация показалась гораздо подозрительнее, когда Дориан наткнулся на карандашный портрет молодой девушки, подписанный: «Ma muse angélique… Милосердный ангел, пришедший в дивном сне и подаривший Ворона». Он всматривался в него, понимая, что уже видел подобные черты. А затем долго перечитывал переписки с Патрицией и Деметрой в телефоне, стараясь отыскать фотографию в одном из старых сообщений.

Когда же фото нашлось, Дориан немедленно набрал номер Джона Кифа.

– Еще что-нибудь понадобилось, мой лорд? – мгновенно откликнулся тот, не успело пройти и пары гудков. – Про Элизиум информацией более не обладаю. Я сообщил вам все, что нужно. Но могу подсказать, как поступить, если…

– Не пытайтесь заговорить меня, Джон, я вижу вас насквозь, – перебил его Дориан, чувствуя нарастающее волнение. – Мне нужно, чтобы вы срочно достали кое-что для меня.

– Что угодно, мой лорд, что угодно, – заверил его управляющий Рейвена.

– Сказку о четырех сестрах-фейри, – торопливо произнес охотник. – Очень желательно, чтобы она была в электронном формате.

Говоря это, он неотрывно смотрел на портрет девушки… в которой узнал Азурию Старлинг.

Даже несмотря на конец света, маячивший на горизонте, обеды во дворце Эмайна всегда подавали строго по расписанию. Деметра Лоренс, вынужденная присутствовать на этих обедах, – делать ей все равно было нечего, – наблюдала, как с каждым разом в столовой остается все меньше людей из тех, что прибыли в резиденцию магистра после первого землетрясения.

Их компании, задействованной в расследовании, разворачивающемся за спиной Вильгельмины Спириты, понятное дело, было не до соблюдения светских обязательств.

Лика и Леон сбежали. Ричард с Аланой тоже явно решили уединиться после громкой сцены, произошедшей в гостиной. Вивьен Ашер и Грим Фаталь по-прежнему не выходили из своей комнаты. Джон Киф, несмотря на приказ, не выбирался из любимого клуба. Виконт Тэд Кларенс, Альберт Бланшар и еще один мужчина по имени Ник Нэвилл все дни пропадали в Канцелярии или Штабе, проводя собственные изыскания.

В итоге на сегодняшнем обеде Деми была вынуждена наблюдать за тем, как Файра Спирита громко переругивается с бабушкой Мари-Лор Бланшар. Дядя Бриан Бланшар, не скрывая, над этим посмеивался, а его жена не знала, куда деть глаза. Ни Вильгельмины, ни Артура Эмброуза в столовой тоже отчего-то не было.

Перепалка выглядела забавно. Файра Спирита вовсе не учитывала, что у ее дочери могли быть свои желания и планы на новую жизнь. Особенно после того, как Лику отверг Дориан Далгарт. Старая цыганка полностью возлагала всю вину на Леона, который, по ее словам, «охмурил, обманул и обесчестил» бедную девочку. Однако, несмотря на комичность происходящего, Деметра быстро устала и покинула обед, даже не притронувшись к десерту, на который подавали бананово-карамельный баноффи-пай.

Суета, царившая во дворце после землетрясения, давно улеглась, и коридоры стали такими же темными и пустыми, как раньше. Слоняясь по ним, Деми пришла к выводу, что, должно быть, людей из числа чиновников и прислуги сбежало куда больше, чем могла успеть заметить Вильгельмина Спирита. Да и на полуразрушенных улицах Эмайна горожан было почти не видать.

Как могла, она старалась не думать о том, с чего начала свое утро, – с мыслей о возможной скорой смерти. И перенаправляла их на то, что сейчас, в это самое время, друзья занимаются всем возможным, чтобы помочь Нью-Авалону и ей в том числе.

Не зная, чем занять себя, Деметра шла туда, куда вели глаза. Она поднялась на башню, с которой когда-то наблюдала за горящим ночным городом, и попыталась вновь отыскать в руинах Кроу– или Тинвингс-хаус. В своем родовом особняке она не была с тех пор, как в нем прошел роковой прием, с которого началась Пятидневная война. А сейчас становилось грустно оттого, что она даже не успела с ним попрощаться. Тьма на горизонте казалась все обширнее, все объемнее.

Спустившись, Деми продолжила свою прогулку по дворцовым закоулкам, по привычке представляя себе, как бы могла выглядеть резиденция магистра раньше. Это помогало ей не думать о самом плохом. Например, о том, что боль, наливающая голову свинцом, которая так и не проходила с самого момента пробуждения, – наверняка скверный симптом.

Не заметив, как именно, Деметра вскоре обнаружила, что оказалась в известном коридоре, по которому они с Рицци бежали от Рубины и Дрейка. Массивная дверь сокровищницы, караула возле которой не имелось, была распахнута настежь, как и тогда.

Подойдя ближе, Деми заглянула внутрь и увидела Вильгельмину Спириту, самозабвенно роющуюся в ящиках шкафа со стеклянными дверцами, где были выставлены драгоценности.

– А, бедная пташечка пожаловала, – улыбнулась Вильгельмина так, будто бы совершенно не пыталась разрушить ее жизнь. – Что, скучно тебе в клетке?

– Вы правда хотите услышать ответ? – холодно отреагировала Деметра, останавливаясь в дверях.

Она вспомнила Белого Ворона, занимавшего большую часть сокровищницы, и подумала, что без него это помещение выглядело очень уж пусто.

– Его расплавили, – сообщила ей Вильгельмина, угадывая мысли. – После того как Эйрин не принял его, Белый Ворон последовал за своим братом и тоже был уничтожен. Так и должно было случиться.