Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович. Страница 14

Экипаж, который ни слухом, ни духом не ведал о моей затее, заволновался. Корякин и Евсюков подошли вплотную, Казаков встал рядом.

— Придумал чего, командир? — Петр Михайлович смотрел на меня, как на несмышленого подростка, которого лишь некоторое время назад он опекал… но я-то таковым не являлся. Бедный Димка исчез навсегда, и теперь тут был лишь я — взрослый и достаточно неприятный человек, который, несмотря на то, что являлся потомственным военным, с трудом признавал авторитеты. А в армии с таким характером очень тяжело жить. Причем, в любые времена. Армия — это огромный механизм, гигантская структура, где каждый винтик должен быть на своем месте и работать по определенному алгоритму. На этом держится все. Когда же такой винтик внезапно решает, что обладает свободой воли, то он либо стремительно вылетает из схемы, либо погибает. Третьего не дано. В армии нет личной инициативы, лишь субординация. На этом все и держится.

— Участвую в разведывательной операции. Подробностей сообщить не могу, — коротко ответил я, думая про себя, не забыл ли взять чего-то важного с собой.

Евсюков чуть прищурился и внезапно выдал:

— Те машины хочешь пощупать? Там звери! Если доберешься до них, командир, и не будет возможности их уничтожить, то сыпани хотя бы песка и земли в баки. Моторы полетят к чертям! Перебирать придется! А это время и усилия…

Я кивнул. Это был приемлемый вариант, но лучше все же попытаться уничтожить танки более капитально, чтобы уже никакой дальнейший ремонт не помог.

— Ты вернись, Дима, — попросил Казаков, — нам еще дел не переделать…

— На поле танки грохотали… — ответил я. — Прорвемся, товарищ заряжающий!

Казаков улыбнулся смущенной улыбкой — таким он был человеком: большим, сильным и очень скромным. Я знал, что он с радостью подменил бы меня или кого-то другого в любом опасном деле, и пожертвовал бы собственной жизнью, если бы пришлось.

Я коротко кивнул и отправился к разведчикам. Мне показалось, что Корякин перекрестил меня в спину. Я не верил в подобные вещи. Если и переживу эту ночь, то точно не из-за благословления. А если не переживу — то буду сам виноват. Перекладывать ответственность на кого-то было не в моих правилах.

Палатка разведбатальона располагалась неподалеку от штабной. Я заглянул внутрь, там находилось несколько человек, в том числе Коновалов, склонившийся над картой местности, расстеленной прямо на ящиках.

Увидев меня, он махнул рукой, приглашая, и продолжил начатое ранее:

— Значит, говоришь, пройти можно?

От разведки присутствовали двое: двухметровый молодой парень славянской наружности с широкими плечами, синими глазами и пудовыми кулаками, и невысокий щуплый темноглазый татарин. Главным среди них был татарин.

— Вот здесь по ложбине спустимся, не заметят, — пояснял он, водя обломанной веточкой по карте, — потом поднимемся по ручью и зайдем с тыла. Там водонапорная башня — это ориентир. Выйдем за ней, там охраны меньше — и нас не ждут. Шансы имеются!

— Это Буров, — представил меня полковник, — это именно он узнал дислокацию секретных машин и предложил план операции. Он пойдет с вами.

— Товарищ полковник! — возмутился татарин, сверкая черными глазами. — Мы и сами…

— То что вы и сами все можете, я прекрасно знаю, — отрубил Коновалов, — младший лейтенант пойдет с группой, это приказ! Он специалист по танкам. Ваша задача — сохранить его голову в целости и сохранности до того момента, пока задача не будет выполнена. Приказ понятен?

— Так точно, — недружным хором ответили оба разведчика, недружелюбно поглядывая на меня.

Понять их было можно. Разведгруппа — это слаженный коллектив, где каждый четко знает свои обязанности. У одного лучше получается снимать часовых, другой физически более крепок и может километрами тащить на плечах пленного языка, третий хорошо читает следы на местности, четвертый умеет обращаться с рацией. В общем, чужому в такой группе не место. А тут меня навязали им на головы, и никак не отвертеться — начальство велело.

— Выдвигаетесь через час, как только полностью стемнеет, — закончил полковник. — И будьте осторожны!

Здоровяк хмыкнул, татарин легко улыбнулся. Полковник вышел из палатки, и мы остались втроем.

— Буров? — уточнил татарин. — Опыт в разведке имеется?

— Первый раз иду за линию, — отозвался я, — но не подведу.

Татарин недовольно выдохнул.

— Капитан Шамсутдинов, зовут Евгений. Это Володя Крюков — кивнул он на здоровяка. — Будем знакомы!

— Дмитрий! — представился и я.

— Смотри сюда, Дмитрий, и запоминай, — Шамсутдинов склонился над картой, — пойдем мы следующим маршрутом…

Передвигаться по ночному лесу — страшная история. Во-первых, в лесу не видно вообще ничего, кроме отблесков луны где-то высоко в небе, да и та вечно теряется за кроной деревьев. Во-вторых, ноги постоянно цепляются за корни, сучья, сорванные ветви, проваливаются в ямы. В-третьих, выдержать нужное направление практически невозможно. Лес кружит, водит, путает. Особенно ночью.

Нас было пятеро — это вместе со мной. Помимо Шамсутдинова и Крюкова, с которыми я уже был знаком, в группе были еще два разведчика: юркий, словно змея, Демин и молодой Миша Тарасов.

— Миха! — представился он, улыбнулся и протянул руку, которую я крепко пожал.

— Дима!

Демин же просто кивнул и отвернулся. Было видно, что и он не слишком доволен моей особой, навязанной группе полковником.

Перед выходом мне вручили летний маскхалат, я быстро надел его поверх гимнастерки. Шамсутдинов лично осмотрел меня, заставил попрыгать, проверив, не звенит ли что. Ничего не звенело. Евгений одобрительно кивнул.

— Первый раз, говоришь, в разведку идешь?

— Я быстро учусь.

Тишины не существует. Время от времени в ночи раздавались пулеметные очереди, вслепую бахали пушки с обеих сторон, фонари освещали ближнюю часть поля косыми лучами.

Наша группа скрытно прошла ходами сообщений до передовой части обороны. Шамсутдинов нырнул в командный блиндаж, минут через пять вышел оттуда и сделал знак всем находиться в состоянии готовности.

Красноармейцы вокруг поглядывали на нас без особого интереса. Кто-то завернулся в шинель и дремал прямо в закутке траншеи, другой курил в кулак самосад, третий грыз сухарь. Ответной атаки сегодня не ожидали, и все было относительно тихо.

А потом пошла артподготовка. Пушки одна за другой начали отстреливать снаряды, чужие позиции зарделись алым пламенем, и Шамсутдинов тут же скомандовал:

— Пошли вперед! В темпе! В темпе!

Я перелез через бруствер, пролез под «спотыкачем» из колючей проволоки, который своевременно чуть приподняли палками ради нас, и побежал вперед, стараясь не отстать от капитана и остальных. Несмотря на темное время суток, для нашего прикрытия ударили дымовыми, и теперь уже я сам почти перестал ориентироваться в направлении.

Мы все же продвигались вперед, причем в отличном темпе. Каждый из нас нес по несколько кило взрывчатки — на случай, если получится добраться до секретных танков. Но вес практически не чувствовался и скорости груз не сбавлял.

Благо, поле было уже зачищено от мин, мы прошли по нему в обе стороны за этот день, и можно было бежать смело… конечно, существовала вероятность наступить на пропущенную мину — но это уже судьба, тут не убережешься.

— К лесу!

Мы свернули в сторону леса, ближе к реке. Наша цель — бывший колхоз «Светлый путь» находился километров за пять-семь от линии фронта, и добраться до цели заняло гораздо больше времени, чем я предполагал. Пришлось сделать изрядный крюк, чтобы обойти передовые посты и укрепления немцев.

Немцы все еще держали несколько деревень под своим контролем, но постепенно отводили силы за реку, где линия обороны была устроена более основательно.

Спустившись вниз по руслу, после полуночи мы все же сумели выйти в заданный квадрат.

Мы подобрались к кромке леса и залегли. Деревня начиналась метрах в двухстах впереди и с нашей позиции отлично просматривалась. Пара десятков старых, покосившихся домишек и с десяток — поновее. Справа чуть в стороне располагались гаражи ремонтной базы, огороженные забором с колючкой поверху. Недалеко от них недавно построенные казармы.