Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович. Страница 34
— Мы с Иваном однажды поймали немецкого летчика! Он зацепился парашютом за дерево и стрелял во все стороны из пистолета…
Корякин знал эту историю, а вот Леша — нет. Он даже рот приоткрыл от интереса, пока я вкратце пересказывал происходящее, выставляя Перепрыгу героем — так лучше, пусть наберет очки авторитета в экипаже. Рассказ вышел в комичном ключе, но Петр Михалыч лишь покачал головой — он-то прекрасно понимал, что все произошло не так оптимистично, как я это поведал. А вот Леха восторгался каждому повороту сюжета, время от времени издавая восторженные возгласы и даже хлопая в ладоши.
— Я напишу об этом в «Комсомолку»! — заявил он, после того, как я умолк, утомившись.
— С каких это пор ты стал их корреспондентом? — удивился я, а потом догадался: — Это все твоя Снегирева! Верно?
— Она помогла мне, — не стал отнекиваться Леша, — поддержала по-товарищески… сказала, что во мне определенно есть репортерский талант. Мария — надежный друг! Я уже пробовал писать, но пока что мои тексты отвергли, сказали, нужно глубже проникать в суть вещей…
— И ты решил вновь прославить меня на всю страну? — недовольно поморщился я.
— Это наш Алексей еще про захваченный танк не знает, — внезапно подал голос Корякин. — Уж тут точно история для репортажа на первую полосу!
— Что за история? — подпрыгнул Леха. — Ну-ка, расскажи!..
Но рассказать не получилось. К нам подошел вестовой и коротко сообщил:
— Экипаж 744-ого к комроты! Срочно!
Я быстро прикинул в голове и приказал:
— Перепрыга, к тебе этот приказ не относится, так что остаешься у машины. Внутрь не лезть! Сидеть и охранять! Вопросы?
— Никак нет!
— Вот и славно! Остальные, за мной!..
До палатки комроты было пять минут ходу. Дуюн пил чай из большой жестяной кружки, вокруг него уже собрались несколько командиров машин, что-то громко обсуждая между собой.
Мы выстроились в шеренгу в трех шагах от собравшихся.
— О! Буров и компания! Вы-то мне и нужны!
— Слушаю, товарищ капитан?
— Тут у нас спор вышел. Пришел приказ большую часть корпуса отправить в тыловой резерв для доформирования. Потери были, сам знаешь, большие… — он помолчал. Потери были не просто большие — они оказались катастрофическими. — Но часть экипажей мы оставляем в поддержку наступления. Наша цель — захват плацдарма на западном берегу Десны и взятие Брянска.
— А в чем же спор, товарищ капитан? — не понял я.
— Так никто не хочет в резерв идти, — открыто улыбнулся Дуюн. — Что скажешь, лейтенант?
— Мы тоже не хотим в резерв, — выразил я общее мнение экипажа. — Пустите драться, не подведем!..
— Вот и остальные так говорят, — капитан резким взмахом остановил поднявшийся было гул, — но всех оставить не получится… а вот, кстати, по ваши души!..
К собранию быстрым шагом приблизилось несколько человек. Все офицеры — по виду, из штаба. Чего они здесь забыли?
Я перевел взгляд на того, кто их возглавлял, и замер в недоумении. Я знал его — тот самый солдат, с которым вчера вечером мы ели кашу из одного котелка. Вот только сейчас на его плечах не было ватника, а на полевой форме виднелись генерал-лейтенантские погоны.
— Георгий Семенович! — вытянулся Дуюн. — Экипаж 744-го вызван по вашему приказанию!
— Вижу-вижу, — кивнул генерал.
Теперь я понял, с кем вчера меня свела судьба. Георгий Семенович Родин был назначен на должность командира 30-го Уральского добровольческого танкового корпуса в апреле этого года. Легендарная личность! Вот только прежде мне не доводилось встречаться с ним лично, поэтому, неудивительно, что я его не узнал. А что он делал в простом ватнике и танковом комбинезоне среди обычных солдат — бог весть. Наверное, прибыл в расположение бригады для разбора ситуации на месте — и в итоге корпус идет на доформирование, а вот его появление инкогнито в наших рядах — просто прихоть, которую можно понять. А как иначе почувствовать настроение бойцов?..
— Что же это вы, братцы, от наград бегаете? — спросил генерал.
Мы молча стояли, подбородки вверх, рты на замках.
— Впрочем, это все проклятая бюрократия виновата! — продолжил Родин. — Мне тут вечером передали бумаги. Вы отличились и под Орлом, и в Карачеве. В представлениях отмечено, что вашим экипажем уничтожено до пяти немецких танков, не считая пехоты. Это так?
— Мы счет не вели, товарищ генерал-лейтенант, — осторожно ответил я, — но надеемся, что били врага изо всех сил!
— А про вас, младший лейтенант, речь пойдет отдельно! Евсюков, Корякин, Казаков, Носов — выйти из строя!
Генерал продиктовал имена, прочитанные по бумажке, и сам сбился, видя, что нас всего четверо, а имен явно больше.
Вперед шагнули Петр Михайлович и Леха.
— Товарищ генерал-лейтенант, — пояснил я, — Евсюков ранен, Казаков — убит.
Родин нахмурился, потом коротко бросил адъютанту:
— Евсюкову направить приказ в госпиталь, Казакова наградить посмертно.
— Так точно!
Адъютант передал генералу коробочку и лист бумаги.
— Корякин Петр Михайлович, — торжественно начал генерал, — вы награждаетесь орденом «Красной Звезды» за то, что состоя в экипаже танка, уничтожили в боях не менее четырех танков противника, не считая живой силы.
Потом шагнул в Корякину, лично прикрутил ему орден и протянул свою руку:
— Благодарю за службу!
Это было не по уставу, но Петр Михайлович без всякого стеснения пожал генеральскую ладонь и ответил:
— Служу Родине!
Это тоже было не по уставу, но Родин сделал вид, что не заметил. Потом он повернулся к Алексею:
— Красноармеец Носов! Медаль «За боевые заслуги!»
Леша сиял, как начищенный пятак.
Дошла очередь и до меня.
— Младший лейтенант Буров… с вашими постоянными перемещениями документы долго искали вас. И лишь случайно попались мне на глаза вчерашним вечером.
Я напрягся, ожидая всякого. Неужели золотой ППШ? Вряд ли… а если вспомнить драку с летчиками, то лишь бы не в штрафбат, и то хорошо…
— Молчите? И правильно делаете! Вы знаете, что о вас написали в «Правде»?
О, боги и демоны! Только этого мне не хватало!
Леша недовольно всхрюкнул, поняв, что потерял свою сенсацию в мире журналистики. Но на его переживания в этой области мне было плевать.
— Понятия не имею, товарищ генерал-лейтенант!
— А надо бы знать… впрочем, вы находились на излечении, а потом сразу сюда…
— Так точно, не до газет мне было…
— Итак, Буров, а теперь давайте-ка приступим к вашему награждению. Боюсь, это будет долгий процесс…
Я напрягся.
— За доблесть и отвагу, проявленную в боях с немецко-фашисткими захватчиками, вам досрочно присваивается воинское звание лейтенант.
Он протянул мне погоны с двумя звездочками и крепко пожал руку.
Я ответил на рукопожатие, а потом вскинул руку к фуражке и отрапортовал:
— Служу Советскому Союзу, товарищ генерал!
Уф, кажется в этот раз повезло, и меня не завалили наградами.
Но тут Родин с иронией улыбнулся и требовательно протянул руку в сторону адъютанта. Тот быстро вложил в нее две красные коробочки.
— Смирно! — неожиданно серьезным голосом скомандовал генерал.
Все вокруг вытянулись в строевой стойке.
— За совершение исключительного воинского подвига, указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенанту Бурову присваивается звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»!
Глава 16
Стремительно наступила осень. Причем, пришла она как-то внезапно и всерьез. Вроде еще вчера температура зашкаливала за тридцать градусов, а потом вновь начались затяжные дожди, похолодало, начала опадать листва. Все вокруг оказалось устлано желто-красно-зеленом покровом, на котором машины дико буксовали, колеса прокручивались, и приходилось раз за разом расчищать путь сквозь лес.
Несмотря на то, что наш экипаж не отправили в тыл на доформирование, в наступление войска не шли вторую неделю, застряв в лесах и ближайших городах, куда стягивали дополнительные силы для взятия Брянска.