Бриллиантовый дождь - Буркин Юлий Сергеевич. Страница 15

– М-м… Ладно, – смысла в этих ее словах было, во всяком случае, не меньше, чем во всем остальном. Раз она хочет иметь престижного ребенка, мне действительно предется переквалифицироваться из ебарей-кустарей в профессиональные быки-производители.

– А во-вторых?

– Я записалась в школу моделей. Дорогую.

– Ты ведь уже заканчивала и курсы, и школу…

– Но я записалась в школу моделей для животных.

– Почему?! – я буквально впал в коматозное состояние.

– Мне понравилось, как они работают. Мне кажется, их там учат лучше, чем людей. И я хочу участвовать в их показах. Демонстрировать человека. Это я сама придумала.

Я стиснул зубы. Глупее я еще в жизни ничего не слышал. Но возражать я не буду, не буду… Надо только выждать время, рано или поздно «стокгольмский инцидент» потеряет актуальность, и проснувшаяся в Кристине мстительная стервозность, будем надеятся, рассосется.

– Ну-у, если это все, то я уже смирился, – заверил я, нарушив паузу – Тем более, что мне ведь будут платить, как донору. И я не думаю, что эта твоя школа обойдется нам дороже, чем обошелся бы…

– И завтра вечером, – перебила она меня, – к нам в гости придут мои новые подруги. Двое. Элизабет, она зебра, и черепашка Оксана. Я хочу, чтобы ты был дома. А если ты против, – поспешила она предупредить мои возражения, – я делаю вывод, что ты – неисправимый шовинист, ксенофоб и пересматриваю свое решение насчет ребенка.

Что мне оставалось? Я только вздохнул и покорился.

Что-то снова захотелось в турне.

Ре-диез

Есть ли жизнь на Марсе

Мальчик заразился любовью к карточным фокусам. Ему хотелось показывать их, выступать на арене и казаться настоящим волшебником. Но научить его фокусам было некому. Он приставал к родителям, ко взрослым парням во дворе и даже к школьным учителям. Фокусов не знали ни те, ни другие, ни третьи…

Однажды мальчик валялся в пустой комнате, устроившись с дымчатым котом Филимоном на диване, и просто играл сам с собой. Положил перед котом колоду и объявил:

– Внимание, внимание! Колдовство начинается! Сейчас я вытащу даму червей!

Он вытянул из колоды карту, перевернул… Это была дама червей. Филимон удивленно повел ухом. Мальчик непроизвольно рассмеялся, хоть удивился и не особенно. Обычное совпадение. Но проверить стоило. И он объявил вновь:

– А теперь, дамы и господа, я достаю валета пик!

Он вытянул карту, перевернул… Валет пик. Филимон оскорбленно поднялся, отряхнулся, спрыгнул с дивана и вышел из комнаты. По спине у мальчика пробежали мурашки.

Он повторил так еще раз десять и ни разу не ошибся. Перепуганный он показал это папе. Подряд у него на глазах угадал три карты.

– Молодец, – сказал тот. – Вот, что значит, упорно идти к своей цели. Захотел и научился.

– Папа, – попытался объяснить мальчик, – это не фокус. Это само получается…

Но отец только потрепал его по волосам и сказал:

– Покажи-ка маме.

Мальчик показал. Она в тот момент беседовала в гостиной с соседкой. Обе умилились:

– Какой умница! – восхитилась соседка.

– А ведь никто его не учил, – заметила мама, – сам дошел, своим умом…

Мальчику хотелось крикнуть: «При чем здесь ум?! Это страшно!» Но удержался. Он понял, что они все равно никогда ему не поверят. Не поверят, что это чудо, а не фокус… «С другой стороны, – решил он чуть позже, успокаивая себя, – я ведь хотел прослыть фокусником и, пожалуйста, прослыл… Чего же расстраиваться?»

Но на самом деле он так перепугался, что не притрагивался к картам целый месяц. Потом снова попробовал. Сам с собой, в пустой комнате. Но нет, больше не работало. «Пропала чудесная способность», – с облегчением и, в то же время, с разочарованием понял мальчик.

1

«Первые В Истории Человечества Космические Гастроли»! Ура… Раньше до этого никто просто не додумался. Со стороны «RSSS» это чистейшей воды рекламный трюк. О прибыли и речи не идет. Но надо отдать должное нашему коммерческому директору Аркаше Афраймовичу по прозвищу Ворона. Благодаря его долгим и нудным переговорам с управлением «ГлавКосмМос», оплату перелета, а это сумма, которая нам и не снилась, вышеназванная мега-контора взяла на себя. А питание и проживание закрыли наши постоянные спонсоры-рекламодатели.

Вдруг, буквально в последний момент, когда все уже было улажено, без всякого разумного объяснения, от полета отказался Петруччио. Это было, как гром среди ясного неба. Упёрся, и всё: «Не полечу. Не могу». «Да почему?! – поражались мы. – Ведь халява!..» «Не знаю», – говорит, а у самого глаза затравленные, аж смотреть на него жалко. «Боишься, что ли?» «Чего мне бояться? Если бы я боялся, я бы и вас не пустил. Считайте, что заболел».

Вообще-то Петруччио – не исполнитель, он наш генератор идей, и если при подготовке программы, при записи альбомов он необходим даже больше, чем каждый из нас, то живьем мы, казалось бы, вполне можем обойтись и без него. Но именно, что «казалось бы». На практике, если за пультом нет Петруччио, и если он не кидает нам в гарнитуры разного рода наставления, на сцене мы чувствуем себя, как потерявшиеся дети.

Короче говоря, в полет мы отправились следующим составом. Музыкантов, как всегда, трое: я, Пиоттух-Пилецкий и самый молодой из нас –вокалист-«подкладочник» Сергей Чучалин, которого мы называем то Серж, то Чуч. А из многочисленной технико-обслуживающей кодлы мы смогли взять только Боба.

Трезвых (это специально оговоренное в райдере условие) рабочих сцены, квалифицированных осветителей и охрану нам должны были предоставить на месте. Собственно, мы вполне могли бы обойтись и без Боба, но была задумка записать «зальник», назвать его «Live on the Moon & Mars» [12] и заработать позднее хотя бы на его продаже. А для записи Боб необходим. К тому же в полет мы брали только инструменты, а весь аппарат будет выставляться местный, и было все-таки не лишним захватить своего звукотехника, чтобы он со всем этим хламом разобрался.

Но Боба мы все равно взять не смогли бы, если бы не освободилось место Петруччио. А тот за день до вылета устроил нам подготовительный «разбор», который, правда, тоже как следует не удался.

– Еще раз прошу извинить меня за то, что не могу лететь с вами, – начал он и даже как-то осунулся сразу.

– Проехали, – оборвал его Пила.

– Да, – согласился Петруччио, – все это уже проговаривалось. Ребята! – он стряхнул с лица озабоченность. – Вы всё сможете сами. Каких-то два концерта – один на Луне и один на Марсе. На Луне – перед горсткой ученых, это вообще интимная ситуация, можно отнестись к ней как к репетиции. Отработать тихо, но с душой. Ведь мы – «Russian Soft Star’s Soul», так? А выкладываться будете только на Марсе, перед колонистами, их там все-таки целый город. Вот скажите, почему в нашей музыке так много диссонанса? Почему, Чуч?

Тот, отвлекшись от каких-то своих мыслей, встрепенулся.

– Потому что-о… – протянул он и искательно посмотрел на остальных. – Ну-у…

– Баранки гну, – оборвал его Петруччио. – Диссонанс это звуковой мусор, это враг музыки, это апофеоз безобразного. Но мы делаем безобразное красивым, понимаете? С нашей помощью в борьбе красоты и безобразия побеждает красота. Всегда, выходя на сцену, помните, что главное – вечная тема: борьба добра со злом.

Он смолк. Молчали и мы, переваривая услышанное.

– Странная тема, – сказал Чуч.

– Что в ней странного? – удивился Петруччио.

– Ну-у… Борьба бобра с ослом… Как-то неактуально.

– Ты это серьезно или шутишь? – подозрительно спросил Петруччио, в то время как остальные, хохоча, сползали со стульев.