Бриллиантовый дождь - Буркин Юлий Сергеевич. Страница 24
– Так он тебе и расскажет. «Вам по-по-показалось», – изобразил я.
– Ну и хорошо, если показалось, – отозвался Чуч.
– Но нам НЕ показалось, – возразил я с нажимом. – И ты это знаешь.
Чуч вздохнул. Похоже, он почти успокоился.
– Ну и что ты предлагаешь? Что будем делать? – спросил он.
Это был хороший вопрос. Еще бы иметь на него такой же хороший ответ…
– Давай рассуждать, – предложил я.
– Давай, – отозвался Чуч насмешливо. Выждал паузу и продолжил: – Ну? Рассуждай. Что ж ты не рассуждаешь?
– Сейчас начну! – сердито отозвался я. – Сейчас!..
Но в голову, как назло, не лезло ни единой толковой мысли. Неожиданно мне помог сам же Чуч:
– Слушай! – воскликнул он. – А вдруг Ворона никуда не улетал?!
– Где же он тогда?
– Там! – Чуч ткнул пальцем в сторону сарая. – Он – оборотень! Он научился делать из воздуха золотые монеты, но при этом он превращается в крысу!
– Почему?! – поддался я его возбуждению. – Почему превращается?!
– Таково условие заклятия! – заявил Чуч с интонацией, не предполагающей возражений. – Но ему надо, чтобы его кто-то кормил, вот он и попросил меня.
– Зачем? – усомнился я. – Наложил бы там, внизу, тонну своего комбикорма, и не надо было бы ему ни о чем тебя просить, рисковать.
– А он ничем не рисковал, потому что знает, что я не любопытный…
– Если бы не Мурка, я бы тоже не полез, – согласился я.
– А Мурку он не мог предвидеть, но это всё – во-первых, – продолжал лихорадочно развивать мысль Чуч. – А, во-вторых, когда он становится крысой, он теряет разум. Недаром он цепью приковывается: чтобы не сбежать! И он бы стал жрать, не останавливаясь, и все, что припас, за раз сожрал бы и потом бы голодал. Или даже помер бы от заворота кишок! Потому его и надо кормить понемногу!
– Да, – согласился я. – Все логично.
Однако оттого, что Крысинда не королева подземного царства, а оборотень-Афраймович, мне легче не стало. Если мы живем в мире, где возможно такое, то возможно и…
Но представить, что возможно еще, я не успел.
– Смотри! – вдруг заорал Чуч, указывая на небо.
Только что там не было ничего, но вот уже висит над аркашиной усадьбой, мерцая ровным голубым свечением, конкретная летающая тарелка.
– Поехали отсюда! – потряс меня за плечо Чуч.
Я послушно повернул, ключ, но двигатель не отреагировал.
– Не заводится, – прошептал я.
– Попробуй еще, – так же шепотом попросил Чуч.
– Бесполезно, – помотал я головой. Я свою машину знаю. Она сполоборота заводится, а раз не завелась, значит, дело – швах, значит, на нее действует какое-то поле, которое исходит от тарелки.
– Давай сидеть смирно, – шепнул я, – может, пронесет.
Тарелка плавно и бесшумно опустилась во двор и встала на три выдвинувшиеся при посадке ноги высотою примерно с человеческий рост. Затем из ее днища на землю опустилась площадка, на которой мы увидели три фигуры: двух гигантских крыс и абсолютно голого Аркашу Афраймовича. Похоже, руки у него за спиной были связаны.
Я услышал, как позади меня зашипела Мурка. Я покосился на нее. В льющемся от тарелки свете было хорошо видно, как она выгнула спину и распушила свою короткую шерстку. Только бы она не начала орать. Хотя в экомобиле звукоизоляция и хорошая, но все-таки…
Затаив дыхание, мы с Чучем, продолжали наблюдать за происходящим. Чуть пригнувшись, крысы на задних лапах вышли из-под тарелки и, грубо толкая Ворону впереди себя, как и следовало ожидать, направились к сараю.
У двери они на миг замялись. Полыхнула вспышка, и безумная троица вошла в сарай. А через несколько минут три фигуры из сарая вышли обратно. Но нет! Теперь все три фигуры были крысиными!
Они погрузились обратно в тарелку, и та, так же плавно, как и опускалась, стала подниматься в небо. Посадочные ноги втянулись в брюхо… Р-раз! И тарелка исчезла. И вместе с нею мгновенно исчезло чувство опасности, которое, как оказалось, неощутимым фоном давило на меня все это время. С Чучем, по-видимому, случилось то же самое. Мы переглянулись, и я потянулся к дверце, но Чуч поймал меня за руку:
– Стоп! – сказал он. – Давай выждем. Десять минут.
Мы уставились на часы. Ровно через десять минут мы выскочили из машины и кинулись в сад, к сараю. Вместо замка на уключине висел бесформенный кусок оплавленного металла. Мы распахнули дверь, и я посветил внутрь. Наверху Аркаши не было – ни живого, ни мертвого. Мы бросились к погребу и упали на животы, сунув головы в люк…
Голый Афраймович прикрыл глаза, защищая их от яркого света фонаря. Металлическая шлейка крест накрест охватывала его тело, и цепь от нее уходила вглубь погреба.
– О! – воскликнул он, когда его глаза привыкли к свету, – ре-ре-ребята! Как славно! По-по-помогите-ка мне!
Мы опять переглянулись и сразу поняли друг друга.
– Сперва, Аркаша, ты нам все расскажешь, – сказал я. – А не расскажешь, останешься сидеть тут.
– Да что тут рас-рассказывать, – бряцая цепью, отозвался Ворона жалобно и в то же время хитро. – Жа-жа-жадность фраера сгубила. Обычные бандитские разборки. Да по-по-помогите же вы мне!
– Ой, ли? – усмехнулся Чуч. – Видели мы твоих «бандитов».
– Это же инопланетяне! – не выдержал я.
– Они не-не инопланетяне, – покачал головой Ворона и удрученно вздохнул, видно, осознав, что навешать нам лапши на уши не получится. – Они из дру-другого мира, но не инопланетяне.
– Какая разница?! – поразился я. – Это ведь все равно контакт с иной цивилизацией! Почему никто до сих пор ничего о них не знает?!
– Они в этом пока не за-заинтересованы, – ответил Ворона. – Они пред-предпочитают теневую экономику. Меня это тоже ус-устраивает. – Волнение отступало, и он заикался все меньше. – Меня и еще кое-кого.
– На цепи сидеть тебя устраивает?! – язвительно спросил Чуч.
– Такие разборки есть естественное продолжение теневой экономики, – отозвался Афраймович, – как война – естественное про-продолжение политики. Нежелательное, но ес-ес-естественное. Сам виноват. Хорошо хоть, живым оставили.
– У них там что, атомная война была, и выжили только крысы? – догадался я.
– Не-не-не знаю, не интересовался, – отозвался Аркаша.
– А чем ты интересовался?
– Ничем. Чем меньше знаешь, тем лучше. Это бизнес. Вот, – он поднял с пола монету. – Зо-золото. Даже собирать не стали, оставили. Не Бог весть что, конечно, но все-все-таки…
– Слушай, но если эта крыса такая волшебница, почему она не могла сама освободиться?
– Она умеет только это, – ответил Аркаша, продолжая держать в руке монету. – Узкая спе-специализация. Да помогите же вы мне! – взмолился он. – Тут хо-холодно, а я голый!
И мы, наконец, сжалились. Все ж таки коммерческий директор. Нам с ним жить. Нашли ножовку, спустились, распилили цепь… И ничего он нам больше не рассказал, только благодарил.
Золотые монеты собрали и разделили поровну. Это нас не красит, скажите вы, а я отвечу: но и ничуть не порочит. Если золото есть, надо его разделить. Аркаша нашел в сарае и натянул на себя какие-то рваные джинсы, Чуч одолжил ему свой джемпер, и я развез их по домам. Утро вечера мудренее.
… – Игуаночка, миленькая, как тебе живется без меня?! – прижимая кошку к груди, запричитала Кристина, когда на следующий день я заехал в стационар, проведать ее. Мурка хихикнула, потерлась о ее щеку новеньким свежерегенерированным ухом и замурлыкала.
– Этот тип не обижает тебя? – указав на меня пальчиком, спросила Кристина и тут же объяснила мне причину своей тревоги: – Она такая беззащитная. Она совсем еще котенок.
Я согласно кивнул, но при этом незаметно подмигнул Мурке. Наша с ней тайна о ее «беззащитности» умрет вместе с нами.
– Бедная! – всхлипнула Кристина.