Магнат - Ричардс Элейн. Страница 21

— Ваша очередь, Рубен. Открывайте карты!

Аарон до сих пор не сказал ни слова и все в той же позе сидел на диване, а глаза Рубена превратились в щелки, и он, выпрямившись, парировал:

— Я свои карты держу поближе к жилету и предъявлю их только Джону Бурку. А Чет пусть пока посуетится.

Биннс слегка наклонился к Хейгу:

— Я предполагал, Рубен, что вы не пойдете на уступки. Очевидно, мне придется опять вернуться к тому, что я уже сказал. Юго-Западная для меня жизненно необходима. Если меня вынудят вести игру не по правилам, я готов. Я выставлю на всеобщее обозрение ваше грязное белье, Рубен, и подведу вас под суд. Чтобы участвовать в этой игре, вы наделали слишком много долгов, и я вас уничтожу.

Шквал эмоций прокатился по комнате, но тишина мгновенно восстановилась, когда Аарон очень медленно поднялся со своего места. Неожиданное после столь долгого оцепенения движение Аарона приковало внимание всех присутствующих. Аарон выглядел немного бледно и непрезентабельно рядом с этими здоровяками, но заговорил он спокойным, тихим голосом:

— Вам следует преподать наглядный урок, джентльмены. Вы не понимаете, что происходит. У вас очень слабое представление о наших намерениях и возможностях. Мы на пороге великих событий, джентльмены. Я бы посоветовал вам заниматься своими делами и не пытаться помешать нам.

Биннс побагровел и сжал кулаки.

— Знаете, Аарон, я и ухом не повел, когда ваш отец в течение целого дня обзывал меня распроклятым сукиным сыном, но все, что вы сейчас сказали, приводит меня в бешенство. Почему, как вы думаете?

— Потому что мой отец — добрый старик, такой же, каким был ваш отец, Чет. Я же — подонок с изысканными манерами и гладкой речью, как и вы. И будущее за нами. Я уже располагаю такой силой и властью, какие вам и не снились, и если вам это не нравится, можете поцеловать свинью под хвост.

— Господи Иисусе! — прошептал кто-то из присутствующих, пытаясь свести дело к шутке и приступить к выпивке, чтобы побыстрее выпутаться из этой щекотливой ситуации.

Но Биннс отступать не хотел, да и реакция у него была мгновенная. Насилие обрушилось как гром с ясного неба, когда Чет ринулся через гостиную на Аарона. Он отшвырнул подставку для ног и чуть было не перевернул кресло с Чарли, которое оказалось у него на пути. Аарон оставался на прежнем месте, когда Биннс нанес первый удар.

Ответный удар последовал столь быстро, что присутствующие еще в течение нескольких дней обсуждали его, не поверив собственным глазам. Когда Биннс обрушился на Аарона всем своим весом в двести десять фунтов при росте более шести футов, тот ответил ему серией внешне беспорядочных обманных движений. И вдруг резким ударом ребра ладони он опрокинул Биннса на спину, как мачете срубает стебель бамбука. Биннс просто рухнул во весь рост на пол, не издав при этом ни звука и даже не двигаясь. Все, кроме Рубена, который продолжал спокойно сидеть на диване, вскочили на ноги и теперь стояли молча и растерянно.

Аарон слегка покраснел, у него немного сбилось дыхание, и он растирал пальцами ребро ладони, презрительно поглядывая на присутствующих.

— Друг с другом вы находите общий язык, но нас вы не в состоянии понять. Ну что же, продолжим наши игры.

Рубен наблюдал за происходящим с буддистским спокойствием. Наконец и он откликнулся:

— Разница между нами в том, что мы стремимся опередить вас на один шаг, как далеко бы вы ни зашли. И это принесет нам полную победу. Подумайте над тем, что я вам сказал.

Аарон резко повернулся и направился к двери, которую распахнул перед ним слуга. Остальные столпились вокруг Биннса, который начал приходить в себя после полученного нокаута. Почти все с ненавистью поглядывали на Рубена. Подоплекой этой ненависти был непреодолимый страх, который Хейги внушали каждому, с кем имели дело.

Был не по сезону теплый вечер на редкость жаркого декабря на юго-западе. Двое молодых, симпатичных людей засиделись в одном кафе в Пэррише уже после его закрытия. Это был живописный район города, пристанище художников, где сохранились построенные еще до Гражданской войны старинные особняки в испанском стиле. В кафе нужно было спускаться по шатким ступеням каменной лестницы. Красные клетчатые скатерти покрывали маленькие столики, стоявшие на открытом воздухе у обвитой плющом белой оштукатуренной стены. Молодой человек отсчитал владельцу кафе достаточно долларов, чтобы убедить того не закрывать заведение и позволить влюбленным побыть наедине.

Кафе тонуло в полумраке, так как горели только два подвесных железных фонаря. Мужчина и женщина сидели за столиком напротив друг друга, их пальцы переплелись, и заметно было, как напряжены их тела. Он был высоким, стройным парнем со светлыми волосами песочного цвета, она — изящная и гибкая, с веснушками на лице и с шелковистыми волосами, которые свободно рассыпались по ее плечам, в розовой кофточке. В отдалении слышалась рождественская музыка.

Столик был таким маленьким, что они могли целоваться, почти не наклоняясь друг к другу, и их губы соприкасались с непреодолимой страстью. Поцелуи становились все более настойчивыми и нетерпеливыми.

Наконец, устав от перевозбуждения, они оторвались друг от друга. Он откинулся на стуле, закурил сам и предложил сигарету ей. Она покачала головой.

— Давай я отвезу тебя домой, — сказал он.

— Я

думала остаться сегодня с тобой, — ответила она.

— Не сегодня.

Я

должен собрать вещи и выспаться.

— Ты и со мной выспишься.

— Нет, — улыбнулся он, — уж этого мне меньше всего хотелось бы. По мне мурашки бегают, как

толь

ко я подумаю об этом.

— А мне приятно об этом думать. — Ее улыбка блеснула в слабом свете фонарей. — И я люблю тебя еще больше.

Она с наслаждением вдохнула запах подаренных им духов «Герлен», но вдруг в глазах ее мелькнуло беспокойство.

— Ты сегодня так далек от меня.

— Да уж, — с шутливой серьезностью произнес он. — Глаза бы мои на тебя не смотрели, и как можно дольше.

Я

хочу сохранить свою невинность.

Она взяла его руки в свои ладони и, с любовью глядя ему в глаза, стала нежно и страстно целовать его пальцы.

— Я

ненавижу то, что ты делаешь. Во всех

этих

расследованиях нет ничего романтичного. Боже

мой,

я работала с Люком Эвери полгода, и от того, что

он

раскапывал, меня просто выворачивало наизнанку.

— Конечно, это грязная работа, но кто-то должен ее делать.

— Я не желаю, чтобы ее делал ты. Я предпочла бы, чтобы ты занялся бизнесом и женился на мне.

Она снова принялась целовать его, а затем они сидели с тихой грустью, не в силах расстаться.

По улице над ними прошел какой-то мужчина, затем вернулся и, покачиваясь, приблизился к ограде, за которой они сидели внизу. Некоторое время они не замечали его, поглощенные друг другом, чуть не плачущие. Между тем мужчина, шаркая ногами, медленно спускался по лестнице. Высокий и худой, неопределенного возраста, он был в нейлоновой куртке и поношенных джинсах, в ковбойской шляпе. Когда он добрался до последних ступенек лестницы, Сью, которая смотрела в ту сторону, заметила его и вскрикнула от неожиданности.

Дэвид нахмурил брови:

— Что случилось?

— Там кто-то есть.

Дэвид вместе со стулом отодвинулся от столика и обернулся. Незнакомец отступил в глубокую тень. Дэвид окликнул его:

— Кто там?

Ответа так и не последовало, и он попытался объяснить:

— Заведение закрыто. Приходите завтра.

Тишина была гробовая, в воздухе чувствовался запах дождя. Незнакомец захихикал и, спотыкаясь на последних ступеньках и цепляясь за стену, вышел на свет. Какое-то время он стоял, покачиваясь, на выложенной красным кирпичом дорожке внутреннего дворика, затем двинулся к одному из фонарей. Судя по всему, это был крепкий и сильный мужчина

лет тридцати — тридцати пяти, явно чем-то недовольный.