Повелитель теней. Том 8. Финал (СИ) - Романов Вик. Страница 27

— Мило, — пробормотал я.

— Эти монетки станут их семейными реликвиями, — хмыкнул Гермес.

— Вы их благословили?

— Нет, — рассмеялся Гермес. — Я редко кого благословляю. Для такой чести нужно стать настоящим героем. Но им будет достаточно, что дотронулся до серебра.

— Не жалко?

— Серебра? — не понял Гермес и удивлённо на меня обернулся.

— Нет, людей. Они вам верят.

— Я не только Бог плодородия, торговли и богатства, но и воров, плутовства и удачи. Мне положено по статусу. К тому же… если человеку улыбнётся удача, хотя у него за душой будет всего лишь жалкая монетка, разве это не настоящая удача?

Я промолчал, потому что нам навстречу вышли жрецы. Они поклонились Гермесу, но не так подобострастно и глубоко, как обычные люди, и провели нас в глубь здания. Греческие Храмы отличались по строению от российских. Внутреннее пространство делилось на две части — там, где проходили служения, и там, где «жила» Богиня. Место обитания Афины было по факту Храмом внутри Храма — оно отделялось колоннами поменьше и находилось немного выше, чем всё остальное. К нему вёл десяток мраморных ступеней. Мы поднялись туда. В лицо пахнуло благовониями, откуда ни возьмись появился густой туман.

— Сестра, зачем эти представления? — воскликнул Гермес.

— Традиции, — проскрипел старческий женский голос. Туман развеялся, и я увидел безобразную беззубую старуху, которая сидела на каменном алтаре. Глаза так глубоко запали в глазницы, что их едва-едва было видно — да и то, благодаря сверхъестественному свету. Руки, покрытые старческой пигментацией, сильно дрожали. Я не сдержал изумления, и старуха, заметив это, хрипло расхохоталась. — Мне не нравятся юные оболочки, потому что они слишком глупые и недалёкие. Лишь некоторые люди хотя бы частично избавляются от глупости… до терпимого уровня. Но обычно это происходит к закату их жизни.

— Высокомерие Богини мудрости, — развеселился Гермес.

— У меня есть стандарты, — спокойно парировала Афина. — Разве использовать тупую оболочку — это не унизительно? Хотя кого я спрашиваю… — она снисходительно улыбнулась, обнажив беззубые дёсна и неожиданно бросила мне медальон на грубой тесьме. Круглый, медный, затёртый. Без рисунка и надписей, слегка выпуклый с обеих сторон. Сканирование показало, что артефакт обладает защитными способностями. Афина с нетерпением приказала: — Надевай.

Я завязал тесьму на шее и проанализировал свои ощущения. Ничего нового. Можно подумать, что медальон — простая безделушка. Старуха одобрительно кивнула и с кряхтением поднялась. Её глаза вспыхнули ярко-жёлтым светом, а потом от неё отделился образ молодой женщины атлетического телосложения. Образ постепенно становился всё менее и менее прозрачным, пока не стал полностью материальным. В момент, когда Афина полностью покинула тело старухи, голова бедной женщины взорвалась как арбуз. Гермес с негодованием закричал — его человеческий «костюмчик» пошёл кровавыми трещинами. Кожа парня лопалась, мышцы расходились, а голову страшно деформировало. Казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит, а рот разорвётся до ушей. Секунда, вторая — и голова парня взорвалась, точь-в-точь как старухина. А рядом с мёртвым парнем материализовался двухметровый лысый мужик с перекаченными руками.

— Вы говорили, что мудрые люди редки, и так ими разбрасываетесь, — заметил я, через силу отведя взгляд от Гермеса. Его везде изображали тонким-звонким юношей с кудрями!

— Антония пережила свой срок на девяносто лет, — Афина щёлкнула пальцами, и труп рассыпался прахом. — Она была моей любимицей. Она видела, как умирали её дети и внуки, и очень давно просила меня позволить ей умереть. Сложно было подобрать ей замену.

— А, понятно, — пробормотал я, не особо понимая, что произнёс.

Говорить было тяжело, будто мозг с трудом обрабатывал внешние сигналы и отдавал приказы телу. Мыслительные процессы пробуксовывали. Я прикрыл глаза и принялся повторять таблицу умножения. Закончив с ней, перешёл на умножение двузначных чисел. Мозг быстро адаптировался, и я открыл глаза.

— Умно, — похвалила Афина.

— Вы читали мои мысли? — я прищурился.

— Я чувствую волны мыслительных процессов и могу отслеживать, когда они усиливаются. Ты явно делал какие-то умственные упражнения, чтобы приспособиться к влиянию артефакта, — Афина улыбнулась мне и повернулась к Гермесу: — Мне нравятся умные люди, но ты не мог бы подыскать кого-нибудь поглупее?

— Ты не хочешь найти папочку? — подколол её Гермес.

— Не настолько сильно, как ты хочешь выслужиться.

— Это ваши истинные облики? — спросил я, всё так же усердно не смотря на Гермеса. Меня пробивало на смех. Тот неловкий момент, когда смеяться ни в коем случае нельзя, но очень хочется.

— Да, — Афина захихикала, как маленькая девочка.

— С лица — кукла, а внутри — чума, — буркнул Гермес. — Тебе бы с мужчиной атлетикой позаниматься, а не диски метать. Мышцы накачала, а какой стервой была, такой и осталась. Гестия и Артемида на других не изливают свою желчь. А у тебя она внутри не держится, льётся из всех щелей. Хороший мужик заткнул бы хотя бы одну.

Вжух! Афина замахнулась и бросила в Гермеса копьё. Не ожидавший атаки, он слишком поздно дёрнулся в сторону — острый наконечник насквозь пронзил его плечо. Афина подошла, схватила древко и три раза его прокрутила, вдавливая в рану.

— Вот о чём я говорил, — пропел Гермес и соткался из воздуха за спиной Афины. Иллюзия озорно показала Богине язык и впиталась в каменный алтарь. Гермес поднял руку, чтобы привычным жестом поправить волосы, но потом, очевидно, вспомнил про лысину и притворился, что смахивает невидимый пот со лба. — Не понимаешь ты шуток, сестра.

— Я скорее посмеюсь над шутками осла, чем над твоими, — отрезала Афина и приказала: — Проваливайте.

— Нам здесь не рады, — с притворной грустью протянул Гермес, и в следующий момент я ощутил, как меня что-то подхватывает и швыряет вверх. Несколько мгновений невесомости, а потом словно кто-то прицепил к моей диафрагме крюк и со всей дури потянул. Я был готов поклясться, что меня вывернуло наизнанку. Но нет — когда всё закончилось, мои руки-ноги были на месте, как и сердце, почки, печень и остальные потроха. То, что нужно, снаружи, а то, что нужно, внутри. Гермес похлопал меня по плечу и сказал: — Очнись, Ломоносов.

Встряхнув головой, я осознал, что нахожусь не в Храме Афины, а посреди бескрайнего зелёного луга. Валяюсь на спине и бессмысленно пялюсь в ярко-голубое небо.

— Какие у вас правила? — спросил я, прочистив горло, и встал.

— Никаких, — хмыкнул Гермес и повёл плечами. — Но если кому-нибудь насолишь, то отомстят тебе жестоко.

— Количество соли каждый определяет на глаз?

— По настроению, — Гермес усмехнулся. — Ты же слышал, что сделала наша справедливая Афина с Медузой Горгоной? — он продолжил, не дожидаясь ответа: — Горгона была прекрасной девушкой. Поверь мне на слово, я ухаживал за этой красоткой! Волосы до самой земли, самые голубые глаза в мире и стройное тело… Она умела превращаться в морскую волну. Я любил наблюдать, как она плавает по Эгейскому морю. Однако Горгона была своенравна. Она обожала Афину и желала уподобиться ей во всём. Поэтому она отвергала ухаживания всех мужчин — и людей, и Богов. Я решил подождать, когда она одумается. А она бы одумалась! Я видел огонь в её глазах — тот самый огонь, что говорит о сладострастии и о буйной, неуёмной энергии! Горгона совсем не походила на Афину, на эту снулую рыбу.

— Зато змея из неё вышла — огонь, — неловко пошутил я. Слушать признания Бога было… странно.

Гермес вздохнул:

— К несчастью, не все так терпеливы и снисходительны. Посейдон не потерпел отказа Горгоны. Он преследовал ей, твёрдо намеренный получить желаемое если не по доброй воле, то насильно. Я уже говорил, что Горгона обожала Афину? В отчаянии она бросилась в Храм Афины, моля о спасении. Никто не откликнулся. Посейдон поймал Горгону и взял силой прямо на алтаре. Девушка была безутешна, она требовала наказать насильника — приносила жертвы всем Богам, пытаясь обратить на себя их внимание. Морской старикан Форкия, отец Горгоны, поддержал дочь. Только вот в чём дело… — Гермес лукаво на меня покосился. — Не только Посейдон был нетерпеливым. Многие Боги не гнушались насиловать смертных женщин. А если накажут одного, то надо бы наказать и остальных, верно?