Абандон. Брошенный город - Крауч Блейк. Страница 13

– Можешь войти, – шепнул Лоренс дочери. – Только будь внимательна, смотри под ноги и не подходи к плите. В крыше, если посмотришь вверх, приличных размеров дыра. И дождь, и снег – всё сюда. Удивительно, как эти доски до сих пор не провалились.

Фостер осторожно переступила порог и сразу почувствовала, как пол прогнулся под ее весом. Внутри пахло плесенью, сурками и всем прочим, что приносил сюда из каньона туман. Эммет и Джун стояли вместе у стены напротив пузатой печки, около пианино, у которого не хватало половины клавиш. Оставшиеся потрескались, облупились и напоминали ломаные зубы.

Тозер выключил свой фонарик, и тишину заполнили щелчки фотоаппарата.

Пока он снимал, Эбигейл подошла к его жене и, наклонившись, тихонько спросила:

– А эти духи бывают…

– Злыми? – рассмеялась Джун. – Нас часто об этом спрашивают. За все годы работы нам встретился только один по-настоящему агрессивный дух. Большинство, девяносто девять процентов, растеряны, одиноки и целиком поглощены собственными скорбями. Это даже забавно, потому что после смерти все твои прижизненные проблемы уже ничего не значат.

Журналистка включила магнитофон.

– Расскажи про того, агрессивного.

– Несколько лет назад нас попросили очистить одну церковь около Монтерея. Тамошний дух запирал двери, передвигал мебель и вообще доставлял массу неприятностей. Мы приехали. Встретились с проповедником – этаким ревностным фундаменталистом. Он нам и говорит: «Почувствуете его присутствие и сразу говорите мне, а уж я от него избавлюсь – покажу, как это делается». А я отвечаю: «Так вот же он, прямо здесь». Тогда священник и заявляет: «Властью, данной мне Иисусом Христом, приказываю тебе убраться отсюда!» И тут через всю церковь, прямо в кафедру, летит стул. Священник подхватился – и к двери! Перепугался чуть ли не до смерти. Сбежал – и все кончилось.

– И что, по-вашему, это было? Демон? Вы верите в демонов и ангелов?

– В ангелов – да. В демонов… Даже не знаю. Потом выяснилось, что та церковь была перестроена из приюта. Возможно, дух получил там при жизни какую-то травму… В любом случае церковь ему точно не нравилась.

– А как, по-вашему, он ухитрился бросить стул?

Вместо Джун девушке ответил из дальнего угла Эммет:

– Эти духи, когда умирают, становятся чистым разумом. Знаете, на что мы были бы способны, если б получили доступ к восьмидесяти процентам возможностей нашего мозга?

– Вы имеете в виду телекинез? – уточнила Фостер.

– Верно.

– Должна сказать, что меня удивило, как мало оборудования вы с собой захватили. Я почитала кое-что на эту тему, когда готовилась к экспедиции, и думала, что увижу термальные сканеры и…

– Счетчики Гейгера, ионные детекторы, датчики электромагнитных полей, – усмехнулся Тозер. – Позвольте кое-что вам объяснить. Все это полная чушь. По-настоящему требуются только фотоаппарат и пленка, потому что если ты, входя в комнату, не чувствуешь это нутром, то занимаешься не своим делом и только тратишь понапрасну время.

Эммет включил налобный фонарь, и Эбигейл обнаружила, что Джун успела отойти к одному из окон и смотрит из него на что-то через улицу.

– Лоренс, – прошептала миссис Тозер, – а вон там что случилось? – Остальные подошли к ней, и Джун протянула руку. В темноте путешественники с трудом различили эркерное окно на втором этаже здания напротив. – В той комнате что-то произошло?

– Если что-то и произошло, то мне об этом ничего не известно, – пожал плечами профессор. – Обычная комната, одна из лучших в гостинице. А что?

– Кто-то смотрит на меня из того окна, – сказала женщина.

И хотя Эбигейл понимала, что это все ненастоящее, по спине у нее пробежал холодок.

– Сам я там не был, но попробовать, конечно, можно, – решил Лоренс.

Глава 13

За сто девятнадцать лет дождь, снег и высокогорное солнце выбелили печатные буквы на стене здания, так что в свете налобных фонарей проступали лишь едва заметные буквы «ГОСТИ…» Если не принимать в расчет особняк Бартоломью Пакера, это здание было самым большим и самым прочным во всем городе-призраке – двухэтажное кирпичное строение с некогда роскошной столовой на первом этаже и семью номерами на втором. Средняя из трех выходящих на улицу комнат называлась «Президентскими апартаментами» и отличалась от прочих большим эркерным окном, нависавшим над входом в гостиницу.

Лоренс прошел через высокий дверной проем. Остальные последовали за ним, и вскоре вся группа собралась в вестибюле – длинном, но узком помещении с двумя расположенными напротив друг друга арочными проходами, регистрационной стойкой и широкой, уходящей вверх лестницей.

– Во всем Абандоне эта гостиница была единственным кирпичным зданием, – сообщил профессор. – Построили ее в тот период, когда шахта работала вовсю и люди думали, что городу суждена долгая жизнь.

Эбигейл прошла под аркой слева. Луч фонаря скользнул по бывшей гостиной, заставленной полуразвалившейся викторианской мебелью и уснувшим больше ста лет назад камином. Над окнами висели клочья портьер, а в углу, опасно накренившись, стоял бильярдный стол с отломанной ножкой.

Фостер замерла, затаив дыхание.

Вырванные лучом из темноты, на нее смотрели глаза – рогастая голова огромного лося свалилась с подставки над камином и лежала на боку, вся в пятнах плесени.

Журналистка вернулась в вестибюль. Все столпились у второго прохода, ведущего в столовую. В начале 1890-х здесь был, возможно, лучший из ресторанов Абандона, но теперь от него остались только перевернутые, покалеченные столы да поломанные стулья. Три висевшие под потолком люстры давно сорвались с креплений и разбились на полосатом, белом с черным, деревянном полу: крошечные стеклянные и хрустальные осколки поблескивали под светом фонарей, будто группа забрела в ледяную пещеру.

– Есть желающие отведать столетнего бурбона? – Все повернулись к Скотту, стоявшему за барной стойкой красного дерева с пыльной бутылкой в руке.

Желающих не нашлось, и все возвратились в вестибюль.

– Вот как мы поступим, – сказал Лоренс. – Второй этаж я ни разу не осматривал, поэтому мы сейчас поднимемся по лестнице. Строго по одному. Ступать осторожно, полегче, не топать.

Он сам первым положил руку на шаткие перила. Первые четыре шага дались Кендалу без проблем, но каждая последующая ступенька скрипела сильнее предыдущей. Последние три, однако, вообще не издали ни звука, и ученый, благополучно поднявшись на пятнадцать футов, достиг верха и предстал в желтоватом свете луны.

– Кто следующий? – оглянулся он на своих спутников.

Следующей была Джун, за ней Эммет. Эбигейл выбрала тот же, что и он, маршрут – ровно посередине лестницы.

– У тебя отлично получается! – крикнула миссис Тозер, когда пятая ступенька громко скрипнула под ногой журналистки. Три другие были еще хуже: каждая опасно прогибалась под ней. Пульс у девушки участился, легким недоставало воздуха, паника нарастала… Последние ступеньки она прошла быстрее, чем следовало бы. В самом конце Лоренс и Эммет протянули руки и втащили ее наверх.

– Страшновато! – призналась Эбигейл.

Стоя рядом с отцом, она наблюдала за тем, как поднимается их проводник Скотт. Он демонстрировал прямо-таки образец выдержки и уверенности, как и подобает человеку, привычному к опасным ситуациям. Сохранив спокойствие даже на самых скрипучих ступеньках, он почти достиг верха, и Фостер уже видела, что он усмехается.

Сойер подмигнул ей, поставил ногу на последнюю ступеньку…

Тут раздался сухой треск, и он исчез.

Лестница обрушилась с громким хрустом, в облаке пыли, под крики зрителей. Откашлявшись, Эбигейл направила свет фонарика вниз, со страхом ожидая увидеть распростертого среди обломков Скотта.

Крик, показавшийся ей в первую секунду криком боли, обернулся смехом, а в следующий момент она увидела вцепившиеся в край пола пальцы и поняла, что Сойер висит над рухнувшей лестницей, и его ноги болтаются в семи футах над обломками.