Абандон. Брошенный город - Крауч Блейк. Страница 27

Проповедник покачал головой.

– Но я поеду с тобой.

– И что ты будешь делать, если они начнут стрелять?

– Буду молиться, чтобы до этого не дошло.

– Там, на крыше Изумрудного дома, ты видел то же, что и я. По-твоему, это работа людей, с которыми можно разговаривать?.. Черт, придется брать с собой дока!

Глория вернулась со старым револьвером «Скофилд» в одной руке и обрезом «Винчестер» – в другой. За порогом навзрыд плакала Бесси.

– Все хорошо, мамочка. Все хорошо, – успокаивала ее Гарриет. – Не плачь.

Иезекиль взял карабин за дуло и положил в карман коробку патронов.

– Божьему человеку револьвер не нужен, но ты далеко его не убирай, – сказал он супруге. – Дверь запри на задвижку. Из дома не выходи. Никому не открывай. Коли появится Билли, Ооту или еще кто сомнительного вида – ты знаешь, что делать. – Миссис Кёртис кивнула. – А теперь иди и заряди «Скофилд». Помнишь как? Я тебе показывал.

Глория обняла мужа за шею, прижалась к его шершавой щеке и вдохнула запах, от которого у нее шла кругом голова.

– Возвращайся, – прошептала она.

Шериф поднял свою шляпу и, сдвинув меховую шапку жены, поцеловал ее в лоб и потянул за блондинистую прядку волос.

– Всегда возвращался и всегда буду.

Глава 29

Дом Рассела и Эммы Илг стоял в сотне ярдов к северу от участка Кёртисов на открытой местности, так что с наветренной стороны снега намело под самую крышу. Пройдя по прокопанному в сугробах туннелю к переднему крыльцу, Иезекиль постучал в дверь.

Им открыл мужчина с взъерошенными песочными волосами, в очках с толстыми стеклами и огромными, аккуратно расчесанными и смазанными воском усами. Одет он был в коричневый сак и такого же цвета штаны. К исходящему от него аромату мыла примешивался несвежий запах виски.

За спиной у Рассела промелькнула миссис Илг с горшком в руках, который она несла от плиты к обеденному столу, украшенному зажженными свечами и буквально прогибающемуся под тяжестью дымящихся блюд.

В камине потрескивал огонь, под елкой лежали смятые куски бумаги, а на деревянной полке выстроились в ряд рождественские подарки – по большей части самоделки.

– Веселого Рождества, Зек. И тебе, Стивен, – поприветствовал гостей хозяин дома.

– Док, ты ведь за стол собрался, – с мрачным видом ответил шериф.

– Да, через пять минут сяду. А что такое?

– Не хотелось бы тебя отрывать…

– Что?

– Ты же не набрался?

– Выпил кофейку с каплей виски.

– С каплей?

– Да не пьян я, Зек! В чем дело?

К мужчинам подошла миссис Илг. Ее собранные вверх серебристые волосы были аккуратно подколоты, а подол пурпурного вечернего платья стелился по земляному полу.

– Можно тебя на минутку? – поманил к себе Кёртис хозяина.

– Веселого Рождества, джентльмены, – сказала миссис Илг.

Иезекиль и Стивен почтительно поклонились.

– Мэм.

– Мэм.

– Может, сначала поедим? – спросил Рассел.

– Боюсь, не получится, – развел руками шериф.

– Что тут происходит, Зек? – насторожилась хозяйка дома.

– Да вот, забираем вашего мужа. Вы уж извините, что не в самое подходящее время, но дело безотлагательное.

– Я все утро готовила! Разве нельзя подождать хотя бы…

– Дорогая, если я им нужен, то нужен именно сейчас, – повернулся к жене Илг.

– Док, мы будем ждать тебя у конюшни, – сказал Кёртис. – Прихвати все свое, и «ствол» не забудь. Не задерживайся. Надо поспешить.

Конюшни построили в четверти мили к северу от города с таким расчетом, чтобы уберечь жителей от постоянной вони, но когда ветер дул с севера, он все-таки нес запах навоза прямиком на Мейн-стрит. В годы расцвета Абандона едкое, выбивающее слезу зловоние проникало до южного края города, но на Рождество 1893 года запах ощущался лишь вблизи самих конюшен.

Выступили втроем: Иезекиль, священник и доктор. Шериф возглавлял их маленький отряд на гнедом мерине, купленном осенью в Силвертоне. Проехав через город, троица направилась вверх по каньону, в направлении «Годсенд». Кони шли по колено в снегу, и всадники надвинули шляпы на глаза, защищаясь от бьющего в лицо ледяного ветра. У поворота к Изумрудному озеру они выбрали единственную просматривавшуюся тропинку, проложенную партией из десятка мулов, ведомых двумя лошадьми.

– Рождество, шахта закрыта, зачем кому-то понадобилось тащиться в «Годсенд»? У тебя есть объяснение? – спросил Рассел шерифа.

– Конечно же, нет, – проворчал тот. – К тому же, насколько можно судить, мулы идут не налегке. Похоже, бедняги утопают в снегу по брюхо.

Чем дальше, тем ближе подступали стены каньона. Метель набирала силу, сужая видимый мир, так что теперь всадники видели только дорожку следов. Еще одна миля осталась позади. Вдалеке проступили очертания двадцатипестовой многоуровневой дробилки Пакера, окруженной административным зданием шахты, пансионом и кузницей.

– Как-то даже непривычно не слышать дробилку, – заметил Стивен.

Они остановились ярдах в двадцати от мельницы. Шериф уже дрожал от холода.

– А вот это интересно. – Он указал на следы, которые шли дальше, но не к шахте, как следовало бы ожидать, а вверх по южному склону каньона.

– Ты же не думаешь, что им хватит дури гнать обоз на Пилу? – спросил Рассел.

– Однако, похоже, что именно так они и поступили, – возразил Кёртис.

– Но это же безрассудство! Я к Пиле и в июле бы не пошел, когда снега вовсе нет.

– А что им терять? Они прошлой ночью пятерых убили.

– Мне этот снег уже порядком надоел. Тащиться туда – только лошадей гробить.

– Согласен, док, и мне не хочется. Я бы тоже предпочел сидеть с Глори дома, у камина, да потягивать виски, но, похоже, в ближайшее время на это рассчитывать не приходится.

Со скатной крыши съехал и ухнул вниз изрядный ком снега. Кони вздрогнули.

– Думаете, на склоне нас может накрыть лавина? – подал голос проповедник.

– Вполне возможно, – кивнул Илг.

От мельницы все трое двинулись дальше, следуя тем же, что и обоз, маршрутом. В конце каньона они снова остановились. Выше лежал ровный белый склон. Тропинка уходила вверх, то исчезая в снегу, то снова появляясь, и терялась в низких, тяжелых от снега тучах.

– Две тысячи футов. Это безумие, Зек. Чистое безумие! – попытался отговорить шерифа Рассел.

– Знаю, док. И что подошвы у тебя скользят, тоже знаю… Надеюсь, у этой твоей кремелло [10] шаг верный.

– Не беспокойся. Она, может, в кости и легкая, но зато послушная и выносливая.

Иезекиль пришпорил своего мерина, и троица начала подъем.

Глава 30

Тропа уходила вверх, и трое всадников следовали по ней. Снег падал, налипая на все, что только можно, – дождевики, пальто и шляпы, лошадей, сбрую и приклады винтовок, – и вскоре они походили на троицу возникших из снега призраков.

Иезекиль ехал впереди, держась за луку седла и опустив голову против ветра. Другие не видели этого, но он улыбался. Как и несколько часов назад, когда на крыше Изумрудного дома ему открылась картина кровавой бойни, Шериф теперь чувствовал себя в своей стихии.

Весь последний год Кёртис пребывал в состоянии ступора, окоченения столь полного, что сам себе казался живым мертвецом. Нередко, и даже часто, лежа в постели с Глорией, он засыпал лишь за полночь, а то и ближе к рассвету, тревожимый яркими, живыми воспоминаниями о бурных, жарких, обильно политых кровью годах в Ледвилле, и его мозг включался на полную тягу, проясняя черты полузабытых лиц, пробуждая знакомые голоса. И когда это получалось, слезы текли по его лицу, потому что вместе с ними возвращалось мимолетное ощущение свободы, вольности и безграничного потенциала, которое некогда дарило ему каждое утро. В Ледвилле прошлое никогда не преследовало Кёртиса, не затягивало его в омут бессонницы. Там всегда было только настоящее – яркое, стремительное, живое.