Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович. Страница 36

А главное, те двое, что сидели под надежным караулом, представляли для Екатерины смертельную опасность самим фактом своего пребывания в добром здравии. Как-никак один был родным внуком Петра Великого, а другой – его внучатым племянником. Все-таки Романовым. Меж тем Екатерина... Ну, понятно.

Нет ничего удивительного, что в первую очередь Екатерина принялась раздавать награды всем заинтересованным лицам. Офицерам задействованных в перевороте полков выплатили 226 000 рублей – в виде полугодового жалованья. Солдатам досталось гораздо меньше: сорок одна тысяча наличными и вином. Двадцать пять тысяч получила княгиня Дашкова, три тысячи – Григорий Орлов. Многие получили ордена, в том числе Иван Иванович Бецкой, к тому времени генерал, принимавший в перевороте самое деятельное участие. Ордена, чины, «души»... Среди прочих четырехсот рублей и некоторого количества крестьян удостоился и гвардейский унтер-офицер Григорий Потемкин, еще совершенно незнаменитый и вроде бы незнакомый вовсе императрице...

Как водится в подобных случаях, среди главных заговорщиков (впрочем, как известно, закончившийся удачей заговор именуется уже совершенно иначе) вспыхнула перепалка: каждый настаивал, что это он один, исключительно он и обеспечил успех, а остальные были так, на подхвате. Никита Панин открытым текстом говорил, что лишь благодаря ему... Дашкова оскорблялась: нет, все знают, что лишь благодаря ей... Другие помалкивали, но поглядывали так, что сразу было ясно, о чем они думают...

Бецкой, якобы, принародно бухнувшись перед Екатериной на колени, умолял ее объявить всем и каждому, что именно он был главным виновником ее воцарения. Говорю «якобы», потому что эта история известна исключительно со слов княгини Дашковой, далеко не всегда следовавшей истине. Есть косвенные данные, позволяющие считать этот рассказ «уткой»: Бецкой был человеком умнейшим, и от него столь глупой выходки вряд ли стоило ожидать.

Гораздо больше похож на правду другой рассказ Дашковой – о том, как она, войдя вскоре после переворота в покои Екатерины, обнаружила там вольготно разлегшегося на диване Григория Орлова, который со скучающим видом вскрывал пакеты. В них Дашкова моментально опознала особо важные бумаги из государственной канцелярии, которые имела право читать только императрица и специально ею назначенные люди. В доме своего дяди, канцлера Воронцова, она таких пакетов навидалась. И воззвала оторопело:

– Поручик, что вы делаете? Это государственные бумаги!

– Совершенно верно, – с нарочитой скукой ответил Орлов, с треском распечатывая вкривь и вкось очередной пакет. – Меня государыня просила просмотреть, а мне и лень – такая скука...

Вот это крайне похоже на Григория. Совершенно в его стиле. Поскольку вскоре после того он прямо за обеденным столом Екатерины, в присутствии немалого количества придворных начал шутить, прямо скажем, дубовато:

– А ведь я, матушка, такое влияние на гвардию имею, что если бы захотел, совместно с братишками тебя с престола скинуть, то через месяц справился бы...

Можно представить, что чувствовала Екатерина. Обстановку разрядил гетман Разумовский, сказавший, в общем, резонную вещь:

– Месяц, говоришь, Гриша? Так мы б, месяца не дожидаясь, тебя бы уже через неделю за шею повесили...

Такая была обстановочка. Такой был Гришка Орлов, человек бесхитростный и ума не великого...

А всего черед две недели в Ропше, под арестом, скоропостижно скончался Петр III...

Произошло это в присутствии немалого количества народа, компания подобралась прелюбопытнейшая. В трогательном единении гвардию представляли недавние враги, Алексей Орлов и тот самый Александр Шванвич, что нарисовал ему шрам (полное впечатление, что этот пустячок их не особо расстроил). Академию наук олицетворял собою Теплов. Был за столом и известный актер Федор Волков, а также князь Федор Барятинский и еще несколько человек, в том числе Потемкин.

Вся эта история до сих пор являет собою клубок загадок, которые вряд ли когда-нибудь удастся распутать, если не будет изобретена машина времени...

В официальном манифесте смерть императора объясняется «апоплексическим ударом». Правда, в письме к Понятовскому Екатерина добавляет еще одну причину: «Его унесло воспаление кишок и апоплексический удар». Так уж несчастливо сложилось: в один день воспаление кишок случилось и удар присовокупился...

Те, кто ходил посмотреть на покойного (а всех явившихся переписывали, причем дипломатический корпус поклониться праху не допустили вовсе, что шло вразрез с традицией), шептались потом, что лицо у него было совершенно черное, такое, какое бывает у удавленников. В том, что свергнутый император умер насильственной смертью, уже в первые дни после его кончины мало кто сомневался. Различия были только в деталях: большинство полагало, что Петра задушил Алехан, но ходили и другие версии: что это ружейным ремнем сделал Шванвич по приказу Теплова; что государю подлили в бургундское что-то этакое...

Кстати, оба иностранных дипломата, оставивших подробные воспоминания о перевороте, которому были очевидцами, и Шумахер, и Рюльер, пишут, что еще раньше была предпринята попытка отравить Петра неким «питьем». А дошлый Шумахер вдобавок клялся, будто вызнал, что придворный хирург Паульсен, отправленный в Ропшу еще до убийства, надзирать за здоровьем узника, уехал туда вовсе не с лекарствами, а с инструментами, употребляемыми исключительно при вскрытии и бальзамировании...

Встретив как-то князя Федора Барятинского, граф Воронцов спросил напрямую:

– Как ты мог совершить такое дело?

Барятинский, пожав плечами, с самым непринужденным видом ответил:

– Что тут поделаешь, мой милый, у меня накопилось так много долгов...

Сторонники «случайной» гибели императора (точнее, случайного убийства) в доказательство приводят письмо Екатерине Алексея Орлова из Ропши. Вот оно целиком:

«Матушка, милосердная Государыня. Как мне изъяснить, описать, что случилось? Не веришь верному рабу своему, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал. И как нам задумать поднять руку на Государя. Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором, не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй мня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил, прогневали тебя и погубили души навек».

Каждый волен думать, что ему угодно, но лично я не в силах отделаться от впечатления, что перепуганный, хнычущий автор письма мало напоминает Алехана Орлова, категорически чуждого всякой сентиментальности, душевным колебаниям и прочим глупостям. Все, что мы о нем знаем (кое о чем будет рассказано позже), позволяет заключить, что такого письма Аленах попросту не мог написать... Ну не те люди были брательники, совершенно не те!

А главное – этого самого письма, опубликованного в девятнадцатом веке... не существует в природе!

Публикация была сделана с копии, которую якобы снял уже при Павле I граф Ростопчин. Принято считать, что после смерти Екатерины ее особо секретную шкатулку вскрыл Павел, нашел там помянутое письмо, прочитал сыновьям и приближенному графу Ростопчину, а потом уничтожил – но Ростопчин успел снять копию. О чем подробно повествует опять-таки княгиня Дашкова.

Дело даже не в том, что Дашковой не всегда можно верить. Сам Ростопчин, на которого всегда ссылаются как на достоверный источник, при жизни ничего подобного не рассказывал. Только после его смерти в 1828 г. среди его бумаг якобы нашли записку, где граф излагал сведения, полностью подтверждающие воспоминания Дашковой. Но и этой записки никто не видел, и где она сейчас – неизвестно...

В общем, «письмо Алексея Орлова», если добраться до самой сути – не более чем легенда...