Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович. Страница 40

Вот что однажды писал поэт Сумароков, не самый бездарный и глупый творческий человек екатерининского времени: «Потребна ли ради общего благоденствия крепостным людям свобода? На это я скажу: потребна ли канарейке, забавляющей меня, вольность или потребна клетка? И потребна ли стерегущей мой дом собаке цепь? Канарейке лучше без клетки, а собаке без цепи; однако одна улетит, а другая будет грызть людей; так одно потребно ради крестьянина, а другое ради дворянина... Что же дворянин будет тогда делать, когда мужики и земля будут не его, а дворянину что останется? Впрочем, свобода крестьян не только обществу вредна, но даже пагубна».

Никак не упрекнешь Сумарокова, что он «присваивает» себе право говорить от имени общества: оно (самое передовое, образованное, знавшее толк в науках и искусствах!) полностью своего идеолога поддерживало...

Между прочим, тот же Сумароков в сатире «Хор ко превратному свету» писал нечто совершенно иное, ставя в пример заграничные порядки:

Но это была высокая поэзия, отвлеченные материи – а тут речь шла о конкретной дискуссии на животрепещущую тему, и следовало забыть о поэтических вольностях...

Так что Екатерине противостояла в первую очередь сила под названием Общее Состояние Умов. И переломить эту силу удалось лишь долгие десятилетия спустя – именно оттого, что общие умонастроения стали иными. Никакие, самые благодетельные, реформы невозможно ввести сверху именным указом, если сознание общества к ним не только не готово, но и активнейшим образов сопротивляется. Если лучшие (без дураков!) умы – и то против...

Между прочим, гений наш, светило отечественной поэзии Александр Сергеевич Пушкин, как ни прискорбно об этом вспоминать натурам утонченным, обрюхатил, простите за вульгарность, не одну свою крепостную девку – и к появившимся в результате этого младенцам оставался совершенно равнодушен. Пушкин ни в коей степени не был плох – он просто-напросто делал то, что «общее состояние умов» считало вполне естественным и абсолютно позволительным.

У всякой эпохи – свое сознание. Как я уже говорил, в те же практически годы лучшие умы Англии, светочи интеллекта не видели ничего плохого в том, что на мосту в центре Лондона дюжинами торчат на кольях гниющие головы казненных (к слову, в России эту практику запретили еще в 1729 г.). Наоборот, считали, что этот обычай следует сохранять, так как он имеет большое воспитательное значение, непреходящую, так сказать, культурную ценность...

А Н. И. Новиков, тот самый, что считается чуть ли не символом просветительства и вольнодумства в «мрачные годы екатерининской реакции», однажды, когда нужда в деньгах подперла, преспокойнейшим образом продал своего особо приближенного крепостного человека – который до того любил своего барина, что добровольно отправился следом за ним в тюрьму, когда Новикова приговорили к высидке, и весь срок они провели в одной камере. Одно дело – писать в журналы возвышенные словеса о свободе и просвещении, и совсем другое – насущная нужда в деньгах. Время такое было...

А потому, не осуждая людей, а также и времени, в котором им выпало жить, посмотрим лучше, что Екатерине удалось сделать. Это небезынтересно, я думаю.

2. Господа депутаты.

Те начинания Екатерины, которые ей все же удалось провести в жизнь, никак нельзя назвать «косметическими мерами». Что-то и здесь проваливалось, какие-то реформы оказались незавершенными, половинчатыми, но, в общем и целом, это были вполне реальные реформы. И достаточно прогрессивные.

Рассмотрим для начала работу законодательной комиссии, или, как ее в те времена именовали, комиссии по составлению уложения. «Уложение» – это и был свод законов.

Нужно сразу подчеркнуть, что, создавая такую комиссию, Екатерина не придумала почти ничего нового. Вопреки мнению нашей вымирающей «образованщины», никак нельзя сказать, что в России вовсе не было традиций парламентаризма, выборных учреждений. Не было постоянного парламента и аналогичных ему учреждений. А вот временные преспокойно существовали полторы сотни лет, пока не пришел Петр I...

Назывались они Земские Соборы – собрания представителей сословий, собиравшиеся в России для решения особо важных государственных дел и улучшения законодательства. Первый земский собор в 1549 г. созвал царь, чье имя вроде бы должно служить символом самого разнузданного произвола и беззакония: Иван Васильевич Грозный.

Впоследствии его называли Стоглав, или Стоглавый Собор, – не оттого, что там заседала сотня голов, а потому, что сборник постановлений этого собора состоял как раз из ста глав.

Что интересно: при «тиране» Грозном Стоглавый собор ввел во многих областях жизни выборную систему вместо той, которую можно на современный лад назвать командно-административной. После Стоглава в том или ином округе («губе»), уже не назначали сверху, из столицы, чиновников, ведавших судом и полицией, а выбирали – с участием всех сословий. Финансы – сбор податей и общинное управление – тоже передавались выборными. Это – исторический факт, не вполне согласующийся с представлениями тех, кто привык видеть в правлении Грозного исключительно торжество «исконно российского варварства». До выборов американских шерифов и суда присяжных оставалось еще более двухсот лет – а в России они уже существовали, пусть и под другими названиями: губные старосты и земские судьи. Так-то...

Впоследствии земские соборы стали созывать уже привычно. Состояли они из представителей не только бояр и дворян, но и разнообразных категорий «служивых людей» и городской верхушки. Для справки: во многих западноевропейских странах, которые нам сегодня представляют старейшим оплотом демократии, подобное появилось худо-бедно к девятнадцатому веку...

Кстати, именно на земских соборах были избраны на царство и Борис Годунов, и Михаил Романов. Учреждение, конечно, было далеко от идеала, но оно серьезно работало и решало важные дела. Идеальных парламентов вообще-то в мире не существует, достаточно вспомнить кое-какие веселые приемчики касательно коррупции или мордобоя на заседаниях (я не о России!).

Последний земский собор произошел в 1648 г. А потом пришел Петр I... У которого было две сквернейших привычки: во-первых, перенимать с Запада любую дурь только потому, что это «европейское» новшество, во-вторых – не моргнув глазом искоренять многие толковые установления только оттого, что они в его глазах служили символом «расейской отсталости». А заодно Петр безжалостно душил все, что хотя бы отдаленно походило на легчайшее ограничение самодержавия. В эту категорию попали и земские соборы.

Однако даже до Петра в конце концов дошло, что в законодательстве нужно наводить порядок. Состояние, в котором оно находилось в начале восемнадцатого столетия – штука не для слабонервных. Хаос был потрясающий, господа мои! Одновременно действовало и Уложение Алексея Михайловича от 1649 г., и «новоуказные статьи», и петровские «регламенты», и петровские указы, которые, если их прочитать от первой до последней страницы, изменяли эти регламенты до полной неузнаваемости. А параллельно указы Сената, Верховного Тайного Совета и других высших органов власти... Огромная доля этих законоустановлений фактически отменяла друг друга, противоречила друг другу, не была собрана под одной обложкой. Иные из них – исторический факт! – попросту не были известны правительственным органам. В системе управления имелось некоторое количество – по пальцам пересчитать! – старых, прожженных, поседевших на государственной службе и сто собак съевших знатоков, которые, вот чудо, знали все эти законы.

Хотя никакого чуда тут нет, а есть простая житейская выгода. Пользуясь своим монопольным положением, эти знатоки давали любую консультацию – но за приличную плату мимо казны...