Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович. Страница 57

(Кстати, вопреки пестовавшейся в советские времена версии о союзе восставших с «уральским пролетариатом» достоверно известно, что треть уральских заводов оказала пугачевцам самое яростное сопротивление...)

Выводы? К сожалению, чтобы их сделать, информации недостаточно. Практически все исторические труды, посвященные пугачевскому бунту, изобилуют общими местами, о многом умалчивают, перепевают одно и то же. Огромное количество документов попросту не введено, как принято выражаться, в научный оборот. А ведь документов должно остаться немало! Невозможно представить, чтобы Следственная комиссия и Тайная экспедиция не допрашивали самым подробным и тщательным образом служивших у самозванца офицеров, поляков, немцев, казацких атаманов. И эти обширные архивы наверняка где-то пялятся – ведь прекрасно сохранилась масса документов тайной полиции доекатерининских времен, сохранилось следственное дело Степана Разина... Но пугачевские дала почему-то никто не спешит опубликовать – хотя давным-давно опубликованы и материалы по Разину и самые пустяковые протоколы полиции времен Елизаветы... Вот поневоле и закрадываются подозрения, что у событий было «второе дно», нам пока что неведомое. Лично я категорически не верю в «самородков» – не тот случай.

В конце концов, нет точной уверенности, что казак станицы Зимовейской Емельян Пугачев и человек, выдававший себя за Петра III – одно и то же лицо. Екатерина старательно подчеркивала «официальную» версию, которой мы пользуемся до сих пор – но она могла так поступать и из высоких государственных соображений, чтобы не усложнять ситуацию в непростые времена.

Между прочим, в пугачевской практике имелось очевиднейшее противоречие: с одной стороны – манифесты, объявляющие простому народу всяческие вольности и привилегии, с другой – деятельность пугачевской Военной коллегии, полностью противоречившая декларируемым намерениям «поверстать всю страну в вольные казаки». Разрыв теории и практики налицо. Без малейшей натяжки можно предположить, что Пугачев попросту намеревался сменить лишь элиту, не трогая саму систему...

Так кто же он был, кто за ним стоял, и что за скелеты до сих пор скрыты в пыльных шкафах? Очень хочется верить, что когда-нибудь мы это узнаем...

А когда Пугачев еще пребывал на свободе, во главе своего мутного воинства, где всякой твари нашлось по паре, в Европах объявилась его родная сестра. По крайне мере, она сама так уверяла. И таинственно намекала. Что Пугачев-то и не донской казак вовсе, а кое-кто познатнее...

Речь идет о знаменитой самозванке и авантюристке, которую в отечественной литературе до сих пор кое-кто называет «княжной Таракановой» и верит, что бедняжка утонула в своей камере во время петербургского наводнении. Благо существует – и красуется в Третьяковке – нарисованная еще в 1864 г. картина Флорицкого: бурный поток хлещет в зарешеченное окошко, вон и крысы тюремные уже плавают пузом вверх, девушка с распущенными красиво волосами прижалась к стене...

А пятнадцать лет назад был снят художественных телефильм под названием «Царская охота». Фильм великолепный, актеры отличные. Вот только к исторической правде он не имеет ни малейшего отношения. Во-первых, совершенно осталась за кадром долгая, целеустремленная деятельность «княжны» по облапошиванию на приличные суммы простодушных лохов. «Княжна» показана исключительно в нерабочей, так сказать, обстановке – милая, обаятельная, романтичная девчушка, которую зачем-то с особым цинизмом обманул негодяй Алехан Орлов. Девочка в него всерьез врезалась по самые уши, а он ее коварнейшим образом обманул, завлек на корабль, арестовал и увез на расправу в Россию. По фильму получается – исключительно за то, что эта наивная резвушка, желая пошалить, всего-то навсего назвала себя незаконной дочкой Елизаветы.

Во-вторых, авторы фильма вытащили на свет Божий – и подробно проиллюстрировали – старую байку про то, что Орлов якобы нарядил одного из своих матросов священником, и тот, поганец, парочку обвенчал, мастерски имитируя настоящий обряд.

Так вот, это все чушь собачья. Самозванка никогда себя не называла княжной Таракановой, и никто из окружающих ее так не называл. В наводнение она не утонула – а умерла от чахотки, которой хворала давно, еще порхая по Европе в поисках доверчивых богатых простаков. Никакой матрос священником не наряжался, и никто, пусть даже для виду, авантюристку с Орловым не венчал. Наконец, ни о какой ее романтической влюбленности в Алехана и речи быть не может. Перед нами – холодная, расчетливая, циничная аферистка, ни разу не замеченная в романтичности чувств...

Обычно толковые самозванцы, вообще авантюристы стараются бумаг после себя не оставлять, вообще не обрастать канцелярией. Наша «героиня» оказалась исключением – она тщательно хранила весь свой архив, огромный, целиком попавший в руки российских следователей и сохранившийся до сего времени. К нему присовокуплена обширная переписка «Таракановой», материалы ее допросов, и так далее. Мало сыщется аферистов, чей жизненный путь (по крайней мере, с определенной поры) так обширно и недвусмысленно документирован, как это произошло с «княжной»...

Но давайте по порядку.

В 1772 г. в веселом, шумном и богатом городе Париже, куда все мало-мальски серьезные пройдохи слетались, как мухи на мед, объявилась молодая очаровательная особа. Возраст ее никак не удавалось установить точно: одни считали, что ей не более двадцати, другие подозревали, что все тридцать. Касаемо имени царил еще более впечатляющий разнобой: незнакомка именовала себя то «госпожой Франк», то «фрейлейн Шёлль», то «мадемуазель Тремуйль». А для разнообразия порой утверждала, что она – персидская принцесса Али, русская «госпожа Азова» (в данном случае это была не фамилия, а, как объясняла красавица, русский дворянский титул, происходящий от города Азова). Но более всего предпочитала называться «черкесская княжна Волдомира».

В Париже – вот провинция! – все эти штучки прекрасно прокатывали. Народ там обитал незатейливый, представления не имевший, что в Персии «Али» – исключительно мужское имя, что черноморский город Азов сроду не был дворянской собственностью, от которой можно было бы производить титул, что имени «Волдомира» ни у русских, ни у черкесов отродясь не бывало...

С «княжной» прибыла и небольшая свита: немецкий купеческий сын Вантоэрс, скрывавшийся и от законной супруги, и от кредиторов. В Париже «княжна» придумала ему новое имечко, покрасивее: барон Эмбс. Имелся еще приехавший из Лондона мистер Шенк, как полагают серьезные исследователи – бывший любовник красотки.

Это гоп-компания быстро свела знакомство и с парижскими богачами, и с польским «политэмигрантом», бывшим великим гетманом литовским Михаилом Огиньским, автором того самого знаменитого «Полонеза».

На Западе тогда обосновалось немалое количество польских шляхтичей, участников Барской конфедерации, разнесенной в пух и прах русскими войсками. За иными впечатлительными романтиками остается полное право считать эту публику светлыми рыцарями и борцами за свободу, но есть и другие точки зрения. Во-первых, шляхта подняла в Баре мятеж главным образом из-за того, что Екатерина II ультимативно потребовало от Польши, чтобы православные подданные польской короны, украинцы и белорусы, получили такие же права, как католики, и не подвергались впредь откровенной дискриминации по религиозному признаку. Ну, а панам ляхам как раз хотелось и далее «прессовать» православных, как людей второго сорта...

Во-вторых, в первую очередь наши буйные паны дрались за те самые собственные необозримые привилегии, что как раз и поставили польское государство на грань исчезновения. Чтобы и впредь торговать крепостными, как горшками, оставаться неподсудными, что бы ни вытворяли, мятежи против властей устраивать на законном основании... В свои ряды эти «борцы за свободу» принимали исключительно лиц благородного происхождения, из-за чего и проиграли: простой народ, самый что ни на есть польский и католический, равнодушно отнесся к очередной шляхетской забаве...