Орион взойдет - Андерсон Пол Уильям. Страница 30

— Безусловно, ты согласишься с автором; мы не можем позволить Северо-западному Союзу и всем подобным ему развивать промышленность, которая убивает, захламляет и отравляет нашу планету. Маураи совершенно правы, запрещая это. — Нахмурясь, он оттопырил губы и покачал головой. — Увы, они слишком многое разрешают норрменам. А теперь и Домен принимает торговцев из Союза, позволяя богатеть этим грязным технократам. Это следует остановить.

— Ну, это сделать несложно, — проговорила она, — однако автор словно бы видит в маураях еще большую опасность.

Джовейн кивнул:

— Маураи считают, что охраняют живую Землю. И кое-что хорошее они действительно сделали. Но сам дух этот ложен: холодная рассудочность… какими бы мягкосердечными ни казались они. Маураи хотят сохранить биосферу — но чтобы эксплуатировать ее, а не влиться в нее, стать составной ее частью. Самым ярким примером является их генетическая технология… они заставляют Гею исполнять их волю, словно бы мудростью рода людского можно направлять эволюцию. Да, в определенных вопросах они могут оказаться нашими союзниками, но, по моему мнению, на самом деле они — худшие враги наши, и последняя наша война будет направлена против них.

— А потом? — поинтересовалась она.

Он вновь покачал головой, обретая спокойствие, отблеск того мира и высшего счастья, которые (по предсказанию Каракана) охватят все человечество, когда оно, став воистину единым, сольется с Геей.

— Я не могу ничего предугадать, и никто не может. Главное — не забыть все, чему пришлось научиться. А тем более свои ошибки, ведь ошибки — лишь способ учебы в понимании всей жизни и нашей крошечной доли в ней.

Мы сохраним все хорошее. Скажем, построим еще несколько Скайгольмов.

Но если мы пойдем на это, то лишь ради благородной цели. Чтобы не платить дорогую цену за познание Ген. Никакого одиночества, никакого уродства, никакой бедности… угнетения, войн… Наша раса Ее глазами, руками, умами протянется во Вселенную.

Эти речи она слыхала и прежде или же читала в писаниях, которые Джовейн ей рекомендовал. В тот день они поговорили об аэростатах.

Фейлис знала от Иерна и из печати, что маураи стремились купить информацию, которая позволила бы им соорудить собственный аэростат, подобный Скайгольму. Ничто не мешало им сделать это самостоятельно, и они, бесспорно, справились бы с делом, но техническая информация из Домена могла облегчить работу. Фейлис знала, что маураям аэростаты нужны были для тех же целей, ради которых использовался оригинал. Но зачем геанскому миру подобное устройство?

— Кое-что мы оставим, — говорил Джовейн. — Например, чистую науку.

Только благодетельную — скажем, предупреждение о бурях.

Разрушение ураганов ему не нравилось: эти явления исполняли некую важную роль, значение которой для биосферы еще не было осознано. Еще он допускал ограниченное использование связи — чтобы люди не попадали в рабство письменного слова, в ущерб прямому общению. А также созерцание величия Геи с высот.

Но в этот час Фейлис с Джовейном вместе были вверху — нет, не вверху, подобное означало бы разделение — а они по-прежнему находились внутри целого, составляя его нераздельную часть. Они просто достигли уровня, откуда величие Геи воспринималось в еще большей полноте.

Пол укромного уголка был застлан губчатым ковриком, на котором можно было улечься или встать на колени.

— Ну что ж, — сказал он, — давай поищем единства… — На миг она испугалась… отшатнулась. Он ощутил это и улыбнулся с приязнью. — Не бойся, — заверил он. — Я имел в виду лишь те совершенно целомудренные обряды, которые ты исполняешь: размышления, медитации, упражнения йоги, которые уже известны тебе. Я полагал, что именно здесь они будут особенно тебе полезны.

Со внезапной радостью она скрестила ладони на груди и склонилась перед ним.

Потом — она не поняла, как это случилось — они поцеловались… сперва застенчиво, потом страстно.

Наконец она оторвалась от него и села, гордо выпрямившись, но слегка дрожа; голова ее шла кругом.

— Нет, — выдохнула она. — Пожалуйста, не надо, я не должна.

Руки его уже гладили только ее волосы, но Джовейн не отодвигался.

— Почему бы и нет?

Слова его тоже прозвучали с неуверенностью… На левом виске Джовейна билась жилка.

Сквозь слезы она смотрела на него.

— Это было бы… было бы — нечестно.

— Иерн не одобрит? Или же ты хочешь вести двойную жизнь? Душа твоя, Фейлис, для нее чересчур свободолюбива.

С усилием приподняв голову, она взглянула на него… На лице Джовейна ей виделась скорей не страсть, а мольба. «После победы геанства браков не будет, лишь всеобщее углубление мистического единства, очищенного от подозрительности и желания обладать». Тем не менее…

— Прости меня, Джовейн. — Она ощутила соль на своих губах. — Ты мой самый лучший друг, но я не могу. Отец не простит меня, если узнает.

Мужчина сразу выпрямился и проговорил:

— Я обязан считаться с вашими желаниями, мадам. И смиренно умоляю о прощении, если нанес оскорбление.

Напыщенные слова его утешили.

— Ну что вы, сэр, — ответила она застенчиво, — продолжим же наши отношения, какими они были прежде к нашему обоюдному удовольствию.

Взгляды их встретились… Наконец оба рассмеялись, самую чуточку.

— Спасибо тебе, — проговорил он. — С тобой я не одинок… ты даже не представляешь — насколько.

— А мне с тобой… — Вдруг она изменила тему. — Я знала, что тебе грустно, но из гордости ты не признаешь этого. Иначе зачем еще торчать тебе в своем холодном старом замке среди полудиких пастухов, не умеющих даже говорить на франсее.

Джовейн принял более свободную позу, она последовала его примеру.

Взгляд его обратился вниз — к земле, суще и морю. Край, где он правил, прятался в морщинистой шкуре старой Земли у самого окоема.

— Я хотела сказать, — проговорила она, набравшись смелости, — ты ведь нужен им не более чем на несколько недель в году. А в остальное время все дела может вести и управляющий. Ведь при необходимости он может вызвать тебя. Ты бы мог жить в Турневе рядом с нами и развлекаться чем-нибудь — как Иерн своими полетами.