Орион взойдет - Андерсон Пол Уильям. Страница 69
— Ах, моя бедная милочка. — Ганна остановилась. — Смотри, вот бревно, давай посидим; я тебя обниму, и ты выплачешься. Плакать — дело естественное, ты ведь знаешь. — Я тоже. А потом она преподала девушке упражнения и мантры, наконец покой к ней вернулся, нахлынув приливом. Ганна не пыталась убеждать. Решение должно было сложиться само собой… Оставалось надеяться, что девица все-таки решит уехать. Ведь здесь Джиэн никогда не получит нужной свободы, чтобы без помех исследовать Истину. Потеряет не только она сама, все человечество в целом может лишиться способной учены. Словом, утро уже давно миновало, когда они, продолжив путь, добрались до святилища. Оно представляло собой скромный приют, окруженный цветочными клумбами среди небольшого луга. Зимой Ганна ходила сюда на снегоступах, в теплой одежде, и на ощущения ее во время медитации мягко ложился иней, закрывая Вселенную, через просторы которой в вечном кружении неслась Гея. Летом можно было подумать о жизни и о себе — крохотной органелле, затерявшейся на просторах энергии и среди всех чудес ее.
Ганна подняла руки. Птицы облаком окружили ее; малиновки, щеглы и синицы, пересвистываясь и чирикая, опускались на ее ладони и пальцы, она ласково касалась их тонких ножек. Выскочили олень с оленухой, пробежали мимо, но постеснялись Джиэн и не подошли, чтобы им почесали за ухом; Ганне потребовалось десять лет, чтобы добиться подобной дружбы — столь же ценной, как и Озарение — полностью оправдывавшей потраченное время. Теперь даже близкий сосед медведушко не сердясь делил с ней черничники.
Единство, единение, мир и любовь… трудно было объяснить ученикам, что боль и смерть — также аспекты того же всеобъемлющего Единства… и что сейчас, пока она стоит, окруженная своими пернатыми друзьями, белые клетки в ее кровеносных сосудах бьются против хищных бактерий; молодежь должна осознать и это — и полностью принять, иначе они не сумеют целиком слиться с Геей.
Птицы упорхнули; у них была собственная жизнь. Ганна и Джиэн вошли в приют. Внутри на бугристом дубовом пне высился скатанный ледником валун, на котором была выбита мандала. Женщины опустились в позу лотоса перед камнем.
— Я предлагаю тебе сегодня выбрать лист, — проговорила Ганна, кивнув в сторону дикой лозы, оплетавшей решетку, пропуская внутрь золотое искорки света. — Один только лист. Сделай его центром всего космоса, центром всего. — Голос ее обрел гипнотическую мягкость. — Погляди на его черешок, прожилки, бесконечные взаимопереходящие оттенки цветов, представь, как трепещет он под легшим дуновением. Представь себе весь его жизненный цикл, предшественников, клеточную архитектуру… начиная от квантов, ощути его единство с тобой.
Сама Ганна тоже закрыла глаза, стараясь распознать каждый запах из тысячи тонких ароматов, наполнявших воздух.
Грудились облака, их подгонял вперед громкоголосый ветер, затягивая небо.
Налетел дождь. Он не прервал медитации, только усилил ее. Расставшись с одеждой, женщины вышли, чтобы омыться под небом. Джиэн уже умела не замерзать в такую погоду.
Гроза миновала, кожа высохла, и обе оделись. Теперь разговор принял привычное направление. Ганна с помощью простейших предметов… веток, камней и других вещей — иллюстрировала элементарные основы физики. Эта наука трудно давалась ее ученице.
— Ты должна заучить все основы, если хочешь приблизиться к истинному Единству, — напомнила Библиотекарь уже не впервые. — Геанство не бездумный мистицизм, что бы ни думали в своей массе те, кто называют себя геанцами. Или, быть может, точнее считать, что его мистицизм порожден сердцем реальности. Люди не в состоянии воспринять мир со стороны. Это немыслимо. Волновые функции не только полагают предел точности и определенности наших познаний; они делают нас частью всего, что мы изучаем, и всего сущего на свете. Вероятность не сделается равной единице, прежде чем завершится эксперимент. Мы сами создаем реальность — в той же мере, как и она создает нас. — Ганна заметила порыв заинтересованности на лице девушки, улыбнулась и предостерегла ее:
— Да, звучит прекрасно. Безгранично прекрасно. Вселенная — это чудо. И слова мои исполнены великой звучности, но в них мало смысла. О Предельном правильнее говорить на языке математики.
Она почти слышала мысли, проносившиеся в разуме девушки. « Неужели подобное понимание не стоит… даже Его?» Чтобы предотвратить негодующее «нет!». Ганна взяла Джиэн за руку.
— Но я наговорила слишком много, — сказала она. — Утро давно состарилось, а ты только перекусила поутру. Тебе надо есть, ты еще растешь. Поворачиваем — пора домой.
Заныла старая рана. Ганна тоже некогда отказалась от любви — раз и навсегда. Брак не всегда совместим с Озарением, хотя нередко бывало иначе. Где-нибудь в просвещенном будущем все переменится, но тогда иными станут и брачные узы. Ей уже не дожить до этих времен. Когда они наступят, она уже возвратится своим существом к Жизненной Силе.
Назад они шли торопливо; молчание нарушало лишь дыхание и шаги.
Раскрылась прогалина, за ней красные крыши Дулу жались к берегам огромного серебристого озера. Обняв девушку за плечи, Ганна распростилась с ученицей и прошла в одиночестве в Библиотеку.
Надлежало исполнить некоторые прозаические обязанности, прежде чем можно было отправиться домой, сготовить себе какое-нибудь скромное кушанье, а потом усесться за чтение. Сегодня она возьмет что-нибудь полегче, лучше развлекательный исторический роман, если только Библиотека еще не получила от издателя самый последний роман Чен Яо.
Невероятно увлекательно пишет.
Внизу в прихожей Библиотеки ее поджидал аколит.
— Преподобная леди, — обратился он, склонив голову под благословение, — пришла кодированная радиограмма на ваше имя из высокого святилища в Чай Ка-Гоу. Я положил ее на ваш стол и охранял снаружи.
«Что?» Усилием воли Ганна замедлила сердцебиение.
— Спасибо тебе, Рейхо.
Теперь она не могла заставить себя шествовать с философической неторопливостью. Адепты прибегали к подобным способам общения, только если речь заходила о весьма зловещих делах; а это послание исходило из того, что геанство почитало своим Центром. Закрыв за собой двери, она отыскала стул и в тревоге сгорбилась над бумагой.