Призраки (СИ) - "Amazerak". Страница 13
– Тебя везут в штаб. Там допросят и отпустят. Не переживай, – Кузьма попытался успокоить пленницу.
– А наручники зачем?
– Порядок такой.
– Странный порядок… Я же…
– Слыш, заткнулась! – хрипло рявкнул Кабанов. – На допросе будешь говорить.
– Да, сейчас лучше помолчи, – добавил Кузьма, – а на допросе расскажешь всё как было.
– Что было? – Лида уставилась на Кузьму круглыми глазами.
– Что было, то и расскажешь.
Уазик дёрнулся, фыркнул и вырулил на дорогу, ведущую вдоль изжелта серой, шершавой стены с окнами.
Девушка имела совершенно перепуганный вид, невинно хлопала ресницами и не понимала, за что её арестовали. Кузьма и рад был бы отпустить её на все четыре стороны, вот только она могла врать, утверждая, что не знает, куда подевался Вымпел. А даже если, и правда, не знает, могла сообщить какие-нибудь полезные детали, которые помогут с поисками. В любом случае её требовалось допросить.
Единственное, что удивляло – почему Лида торчала в квартире своего парня, словно ничего не произошло. Она же должна была понимать, что за Вымпелом придут. Или нет? Неужели, ей, и правда, неизвестно о преступлении?
При штабе имелся изолятор временного содержания – мрачная пристройка с сине-белыми стенами и двумя десятками камер. Последнее время он пустовал. Здесь редко кого держали подолгу. За тяжёлые преступления расстреливали, а лёгкие нарушения карались принудительными работами. У города не было средств, чтобы кормить нахлебников.
А сейчас туда отвели Лиду.
– Э, вы чего? – испуганно возмутилась пленница, увидев, где оказалась. – Мне здесь сидеть? За что? Я ничего не сделала!
– Пошла! Болтай меньше, – Кабанов толкнул её в камеру.
Жестоко лязгнула решётка, скрипнув несмазанной петлёй, и Жора Контрабас – тощий сорокалетний охранник с потухшими глазами на пропитом, пожёванном лице громыхнул ключом в замочной скважине. Камера поглотила девушку, оставшуюся стоять в ступоре между двумя кроватями.
Кузьма в этот день домой вернулся поздно. Народная дружина искала Тоху и его приятеля по всем известным адресам до самого вечера. Нашли. Правда, сделал это второй отряд. А Валера со своими подоспел как раз в тот момент, когда четыре вооружённых человека вытаскивали из подъезда дома толстое тело в окровавленной футболке. То ли парень оказал сопротивление, то ли его просто решили пристрелить, чтобы долго не возиться. Никто не любит лишнюю работу.
Труп кинули на асфальт, согретый тёплым летним солнышком. А сам парень, сунув руки в карманы и оставаясь незаметным для всех, кроме Кузьмы, топтался рядом с подъездом и смотрел, как его тело распласталось безвольной массой на краю дороги.
Кузьма пустел с каждым днём, словно город с каждым убитым жителем. Он, Кузьма, когда-то был живым, как и этот город, а сейчас ощущал себя так же, как и толстый парень, наблюдавший за собственным трупом. Он порой думал, что и сам стал призраком, но этому противоречил тот факт, что его все видят, а души умерших – нет.
Опять родной подъезд, обшарпанные ступени и дверь, за которой притаилось нечто неведомое. Сегодня оно не издавало звуков. Загадочный обитатель угомонился, ну или там никого и не было, а Кузьме всего лишь почудилось, как и мелькнувший в окне силуэт. Чего только не привидится, когда нервы на пределе.
Собственное жилище встретило знакомым душным уютом осточертевших стен. Хотя сегодня здесь не чувствовалось обычной пустоты. Кузьма с порога понял, что в квартире кто-то есть. Не разуваясь, он зашёл на кухню и увидел сидящую за столом Жанну. Она улыбалась, и сердце Кузьмы радостно забилось, а потом вдруг болезненно ёкнуло, и внутри всё сжалось. У Жанны ведь нет ключей…
На подкашивающихся ногах Кузьма выскочил из квартиры, сбежал по лестнице, чуть не споткнувшись, и ринулся через пустые кварталы. Помчался что есть сил. Иногда переходил на шаг, чтобы перевести дух, и снова бежал…
Панельная пятиэтажка грустно серела на склоне холма. Синие тени деревьев и домов укутывали мир, готовя его ко сну. Одинокий старик в поношенном плаще выгуливал собаку. Он безразлично посмотрел на бегущего человека и натянул поводок. Кузьма даже не обратил на него внимания. Он не видел ничего вокруг. Нашёл нужный подъезд, забежал на третий этаж, не слыша собственных шагов из-за тяжёлого стука сердца. Дверь квартиры оказалась не заперта.
Внутри царила такая же пустота, как и везде, и удивительный порядок, словно совсем недавно здесь кто-то прибрались. Ни пылинки вокруг. На цветастой клеёнке обеденного стола белел аккуратный листок бумаги. Кузьма схватил его, пробежал глазами единственную строчку, выведенную каллиграфическим почерком. «Я ухожу. Прошу никого не винить. Я не могу здесь больше оставаться. Пожалуйста, простите меня».
Кузьма осмотрел спальню, ванную и даже из окна выглянул – Жанны нигде не было. Однако её бесплотный дух сидел у него на кухне, и это могло означать лишь одно: куда бы Жанна ни отправилась, она достигла конечной точки своего пути, вернулась в отчий дом, на родину, где однажды очутится каждый.
***
В обеденный перерыв дружинники торчали в комнате отдыха. Тут были не все. Трое патрулировали пустые улицы, один дежурил возле входа, пятеро куда-то ушли. Остались девять человек. К ним присоединился Жора Контрабас, бросив свой пост.
Сейчас Контрабас с Жекой резались в карты. Федя Кабанов с беспечным чавканьем поедал что-то из пластикового контейнера, а Валера и остальные сидели за длинным столом. Бывший сержант Иван Пузырёв чистил свой «Калаш». В углу бурчал приёмник.
Кузьма расположился в углу в старом кресле с деревянными ручками и листал журнал – один из тех, которые хранились на полке шкафа. Что-то про путешествия. Такие глянцевые журналы уже пять лет как никто не печатал. Ещё один отголосок былого мира.
Кузьма задумался, подперев рукой голову.
– Так сколько их было? – спросил Жека – длинный, худой мужик средних лет, записавшийся в народную дружину полгода назад.
– Говорят, трое, – объяснил Валера.
– Трое военных?
– Ну да. На хуй они во второй квартал попёрлись, я в душе не ебу. Военные утверждают, что банда напала первой. Сержанта сразу убили, остальные съебались в ужасе. Ствол, говорят, только у сержанта был.
– Ну заебись! С военными только конфликта и не хватало.
– Э, Кузя, а ты чего там сидишь понурый? – Валера, наконец, обратил внимание на задумчивый вид сослуживца.
– Да, чего-то ты мрачный какой-то сегодня, – согласился Жека. Он хлёстко кинул на стол карту. – Держи туза! Что, нечем крыть? Всё забирай. Опять ты, Жора, в дураках остался. Давай ещё раз.
Молчаливый Контрабас шумно засопел, тихо выругался, а Жека сгрёб карты и стал тасовать.
– Так чего стряслось-то? – проговорил Валера.
– Да ничего особенного, – ответил Кузьма.
– Что, с бабой своей, небось, проблемы?
– Чего? – Кузьма рассеянно посмотрел на Валеру. – А… Да, типа того.
– Мозги ебёт?
Валера пожал плечами.
– Я так и подумал! Сколько тебе раз говорить? Что ты как маленький? С ними жёстче надо быть, иначе так и будут на шее ездить. Как начинает бычить – ты ей разок подзатыльник легонько. Но несильно, но чтоб почувствовала. А если совсем зарываться начнёт, то и по лицу можно. Будет как шёлковая, гарантирую!
– Ага, Валера знает, что говорит, – усмехнулся Жека, раздавая карты.
Кузьма промолчал. Подобными методами он вопросы не решал, да и не случалось у него с Жанной серьёзных конфликтов, а теперь и не случится больше никогда. Хотя, казалось бы, какая разница? Кузьма и сам скоро уедет, недели через две, если, конечно, город отпустит и крылатая тварь опять не помешает. Отныне его совсем ничего здесь не держит. Дотерпеть бы…
Кузьма пожал плечами и снова уткнулся в журнал. Он не мог рассказать всем, что сожительница покинула мир живых. Слишком личное это было – то, что хотелось пережить самому с собой, не делая достоянием посторонних ушей.
– Не, всё-таки хорошо, что мы этих чертей передавили, – басом забубнил Ваня Пузырёв, и внимание всех переключилось на него. – Давно надо было. Шпана поганая. Устроили тут…