"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Сиалана Анастасия. Страница 163

Добирались целых четыре дня, погода не баловала, на сутки застревали в Красноярске и Чите, но и это время не стало потерянным, новый командующий ВВС ДВО всецело посвятил его теоретической подготовке, ночуя прямо тут-же, на аэродроме, чем немало изумил своего инструктора. А к вечеру семнадцатого февраля добрались наконец до Хабаровска, и на следующее же утро, Василий предстал пред очи командующего Дальневосточного военного округа, дважды героя СССР, генерал-полковника Николая Ивановича Крылова.

— В предписании сказано, что вы должны вступить в командование ВВС ДВО после отпуска. Куда-то торопитесь, товарищ генерал-лейтенант?

— Имею поручение провести отпуск в Пекине, товарищ генерал-полковник.

Василий Сталин протянул Крылову ещё один пакет, Николай Иванович вскрыл, текст был крайне лаконичен. "Организовать рейс Пекин. После прочтения сжечь. И Ст." Поднял глаза на молодого Сталина.

— Огонь есть?

— Бросил.

— Не вовремя.

В молчании дождались адъютанта, Крылов сжег записку вместе с конвертом.

— Нужно не привлекая внимания, я так понимаю? Пилотом на курьерском АН-2 сможете?

Василий на первый вопрос утвердительно кивнул, а на второй улыбнулся.

— Я боевой лётчик-истребитель, а на АН-2 даже вы сможете через неделю тренировок, товарищ генерал-полковник.

Крылов одними глазами улыбнулся в ответ, этот молодой генерал ему определённо нравился, не смотря на все слухи о нём. "Брешут как всегда паскуды…"

— Оставьте уставное для службы, вы ещё отпуск не отгуляли, Василий Иосифович. Через два дня у нас плановый рейс на Пекин, экипаж тихонько замените перед самым вылетом, а пока поживите у меня. Квартира большая, устрою с комфортом. Вы ведь за Сталинград Красное Знамя получили?

— За Сталинград. Знамя и ранение в ногу. Только я и пить бросил, совсем бросил. У реактивных самолётов совсем другие требования к пилотам. Извините, Николай Иванович.

— Опять не вовремя, но… Уважаю! Обойдёмся чаем, у меня есть замечательный китайский чай.

21 декабря 1952 года. "Ближняя дача"

Вышинский с трудом оторвал глаза от рукописного рукою лично Сталина текста. Давно пора уже было что-то сказать, но мысль никак не хотела оформиться в вопрос, или хотя-бы разумную эмоцию. Сталин поймал его недоуменный взгляд и понимающе усмехнулся.

— Ну что, "меньшевик", поди решил, что рехнулся Коба от непосильных забот, и решил тебя страшными сказками поразвлечь на старости лет? — Сталин еще раз мрачно усмехнулся и понимающе кивнул. — Я до самого ареста Лаврентия Берия тоже так про себя думал. Это написано моей рукой, но точно не мной, или мной, но во сне, в ночь на одиннадцатое декабря, так что кое-что уже как видишь уже удалось проверить.

Вышинский, более полувека близко знавший своего собеседника, никогда не считал его способным на идиотские шутки. И от этого ему становилось несколько не по себе. Андрей Януарьевич снял очки и отложил бумаги.

— Допустим, что это действительно где-то когда-то произошло. Хоть я и не понимаю — как. И чего ты хочешь, "большевик"? Поговорить как покойник с покойником?

— Именно так, геноцвале. Как покойник с покойником, которые к тому-же вошли в ту историю как кровавые упыри. Я так понимаю, что это… — Сталин выдержал короткую паузу, подбирая правильное определение, — Скажем, вмешательство неких сил с целью дать нам шанс исправить допущенные ошибки и по возможности избежать новых. Так что давай, "покойник", режь правду матку. Без политесов и субординации. Что по-твоему произошло в том мире?

Однако, Вышинский сразу отвечать не стал. Он неторопливо протер очки, взял отложенные бумаги и еще раз внимательно перечитал несколько листов.

— Переиграли нас. Раз к власти в итоге привели этого клоуна, значит заговор внешний. Наши до такого идиотизма сами никогда бы не додумались.

— Согласен. Переиграли нас маскилимы. Наше дело правое, но управляли им недостойные бездари, и ты и я в числе главных виноватых. Ты готов поквитаться, "покойник"?

— Не тяни уже, Коба. Если бы ты подозревал меня в неготовности, никогда бы этого разговора не затеял. Говори, что делать.

— Сначала сдашь дела Громыко и пройдешь тщательное медицинское обследование. Когда врачи установят тебе режим, подберем тебе посильную нагрузку. А на ближайшие полгода мне нужен очень личный секретарь и переводчик. Очень личный, Андрей. Ты же понимаешь, что это… — Сталин ткнул трубкой в бумаги, — Не должно уйти за пределы очень узкого круга. Такой степени секретности у нас даже в законах не прописано. Об этом вообще никому нельзя говорить.

— Понимаю, Коба. И даже надеюсь понимаю, почему ты доверился именно мне. Почему полгода?

— Через полгода мы оба будем пенсионерами, тогда и отдохнем. А пока закуси удила, и не вздумай околеть в момент решающей атаки. Не моги, но беги.

— И кого ты наметил вместо себя?

— Рокоссовского.

— Мелковат. Он в даже в армии не Самый, а уж в Бюро ЦК то совсем никто.

— Полгода у нас есть, Андрей. Станет он и в армии самым и в Бюро тем, кем надо.

— За полгода? Планами поделишься?

— Обязательно. Как только мне врачи разрешат травмировать твою психику. Я не исключаю варианта, что и ты не своей смертью помер, но лучше подстраховаться. Для будущих переговоров у меня другого секретаря-переводчика просто нет.

— Полгода я там и так прожил, без твоей заботы. Давай уже конкретное задание, пока обследуюсь у коновалов, хоть обдумать успею.

— Конкретное есть. Мне пока не до того, а ты подумай, куда нам этого парня аккуратно пристроить, чтобы будущему не навредить.

Сталин выбрал из пачки нужный лист и подчеркнул одну из строчек. "Путин Владимир Спиридонович, 1911 г.р.".

23 декабря 1952 года, Расширенное заседание Бюро Президиума ЦК КПСС

Для рассмотрения персонального дела министра внутренних дел, маршала Лаврентия Павловича Берия, Иосиф Виссарионович Сталин решил собрать расширенный состав Бюро Президиума ЦК КПСС, для чего первым пунктом повестки дня было принятие кандидатами в члены Президиума троих новичков. Предложенные Вождём кандидатуры Константина Константиновича Рокоссовского, Павла Анатольевича Судоплатова и Семёна Денисовича Игнатьева были избраны (кто бы сомневался) единогласно (Н.А. Булганин, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, Г.М. Маленков, М.Г. Первухин, М.3. Сабуров, Н.С. Хрущев).

Министр государственной безопасности, Игнатьев подробно доложил об итогах расследования "Мингрельского дела", о противодействии его расследованию со стороны сотрудников МВД, потянувшее за собой уже персональное дело маршала Берия, и о добровольном сотрудничестве его со следствием.

Берия был краток — вину в превышении полномочий и использование аппарата МВД в личных, но не корыстных целях признал, попросил у товарищей по партии прощения и справедливого суда, после чего покинул зал заседаний, дожидаться решения Бюро Президиума в приёмной. Председательствующий открыл прения.

— Какие будут предложения?

Задавая этот вопрос, Сталин пристально посмотрел на Хрущёва, предоставляя ему первое слово, деваться тому было некуда.

— Предлагаю лишить Берию всех наград и званий, выгнать из партии и отдать под суд.

Сталин понимающе кивнул и перевёл взгляд на министра госбезопасности.

— Вы вели следствие, товарищ Игнатьев, значит с делом маршала Берия знакомы лучше всех нас, какие у вас предложения?

— Предлагаю принять во внимание добровольное раскаяние товарища Берия, а так-же его выдающиеся заслуги в прошлом. Объявить ему выговор, но под суд не отдавать. К тому же, противодействие МВД следствию не повлекло значимых последствий, они скорее пакостили, чем вредили. Не судить же целого маршала за мелкое хулиганство?

— Другие предложения, товарищи? Нет? Тогда голосуем. Кто за предложение товарища Хрущёва прошу поднять руки. Один. Кто за предложение товарища Игнатьева? Девять. И я за Игнатьева, его предложение принято большинством голосов. Пригласите товарища Берия. Присаживайтесь товарищ маршал, товарищи по партии выразили вам доверие, и сочли проступок заслуживающим выговора, но не суда. Однако, такой должностной проступок не может остаться совсем безнаказанным. С выговором по партийной линии, в Бюро Президиума ЦК вы оставаться не сможете.