Плененное сердце (СИ) - Казанцева Диана. Страница 18

— Это ничего, я потерплю, сеньор де Сильва. Теперь я готова.

Каталина не успела глазом моргнуть, как оказалась в крепких объятьях Родриго. Он легко подхватил ее на руки, словно невесомую пушинку, и вынес под проливной дождь.

— Я надеюсь, вы не простудитесь, сеньора.

Обвивая руками его шею и не обращая внимания на пронизывающий ветер и холодные капли дождя, нещадно бившие по лицу, она наслаждалась теплым мужским дыханием на своей щеке и еле уловимым ароматом мускуса.

— Я простая деревенская девушка, дон Родриго. У меня крепкое здоровье.

Ей показалось, что он улыбается.

— Я буду рад, если обойдется без последствий, — хмыкнул себе под нос Родриго, — что же касается утверждения о вашей якобы ординарности и простоте, — молодой человек бодро перешагивал через грязь и глубокие лужи, приближаясь к изящной кобылке, которую к этому времени отвязали от общей упряжи лошадей и спешно приготовили для маркизы. Он ловко подсадил ее в седло и, глядя снизу вверх, иронично добавил: — то с этим я бы поспорил.

Она не успела вымолвить ни слова, как он повернулся к ней спиной и размашистым шагом двинулся к своему жеребцу, в нетерпении месившему копытами грязь. Запрыгнув в седло, Родриго повелительно взмахнул рукой, подзывая к себе конюха.

— Васко, скачи скорей в поместье и передай дяде, что мы задержимся. Ее сиятельство заночует в харчевне «Три петуха», а на утро, как только починим колесо, снова тронемся в путь.

— Слушаюсь, сеньор, — долговязый парнишка с серьезным видом поклонился Родриго и Каталине. — Я все передам дону Себастиану.

Дождь не стихал ни на минуту. Усталые, промокшие до костей путники добрались до гостиничного двора за час до заката. Бросив поводья подбежавшему слуге, Родриго спрыгнул с коня и на ходу прокричал:

— Мне нужно трое или четверо людей! В полутора лигах отсюда, на дороге, — он махнул рукой в ту сторону, откуда они приехали, — сломалась карета маркиза Сент-Ферре. Ее нужно спешно доставить сюда, пока дорогу окончательно не размыло. Еще мне понадобятся услуги хорошего кузнеца.

Не дожидаясь ответа, молодой человек помог Каталине спешиться и проводил ее к деревянному крыльцу с яркой вывеской. На пороге их встретил розовощекий хозяин харчевни «Три петуха». Он любезно принял у путников промокшие насквозь плащи и расположил их в большом полупустынном зале, рядом с пылающим очагом, в котором громко трещали поленья и выбрасывали в дымоход снопы золотистых искр.

— Прошу, присаживайтесь. Здесь ваша одежда высохнет быстрее.

— Бенито, друг мой, — Родриго указал на дрожащую от холода спутницу, — мне и маркизе понадобятся две комнаты для ночлега.

— Конечно-конечно, самые лучшие комнаты для вас, дон Родриго, — засуетился низенький толстячок. — Я сию минуту обо всем распоряжусь и подам вам горячий обед, — добродушный хозяин «Трех петухов» на мгновение замешкался и с любопытством и одновременно восторгом уставился на молодую маркизу. — Прошу прощения, ваше сиятельство, как же я рад… Сказать по правде не я один испытываю неуемную радость от этой долгожданной вести, но и все, кто живет на землях Сент-Ферре, счастливы за нашего славного сеньора. Наконец-то, дон Себастиан решил жениться. Слава Всевышнему! Мы молились много лет кряду…

— Да, Бенито, чудо свершилось, — хмуро бросил Родриго, прерывая поток праздной болтовни. — Позволь представить тебе, друг мой, Каталину Перес, сеньору де Кабрера де ля Фуа, ее сиятельство маркизу Сент-Ферре. А теперь ступай и сообщи эту приятную новость всем, кого ты знаешь, но прежде накорми нас, будь ты неладен! Мы пробыли в пути весь день, продрогли и очень устали.

— Да-да, дон Родриго, прошу прощения, — мастер Бенито со всех ног бросился на кухню, — сейчас все будет исполнено.

— И не забудь про вино! — крикнул вдогонку сеньор де Сильва, начавший изрядно сердиться.

Каталина хотела что-то сказать, но замечая помрачневшее лицо своего спутника, поняла, что лучше не встревать.

Совсем скоро перед молодыми людьми появились глубокие миски с горячим куриным бульоном, ароматное овощное рагу с крольчатиной, пироги из каплуна и оленины, деревенская ветчина, масло, каравай хлеба, сладкие булочки, малага и фрукты. Вместе, Родриго и Каталина, накинулись на еду так, будто голодали не меньше трех суток. Ужин прошел в полном молчании, каждый думал о своем, и к тому времени, как Каталина расправилась с последней грушей, ее платье успело окончательно высохнуть. Она разомлела от вкусной, хорошо приготовленной пищи и ее, уставшую и изнеможенную прошедшим днем, неудержимо клонило в сон. Молоденькая черноглазая служанка вызвалась проводить знатную сеньору в приготовленные для нее комнаты. Новоиспеченная маркиза не стала себя долго уговаривать. Ослепительной улыбкой она поблагодарила хозяина харчевни за оказанный прием, пожелала Родриго доброй ночи и поднялась наверх, чтобы сбросив, наконец, с себя измятое платье и не просохшее до конца белье, поскорее лечь в постель и забыться глубоким сном.

Минувший день выдался длинным и насыщенным на события. Поспешное венчание, безрадостное и унылое, оставило неизгладимый след в ее молодой и жаждущей жизни душе. Тяжелое прощание с родителями и родным домом, в котором прошло ее беззаботное детство, где она смеялась и плакала, радовалась каждому новому дню, и пусть терпела некоторые лишения, но все же была счастлива, виделось ей ныне горькой утратой. С этого мгновения все то, что когда-то было ей дорого, осталось далеко позади, в ее детских воспоминаниях. Теперь по собственной воле ее ждало добровольное заточение с мужем-калекой, предпочитающим уединенный образ жизни и не испытывающим никакого желания менять свой привычный уклад с появлением молодой супруги. Во время прощания отец намекал на будущих наследников, но, Пресвятая Матерь Божья, она боялась даже помыслить об этом.

Сон сморил Каталину быстрее, чем ее голова коснулась подушки. Все мысли разом покинули ее, и в своих ночных грезах она увидела родителей, их заразительный дружный смех, шуточные перебранки меж собой, детские забавы с сестрой, их веселые игры в прятки, фруктовые сады и виноградники отца. Пестрые картинки непрерывной вереницей сменяли одна другую. Вот перед ней появился Марсело. Он что-то настойчиво и быстро говорил ей, пытаясь в чем-то убедить, но она не понимала ни слова, потому что находилась на противоположном берегу реки и из-за шума воды ничего не могла разобрать. Неожиданно и это странное видение оборвалось.

Теперь она чувствовала сильные мужские руки, ласкающие ее плечи, шею и волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке. Ловкие пальцы, продвигаясь все ниже, дарили ей новые, ни с чем несравнимые ощущения. Нежные поцелуи, как легкое дуновение ветра, кружили голову. Под восхитительным натиском ее упругие груди набухли, словно сочные, спелые плоды, а дыхание участилось. Во сне ей казалось, что она ощущает пряный аромат мужского тела и, податливо приникнув к нему, потерлась щекой о костяшки его пальцев. Это мог быть только Родриго! Никто кроме него. О, как же чувственны его прикосновения, чрезвычайно будоражившие ее плоть и заставляющие выгибаться ему навстречу. Она жадно упивалась этим мгновением и, желая продлить его, мечтательно прошептала:

— Только не останавливайся, Родриго, любимый…

Поутру ночные наваждения рассеялись, как легкий предрассветный туман. Каталина открыла блеснувшие сиреневым светом глаза и ощутила прилив новых сил. Несмотря ни на что жизнь продолжалась. Она улыбнулась солнечным лучам, робко проникающим через деревянные ставни в небольшую, но довольно чистую и опрятную комнату придорожной гостиницы и, лениво потянувшись, сладко зевнула. Если она будет несчастна в браке, присутствие рядом любимого человека скрасит житейские невзгоды. Но, упаси Боже, она не думала об измене. Нет! Она никогда бы на это не решилась, будь хоть трижды влюблена. Неверность — худшее из грехов, так учила ее мать, и она сама была с этим согласна. Если уж выбран путь, то идти по нему следовало до конца, даже, если он не был идеально гладок. Она знала, что никогда не выкажет своих чувств Родриго, не оскорбит любовным признанием чести своего супруга, не запятнает его благородное древнее имя и не опозорит род своего отца. Да, она будет тихонько вздыхать по несостоявшейся любви, и лить в подушку горькие слезы, но ни словом, ни делом не пренебрежет супружескими узами.