Плененное сердце (СИ) - Казанцева Диана. Страница 55

— Сеньора, — в разговор вступилась Беатрис, экономка широко улыбалась, — я рада видеть вас в добром здравии! Я думала, вы простужены и лежите в постели, вам настолько худо, что вы не в силах подняться, а наш бедный сеньор сбился с ног, подыскивая вам лекаря, но так как не смог найти достойного, послал в Сент-Ферре.

Каталина мгновение смотрела на Беатрис, а затем обратила взор на целительницу. Глубокие черные глаза ярко выделялись на фоне сморщенного желтоватого лица старухи. Эуфимия смотрела прямо, не отводя взгляда, и тогда Каталина поняла, гадалка точно знала, зачем она здесь. Очевидно, Себастиан дал повитухе весьма недвусмысленные указания, которые та приехала исполнить. Как же так? Он ведь обещал подумать! Неужели она в нем ошиблась? Это неожиданное открытие поразило ее, как раскат грома на ясном небе! Ее мольба для него оказалась пустым звуком, а приводимые ей доводы не слишком убедительны. Каталина судорожно вздохнула. В сердце, будто кинжал вонзили. Она покачнулась, но в последний момент удержалась за спинку кресла. В какой-то миг ей почудилось, что в черных, как ночь глазах промелькнуло неприкрытое торжество, но она моргнула и обманчивая иллюзия исчезла так же быстро, как возникла. Единственное, что осталось неизменным, это полная уверенность в истинных намерениях Эуфимии.

— Как видишь, моя добрая Беатрис, — проронила Каталина, приложив немало усилий, чтобы заставить себя улыбаться, — я в добром здравии, чего и тебе желаю.

— Тогда я не понимаю, — экономка растерянно развела руками. — А где сеньор де Кабрера?

Каталина подала знак слугам и вскоре гостьи сидели, словно знатные особы, в мягких креслах у жаровен с углями и грели озябшие от долгого путешествия конечности. Им подали горячий шоколад и булочки с медом и миндальным кремом, после чего маркиза отпустила прислугу и, оставшись с двумя женщинами наедине, отважилась положиться на судьбу.

— Маркиз в отъезде, срочные дела заставили его отбыть в Мадрид, — ответила она Беатрис, — а когда вернется, не сообщил. Вы же здесь и я, сказать по правде, теряюсь в догадках, что могло позвать вас в эту несусветную даль да еще в промозглую погоду?

И снова на высохшем пергаментном лице старой повитухи отразилось странное удовлетворение. Возможно ли, что ей привиделось? Боже, да она сходит с ума. Но это и не удивительно, если вдуматься, с каким радушием она принимает ту, которая приехала лишить ее самого дорогого.

Между тем Эуфимия не притронулась к лакомому угощению, а протянула скрученные пальцы поближе к жаровне, видимо, старые кости мучили ее куда сильнее голода.

— То, зачем я приехала, — без лишних церемоний заговорила Эуфимия низким, шелестящим голосом, — требует немедленного вмешательства. В письме мой племянник был настойчив и вполне убедителен. В этом вопросе я полностью на его стороне и, чтобы для вас не было опасных и просто роковых последствий, — прибавила она, сделав на последних словах заметное ударение, — советую поторопиться, сеньора. Думаю, завтрашний день вполне подойдет для…

У Каталины не было ни сил, ни тем более желания выслушивать невыносимые для ушей, отвратительные, просто ужасные речи. Она гордо вскинула свой маленький подбородок и гневно прошептала, кладя руки на плоский живот:

— Я ни за что не дам убить свое дитя!

— Что?! — Беатрис подскочила на месте, едва не опрокинув на ковер полный поднос еды. Чашки с блюдцами жалобно зазвенели, а экономка изумленно взирала на Каталину со смешанным чувством радости и страха, не обращая внимания на большое пятно от шоколада, расплывавшееся по ее подолу.

— Все верно, ты не ослышалась, Беатрис. Эта, так называемая целительница, на самом деле хочет навредить моему еще не рожденному ребенку.

Высокая дородная матрона подлетела к Каталине, словно на спине у нее выросли крылья и, перебирая в руках четки, встала, в восхищении тараща глаза, как перед святой.

— Это чудо, сеньора, самый счастливый день за долгое время! У Сент-Ферре появится наследник! Я так долго молилась, Господь и Пресвятая Дева услышали меня, — на ее покрасневших веках выступили слезы. — Но что я слышу?! Как же Эуфимия может навредить вашему ребенку, донья Каталина? — она растерянно обернулась к Майоре. — Да что здесь происходит, в самом деле? О чем вы говорите? Я ровным счетом ничего не понимаю.

— Все просто, Беатрис, — с горечью отозвалась Каталина. — Твой сеньор не хочет рождения этого ребенка, как бы ты не молилась об обратном, поэтому и позвал повитуху…

Экономка, хватаясь за голову, неожиданно громко заголосила:

— Нет, нет, нет! Что же это? Почему?

— Не будь дурой! — грубо прервала ее стенания Эуфимия. — Причина тебе известна лучше, чем кому-либо.

Беатрис обратила внезапно изменившееся лицо к Майоре:

— Какая же ты злобная! Вспомни, когда-то давно ты была против рождения Марии и Себастиана, — запальчиво воскликнула она, не страшась быть услышанной кем-то посторонним. — Столько лет водила бедную маркизу за нос, твердя ей, что она бесплодна и опаивая ее сорными травами. Это чудо, что моя дражайшая голубка смогла родить и, что дон Лоренсо пощадил тебя и не выгнал вон, узнав о твоих темных делишках. У доньи Каролины было огромное сердце, она простила тебя. Я думала, ты усвоила урок и оставила свои проделки в далеком прошлом. Но ты никогда не изменишься! Ты, как старая паучиха продолжаешь плести свои невидимые, липкие сети и терпеливо выжидаешь, когда в них угодит очередная жертва!

Каталина не верила собственным ушам. Неужели страшные обвинения, которые с несвойственной ей горячностью бросала Беатрис в лицо Эуфимии были правдой? А знал ли Себастиан обо всех искусных уловках своей тетки, этой коварной старой девы?

— Не моли чушь хоть сейчас, праведница ты наша, — в ответ огрызнулась Эуфимия, сверкая черными глазами, похожими на угли из жаровни. — Это все родовое проклятье, кое следует остановить. Неужто сама не видишь, как мучается наш сеньор? Зачем подвергать тем же пыткам и его дитя? Все ясно, как божий день!

— Не оскверняй своим грязным языком имя Всевышнего, ведьма! — крикнула в порыве ярости Каталина. — Ты не имеешь никакого права произносить его, ты — убийца детей! Убирайся прочь! Не желаю больше тебя здесь видеть!

Под мрачными сводами замка раздался визгливый, почти истерический хохот.

— Ну, нет, ваше сиятельство, — Эуфимия вскочила на ноги и ужом проскользнула между Беатрис и Каталиной, цепкими пальцами хватая последнюю за локоть. — Вы мне не указ! Теперь я распоряжаюсь здесь по личному повелению вашего мужа и сеньора, прелестная маркиза. Стража! — завопила она так громко, что двое прибывших из Сент-Ферре охранников прибежали с улицы, недоуменно выпучив глаза в поисках незримых врагов. — У меня есть личный приказ маркиза. Кто из вас двоих умеет читать?

Проворно, словно за одно мгновение успела скинуть, по меньшей мере, лет тридцать, повитуха извлекла из складок пышных юбок сложенный вчетверо чуть помятый лист бумаги и протянула одному из стражников.

— Прочти.

Высокий здоровенный детина с глуповатым выражением лица отрицательно замотал головой.

— Я не умею читать, и Хосе тоже, — пробасил он, указывая на товарища, немногим ниже его самого.

Беатрис, тяжело пыхтя, вырвала листок из крючковатых пальцев Эуфимии и вслух прочла содержимое, намеренно опуская неприглядные детали замышлявшегося злодейства, дабы они не стали предметом досужего обсуждения:

— «Как только прибудешь в Кастель Кабрерас, не тяни с тем, зачем я позвал тебя… На случай, если меня не окажется в замке, все равно выполни задуманное… даже, если маркиза воспротивится этому. Позволяю применить любые меры, которые сочтешь разумными. Я тебе доверяю, не подведи меня. Себастиан», — повертев в руках записку, экономка протянула ее Каталине. — Это подчерк сеньора де Кабрера, — глухим голосом подтвердила она.

Маркиза едва взглянула на письмо, и перед ее глазами все поплыло. Как Себастиан мог поступить с ней столь жестоко? Как он мог уничтожить все то хорошее, что было между ними одним росчерком пера? Боль. Снова боль. Это было невыносимо.