Эмблема с секретом - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 9

– Неужели не нашлось приличного автобуса? Не говорю – «Мерседес», хотя бы «Икарус» вшивенький приготовил!

Вопрос был безадресным, и, хотя отвечать в таком случае следовало старшему начальнику принимающей стороны, ни Осипов, ни Подбельский отвечать не стали, наоборот – вопрошающе строго уставились на командира части.

– Так сюда ничего не привезешь, товарищ Министр, – виновато ответил подполковник Тарасенко. – Тем более такую громаду. Лес ведь кругом…

– А как же вы ракеты доставляете? – раздраженно спросил Севрюгин.

Военные говорят: «Изделия». Ракетчики используют сленговый термин «Карандаши». «Ракеты» – чисто гражданский термин, в войсках им не пользуются. Но ведь Министр тоже был гражданским. За это его и не любили генералы. Хотя далеко не только за это.

– Так это когда было… Двадцать лет прошло, дороги сгладились, просеки заросли…

– А «Ка-226», летающий кран, зачем?! – вмешался Подбельский. – Инициативы у тебя нет, Тарасенко, вот что!

– Да где ж его взять, такой кран, товарищ генерал-майор, – уныло проговорил Тарасенко.

– Сообщили бы мне, я бы вопрос закрыл, – барственно прогудел Осипов и улыбнулся министру.

Компетенция командующего округом не распространялась на полки РВСН, никакого толку от обращения к нему не было бы. Да и здесь ему было нечего делать, разве что лишний раз «засветиться» перед Севрюгиным. Все это хорошо знали и понимали, кроме гражданского Министра, который одобрительно кивнул:

– Вот именно! Все от инициативы зависит!

И брезгливо полез в «УАЗ». Остальные начальники расселись по автобусам, а мелюзга пошла пешком.

До «точки» ехать метров пятьсот. Но кажется – пять километров. «УАЗ» подпрыгивал на стыках бетонных плит, взбивая внутренности пассажиров, как коктейль в шейкере. Севрюгина подбрасывало и мотало на продавленном сиденье. Он был мрачнее тучи. Какого черта делать Министру обороны в этом медвежьем углу? Правда, пуск предстоит важный… Дело в том, что «Воеводы» стоят на боевом дежурстве уже двадцать лет, ровно столько, насколько рассчитан их ресурс. И сейчас подлежат плановой замене. Но планы есть, а новых ракет нет. Значит, что? Покаяться, посыпать голову пеплом и подать в отставку? Хрен вам, слава Богу, не в Америке живем, а в стране победившего счастья! Значит, надо продлить ресурс! Провести контрольный запуск: если один «Воевода» полетит, значит, и другие полетят! Тогда составят акты продления на все ракеты, и порядок – пусть стоят еще лет пять или десять… А там видно будет, тем более что через десять лет расхлебывать ситуацию станут уже другие… Но сейчас надо Министру показать личную заинтересованность в успехе, продемонстрировать, что всей душой болеет за дело, даже не убоялся лететь к черту на рога, не щадя немалого живота своего… Конечно, при других обстоятельствах так бы и остался он в Арбатском округе, в своем кабинете: получил отчет из этого долбаного леса, доложил Верховному Главнокомандующему – и поехал на дачу… Если бы не обосрались с «Молнией»! А вдруг и сейчас обосрутся? Тогда Президент вспомнит про невыполненный гособоронзаказ, про хвалебные отчеты, которые хороши всем, кроме одного: ими Америку не достанешь; даже постращает – дескать, в былые времена за такое разгильдяйство расстреливали! Ну сейчас-то обходятся без крайностей и ошибки легко прощают, но должность потерять все равно можно… Никак, ну никак нельзя обосраться!

Подъехали к наружному КП, спустились в бункер из бетона и стали, Министра усадили перед большим монитором, на котором, кроме леса, ничего и не видно, старших начальников посадили рядом, средние выстроились за их спинами. Тарасенко занял место за пультом связи. Безмолвный майор поставил Севрюгину тонкий стакан с крепким чаем в мельхиоровом подстаканнике и с такой же ложечкой. Здесь это выглядело, как в Москве раритетная чашечка из прозрачного фарфора династии Минь. Но Министр такой изысканности не оценил, хотя чай пригубил с удовольствием.

– Где ваша ракета? Где экипаж? Ну, который ее запускать будет? – спросил Севрюгин.

– Пусковой расчет на глубине двадцати метров, изделие в ШПУ [6], шахта замаскирована, – обстоятельно доложил подполковник Тарасенко, чувствуя, что еще до пуска набрал отрицательные очки, и пытаясь реабилитироваться. Ясное дело, что неведомый летающий кран он добыть не мог – не тот уровень компетенции. Одно дело – к приезду начальства приказать солдатикам пожухлую траву зеленой краской покрасить, медвежатинки раздобыть или спирт на ягодах настоять, а совсем другое – о каких-то летающих кранах договариваться да автобус покупать… С кем договариваться? С медведями? На какие деньги покупать? Сохатый не принесет… Здесь на триста километров в округе он и есть самый главный начальник, крутится как может, еле сводит концы с концами. Это не министерство на Арбате, куда тянут и живым, и мертвым… Жена с дочерью давно уехала в Саратов к маме, сам он дичает с каждым годом от одиночества и тоски, с трудом удерживаясь от увлечения универсальным русским транквилизатором… Но высоких гостей такие нюансы не интересуют.

– Командира расчета предупредить о государственной важности запуска!

– Есть, товарищ Министр! Передадим по трансляции.

– И предупредите о персональной ответственности! И я вас всех предупреждаю! Обосретесь – без погон останетесь!

В бункере наступила напряженная тишина. Все знали об оргвыводах после неудачи с «Молнией», когда должность потерял даже командир крейсера наблюдения.

– Вы лично проверили готовность запуска? – обратился Севрюгин к сидящему по правую руку от него генерал-лейтенанту Лысакову, командующему Ракетными войсками стратегического назначения.

– Так точно, товарищ Министр, все цепочки «прозвонили», все блоки протестировали, – осторожно ответил Лысаков. – Учебно-боевые пуски тяжелых ракет этого класса проводятся периодически, дело как бы обычное… Из ста пятидесяти девяти пусков только четыре неудачных.

– Нам и одного хватит, чтобы голову оторвали!

– Уже много лет пускали без происшествий…

– Сколько это – «много»? Пятьдесят лет? Тридцать? Пять?!

Лысаков обернулся, бросил вопросительный взгляд на командира части.

– Последняя нештатная ситуация была в 1991 году! – отрапортовал Тарасенко.

Министр недовольно поморщился. После язвительного замечания, отпущенного Президентом во время испытаний «Молнии», он стал весьма болезненно реагировать на слова «штатный» и «нештатный». В окружении Севрюгина об этом все знали и старались употреблять другие выражения – «удачный» и «неудачный», например. Тарасенко об этом, на свою беду, не знал.

– Какая еще ситуация?! – взорвался Министр. – Докладывайте, как положено!

– Неисправность электросхемы в пусковом блоке! – четко отчеканил побледневший Тарасенко. Он уже предчувствовал, кто станет козлом отпущения в случае чего…

– И что?

– Изделие вышло из ШПУ, упало обратно в шахту и взорвалось! Жертв среди личного состава нет!

– Девятнадцать лет назад, товарищ Министр, – уточнил зачем-то командующий войсками.

– Молодец, считать умеешь! По крайней мере до двадцати.

Министр уже выпустил пар и нагнал страху на подчиненных. То есть сделал все, что мог. И потому успокоился.

– Кто старший подземной смены? – уже мягче спросил он.

– Капитан Сероштан, товарищ Министр! – отрапортовал командир части.

– Передай ему, что за успешный запуск сразу получит майора! Немедленно получит! И ты получишь полковника! Прямо сегодня!

Окрыленный Тарасенко передал. И про особую важность пуска, и про майорское звание.

– Служу России! – раздался из динамика молодой голос. – Регламентная проверка аппаратуры произведена. Системы к пуску готовы. Разрешите начать стартовый отсчет?

– Отсчет разрешаю, – сказал Севрюгин, хотя отдавать команду должен был, при все своей малозначительности подполковник Тарасенко: именно он командир части, именно он отвечает за все, и присутствие больших чинов ничего не меняет!