Осколки зеркала - Белл Том. Страница 8
– Тогда возьми, друг мой! – Ши-Фу без промедления отвернулся в угол и достал оттуда длинный музыкальный инструмент, напоминающий покрашенную в темные цвета доску со струнами.
– Ого! – с детским восторгом Жу Пень трепетно принял дар, будто взял в руки самую хрупкую в мире вещь. – Но… как играть-то?
– Чем больше играешь, тем лучше будет получаться, юный Зю Фень.
– Жу Пень, – поправил Лю.
– А ведь я так и сказал, – хохотнул монах. – Давайте есть!
Чудодейственная жидкость старика и скверно прожаренная яичница оживили гостей. Когда в голове прояснилось, Лю продолжил расспрашивать Ши-Фу:
– Что было дальше? Ну, с драконами.
– Какой ты нетерпеливый, юный Ляо. – Недовольно пошевелил усами монах. – И куда только спешишь?
– Кто понял жизнь – тот не спешит, – с набитым ртом сказал Малыш.
– Правильно! – расхохотался Ши-Фу. – Зю Фень умен, как древняя и мудрая панда. Но так и быть.
Он забил табака в трубку, долго поджигал его и, наконец, когда к потолку поплыло первое сизое облачко, продолжил:
– Наступил четвертый день. Духи сложили свои силы и дали жизнь самому чудно́му своему творению. Людям. Наш род впервые открыл глаза при свете голубой луны и начал изучать новый дом. Такова легенда о рождении мира. Ю Ми стала драконом Воды. Она даровала миру зиму и полночь, мудрость и хладнокровие. Гун Си стал драконом Земли. Он принес с собой осень и вечер, справедливость и сухую погоду. Цзюэ воплотила Ветер, принесла бури и нетерпение, весенние теплые дни и утро. Последним отцом мира был Чжихан, дракон Огня. Он подарил миру лето и полдень, жару и гнев. Ох, он был воистину огромным и великим. Самым великим из всех…
Ши-Фу мечтательно вздохнул и слабо улыбнулся.
– Однако на пятый день духи поняли, что мир несовершенен. Что люди далеки от идеала. Не было в жизни самого важного… – Он нахмурился, и его кустистые брови нависли над глазами, как два крыла. – Баланса. Гармония нарушилась, и все живые существа страдали: травы, рыбы, дзюкайские мартышки. И человек. Тогда-то явился Шан Ше, нефритовый дух. Он подарил миру то, чего не хватало, стал центром мироздания. Он принес с собой заход солнца и межсезонье. Рождение… и смерть. Со смертью явились горе и тоска, обман и алчность.
В доме повисло долгое молчание. Тишину нарушал только стук зубов Жу Пеня, который давно доел свою яичницу и начал поглощать долю Лю.
– Четверка пришла в ужас, – заговорил монах. – Не такой судьбы они хотели своему детищу. Но баланс установился, и мир пришел в равновесие. Вот что рассказывают родители своим чадам перед сном. Легенду о сотворении мира.
Ши-Фу замолчал и погрустнел. Больше он не произнес ни слова. Настроение упало и у Лю. Он не мог узнать от своих родителей легенд и сказок. Грязные улицы трущоб заменили ему и отца, и мать.
Остаток завтрака Тин Тей без устали нахваливал друзей и благодарил за возвращение кольца. Когда солнце перевалило за зенит и начало опускаться к морю, Лю и Малыш стали собираться домой.
Перед уходом Тин Тей отвел Лю в дальнюю часть двора и сунул в руки маленький сверток.
– Мне жаль, что я не смог достойно вознаградить вас, друзья. – Торговец расчувствовался и весь дрожал. – Но возьми хотя бы это.
– Ничего не нужно, – запротестовал юноша. – Ты подарил нам прекрасный вечер, накормил и напоил! Хватит и этого.
– Прошу, мастер Лю, – взмолился Тин Тей. – Ты мой старый друг, не отказывай мне. Возьми.
Развернув сверток, Лю увидел несколько потертых округлых стекол разной величины и длинную трубку из бронзовой проволоки.
– Что это? – недоуменно посмотрел он на мужчину.
– Я же торговец стеклом, не забыл? – улыбнулся тот. – А это – лучшее, что я когда-либо делал. Это увеличительные стекла. Если расставить их по трубке в нужном порядке, можно увидеть то, что находится за много миль от тебя.
– Какая-то магия?
– Нет-нет! Оно изготовлено по чертежам, которые я нашел у купцов с Дальнего Востока. Своими собственными руками делал!
Лю кивнул и обнял мужчину.
– Спасибо, Тин Тей.
– Заглядывайте ко мне в любое время, друзья.
– Дай знать, если найдется работа.
– Обязательно, мастер Лю.
– Почему ты зовешь меня мастером? – спросил юноша напоследок.
– Потому что так я выражаю свое уважение к тебе и тому, что ты делаешь для людей. Ты молод, но сердце твое храброе и доброе, как у драконов из легенд.
Лю улыбнулся и подошел к Жу Пеню, который получал от старого монаха наставления по игре на гуцинь.
– Нам пора, Малыш.
– Прощайте, молодые люди, – объявил старик. – Уверен, если мы когда-нибудь снова встретимся, наверняка уже будем совсем другими людьми. Помните: в оплату за честный труд вы всегда сможете найти пристанище в стенах Храма семи ветров. Пусть ваш путь приведет вас к добру и процветанию. Найдите цель, ради которой стоит бороться, и тогда сможете изменить свою жизнь.
– Прощайте, Ши-Фу. – Озадаченные его речью, друзья по очереди поклонились монаху и покинули двор Тин Тея.
В отличие от восторженного Жу Пеня, который всю дорогу радовался новой игрушке, Лю был задумчив и угрюм. Он перебирал в мыслях все, что узнал и услышал от странного монаха, и переживал из-за воспоминаний, которые всколыхнула эта встреча.
Каждый шаг, что приближал к убежищу, давался ему все тяжелее. Сердце тяготили рассказы об огромном мире, лежавшем за границами грязных окраин столицы. Стены полусгнившего дома, в котором они с Малышом жили уже несколько лет, теперь не казались спасительной гаванью, где можно укрыться после очередного дня, полного борьбы за выживание. Лю даже немного завидовал Жу Пеню, ведь тот никогда не унывал, как бы тяжело им ни приходилось. До этой встречи юноша и сам предпочитал не обращать внимания на тяготы и лишения.
Но сегодня что-что изменилось.
– Лю! – Жу Пень развалился на крыльце перед входом в жилище и попробовал сыграть мелодию на гуцинь. Получилось ужасно. – Ты хмурый, как тот унылый пес, которого мы… это… утащили в прошлом году с блошиного рынка. Что случилось, братец?
– Разговор с Ши-Фу, – тихо ответил Лю, присаживаясь рядом, – напомнил о родителях.
– М-м, – с пониманием покачал головой Малыш. – Он что-то выспрашивал про них?
– Нет, просто… Я впервые задумался о том, чего меня лишили.
– Это все война, демоны ее возьми.
– Война хуже демонов. Я тебе не рассказывал о том, что произошло. – Лю поник и говорил еле слышно. – Когда на севере начался мятеж, отец стал одним из тех, кто возглавил ополчение и дал бой повстанцам. Он не вернулся. Армию разбили, и захватчики, люди, которые еще вчера жили в соседних селах и городах и дружили друг с другом, бросились на нашу деревню. Они жгли и убивали. Моя мама не пережила тот день.
Жу Пень приобнял друга.
– Сколько лет тебе было?
– Лет девять или десять. Тетушка Хен, сестра моей матери, нашла меня и бежала в столицу, но по пути заболела холерой. Она умерла, едва мы прибыли сюда.
– А потом мы встретились, – попытался приободрить его Жу Пень.
– Да. – Лю улыбнулся, но быстро помрачнел. – За эти десять лет, что прошли с тех пор, ты стал моей единственной семьей.
– Лично мне другой и не надо, – прокряхтел Малыш и взялся за гуцинь. – Ух, теперь заживем! Ты, я и моя ненаглядная Юхня́!
– Кто-кто? – усмехнулся Лю.
– Юхня. – Жу Пень потряс музыкальным инструментом над головой. – Я буду петь песенки, а люди будут слушать и платить нам деньги.
– Для начала научись играть на ней, великий музыкант.
Лю поднялся и прошел перед домом.
– Да это дело простое, – продолжал здоровяк. – Этот монах, он чокнутый, точно тебе говорю. Но истории у него что надо. Драконы, чары-мары… А ты, главное… это… духом-то не падай. Однажды и перед нашим домом перевернется повозка с рисовым вином и кунжутными лепешками.
– Это будет хороший день. – Лю представил эту сцену и широко улыбнулся.
Однако тоска так просто не покинула его сердце. Он послушал немного, как Жу Пень пытается щипать струны, и понял, что хочет побыть один. Тишина – лучшее лекарство от многих бед.