Старик Хоттабыч - Лагин Лазарь Иосифович. Страница 31
– Синьор следователь! Вот он, этот старик, который подарил мне вчера эти проклятые монеты! – победоносно произнес Джованни, указывая на вошедшего вслед за ним Хоттабыча. – Он вам подтвердит все мои слова.
– Интересно, очень интересно, – протянул следователь, коварная улыбка зазмеилась на его желтом гладко выбритом лице. – Значит, этот… как его… Джованни не врет? Вы действительно подарили ему пять золотых монет, достоинством в двадцать лир каждая?
– Не пять, а по меньшей мере пятнадцать тысяч таких монет подарил я ему вчера, – хвастливо сказал Хоттабыч, не замечая предостерегающих знаков всполошившегося Джованни.
Но было уже поздно. Следователь взволнованно потирал сухие ладони.
– Прошу прощенья, почтеннейший синьор, – произнес он, не сводя глаз со своего престарелого собеседника, – прошу прощенья, но я не верю вашим словам.
– Не хочешь ли ты, о лукавый следователь, сказать этим, что я лгун?! – побагровел Хоттабыч.
– Посудите сами, синьор: вы более чем скромно одеты и заявляете, что вы просто так, за здорово живешь, подарили почти незнакомому рыбаку триста тысяч золотых лир…
– Не за здорово живешь, а за то, что он накормил моих юных друзей, – нетерпеливо прервал его Хоттабыч.
– Триста тысяч золотых лир за один обед…
– За ужин, – поправил его Хоттабыч.
– Это все равно в данном случае. Триста тысяч золотых лир за ужин! Не кажется ли это вам несколько дорогой платой? – иронически продолжал следователь, убежденный, что старик врет. – Я лично за двадцати пять лир всегда получаю превосходный ужин.
– Нет, не кажется! – запальчиво отвечал Хоттабыч. – За хорошее дело, за подлинную услугу я всегда плачу щедро.
Следователь понял последнюю фразу как намек на возможную взятку, и у него заблестели от жадности глаза.
– У вас, вероятно, много золота?
– У меня его нет ни одного зернышка, но достать его могу сколько угодно.
– Сколько угодно? – ядовито переспросил следователь. – Даже миллион золотых лир?
– Стоит мне только захотеть – и я заполню золотом весь этот дом, в котором мы сейчас находимся, и еще тысячи таких домов, – ответил ему Хоттабыч, презрительно улыбнувшись и пощипывая бороду.
– Не могу поверить, – сказал следователь, устало откидываясь на спинку своего кресла.
– А это что? Что ты, о маловерный следователь, скажешь об этом? – снисходительно произнес Хоттабыч и принялся извлекать из карманов своих брюк золотые монеты целыми пригоршнями.
Уже на столе ошеломленного следователя высилась солидная горка монет, когда старик заметил наконец знаки, которые подавал ему Джованни. Тогда он прекратил извлекать золото и простодушно обратился к следователю:
– Теперь ты, надеюсь, убедился, что этот благородный рыбак не лгун и тем более не вор. Отпусти же его немедленно, дабы он мог насладиться свободой и покоем.
– Увы, синьор, теперь я вижу, что Джованни не вор, – с лицемерной грустью произнес следователь и приподнялся из-за своего стола, – и именно поэтому я не могу его отпустить.
– Что такое?! – грозно спросил Хоттабыч.
– Прошу прощенья, синьор, но я теперь склонен верить, что вы ему вчера действительно подарили триста тысяч золотых лир. Сто лир мы у него только что конфисковали. Теперь я арестую этого… как его э-э-э… Джованни за сокрытие от итальянского императорского казначейства остальных двухсот девяноста девяти тысяч девятисот золотых лир. Это очень тяжелое преступление с его стороны, ибо без золота Италия не сможет завоевать весь мир.
– Я просто не успел еще сдать золото, – соврал Джованни.
– Все равно мы бы тебя арестовали, – нагло осклабился следователь. – Возник бы вопрос, откуда у рыбака Джованни столько золота. Признайся сам, что это очень подозрительно. Откуда в нашей счастливой Италии может быть золото у простого рыбака? Будем надеяться, что ты отделаешься только конфискацией всего имущества и долголетним тюремным заключением. Впрочем… – тут следователь на минуту замялся, кивком головы приказал конвойным удалиться из кабинета и продолжал твердым голосом: – Впрочем, есть и другой, более приятный выход из этого неприятного положения.
– Какой? – спросили в один голос Джованни и Хоттабыч.
– Взятка, мои уважаемые синьоры. Да, да, взятка. Семья моя столь велика, а жалованье столь незначительно…
– Ни слова больше, о презренный взяточник! Мне противно и стыдно слышать такие речи. Сейчас я пойду и сообщу об этом твоему главному начальнику! – вскричал с непередаваемым презрением в голосе Хоттабыч.
– Вы этого не сделаете по двум причинам, уважаемый синьор, – отвечал ему, нисколько не повышая голоса, следователь. – Во-первых, вам придется, в таком случае, дать взятку и ему, а во-вторых, – и это самое главное, – вы не выйдете из моего кабинета иначе как под конвоем.
– Почему? – удивился Хоттабыч.
– Потому что я должен арестовать и вас.
– Меня?! Арестовать?! За что? Не ослышался ли я?
– Во-первых, потому что вы нарушили закон, предписывающий сдавать в казначейство все кольца, изготовленные из драгоценных металлов (тут следователь указал на хапугинское серебряное кольцо, красовавшееся на безымянном пальце правой руки Хоттабыча), а во-вторых… Вы не женаты?
– Да я никогда и не был женат, о коварный следователь!
– Ну вот-вот. А дозвольте узнать, внесли ли вы налог, причитающийся с вас как с холостяка?
– В мои годы?! – поразился Хоттабыч.
– Значит, вы не выполнили свой долг перед возрожденной Италией и уклонялись от уплаты налога на холостяков, – с удовлетворением заключил следователь. – Я, к великому своему сожалению, вынужден арестовать и вас. Впрочем, есть и другой, более приятный выход…
– Взятка? – догадался Хоттабыч, и следователь утвердительно кивнул головой, не обратив внимания на то, что старик один за другим выдернул из своей бороды несколько волосков.
– Мне хотелось бы вам указать, – прервал следователь наступившую тишину, – что в нашей тюрьме вам придется очень несладко. Вас будут кормить соленым, а пить давать не будут. Каждый день я буду навещать вас с этим вот графином, наполненным прохладной вкусной водой, и вам так будет хотеться пить, что вы в конце концов все равно отдадите все свое золото и будете еще очень благодарны, если мы вас оставим в живых.
– А почему ты украл пять золотых, которые ты отобрал у Джованни? – спросил Хоттабыч, бросив при этом на пол разорванные волоски из бороды.
– Я никогда не ворую вещественные доказательства, – обиделся следователь, – вот они…
Он выдвинул ящик своего письменного стола и… не обнаружил там никаких монет. Он перерыл все ящики, переворошил все бумаги, лежавшие на столе, но ни пяти монет, отобранных у Джованни, ни кучи монет, которые только что извлек из своих карманов Хоттабыч, он нигде не нашел. Пропал также и составленный им протокол допроса Джованни.
– Это ты украл, проклятый старик! Ты и этот тихоня рыбак! Но ничего, я вас живо заставлю все вернуть! – завизжал от злобы следователь.
Он позвонил в колокольчик, и сразу вошли четыре жандарма с необыкновенно свирепыми физиономиями.
– Обыщите их! – приказал он, указав на Хоттабыча и Джованни.
Однако обыск не дал никаких результатов.
– Куда девались монеты и протокол?! – взревел следователь.
Хоттабыч молчал. Джованни беспомощно развел руками:
– Не знаю, синьор следователь.
– А ну-ка, заставьте старика заговорить! – приказал следователь и в предвкушении приятного зрелища уселся поудобнее в кресле.
Жандармы молча козырнули и неожиданно для следователя и самих себя вдруг с силой вышибли из-под него кресло и принялись нещадно избивать.
– Что вы делаете, негодяи?! – вопил следователь, воя от нестерпимой боли. – Ведь я вам приказал обработать арестованных, а не меня!
– Так точно, синьор следователь! – молодцевато отвечали жандармы и продолжали наносить ему удары до тех пор, пока он наконец не затих, потеряв сознание.
Убедившись, что следователь потерял сознание, жандармы, как по команде, тяжело вздохнули и принялись мутузить друг друга до тех пор, пока один за другим не попадали на паркет в полнейшем изнеможении.