Нулевое досье - Гибсон Уильям. Страница 60

Скат плыл в воздухе. Созданный по подобию водного существа, черный «морской дьявол» с медленной жутковатой грацией колыхался над головой.

– На улице, наверно, еще лучше, – сказал Милгрим.

– Гораздо интереснее, но нам не разрешают. Если про них узнают, весь смысл пропадет. А они стоят чертову уйму денег, даже в стандартной комплектации. Когда мы только собрались покупать дроны, я предлагала что-нибудь такое. – Фиона имела в виду квадратный предмет, который собирала на столе. – Они быстрее и маневреннее. Но Губерт сказал, мы повторим историю воздухоплавания, начнем с аэростатов.

– Крылатых аэростатов ведь не было? – спросил Милгрим, по-прежнему целиком сосредоточенный на движении большого пальца.

– Не было, но о них мечтали. А эти штуки могут летать только совсем недолго. Аккумуляторы разряжаются.

– Он совсем не похож на вертолет. Скорее на кофейный столик для кукол.

– Восемь винтов, серьезная подъемная сила. И они в раме, так что он не ломается от первого же удара. Оставь пока ската и посмотри на коптер.

Милгрим с внезапной тревогой понял, что не знает, как выключить ската.

– Как его остановить?

– Просто оставь его в покое, программа все сделает сама.

Он глубоко вдохнул, убрал палец с экрана и посмотрел вверх. Скат опустил плавники (по их кончикам прошла странная дрожь) и завис, чуть покачиваясь, под самым потолком.

Милгрим встал и подошел к столу. Никогда ему не было так хорошо, как сейчас с Фионой в лас-вегасовском кубе Бигенда; он вновь и вновь с удивлением ловил себя на этой неожиданной радости. Никаких дел: забавляйся дорогими немецкими игрушками Бигенда и разговаривай, причем и сами игрушки, и управление ими можно было обсуждать бесконечно. Фиона, строго говоря, работала, собирала новый дрон из деталей в двух коробках, но занятие это явно было ей в удовольствие. Она орудовала главным образом маленькими отверточками и разноцветными торцевыми ключиками, по видеоинструкции, которую смотрела на ноутбуке Милгрима через красный модемчик. Мичиганская компания, два брата-близнеца в одинаковых очках и джинсовых рубашках.

Дрон, несмотря на винты, ничуть не походил на вертолет. Он был сделан из черного пенопласта с бампером из какого-то другого черного материала по периметру и четырьмя круглыми отверстиями, в которых вращались винты. Четыре аккумулятора, заряжавшиеся сейчас от розетки, вставлялись по углам, для равновесия. Обтекаемый фюзеляж внизу вмещал камеру и электронику.

– Жалко, на улице не проверить, – сказала Фиона, откладывая отвертку. – А так готово. Но я – труп. Как насчет завалиться?

– Что-что?

– Завалиться на твой поролон. Он широкий, поместимся. Ты ночью спал?

– Да почти нет.

– Тогда давай устроим тихий час.

Милгрим посмотрел на одну белую стену, на другую, на черного ската и на серебристого пингвина.

– Давай, – сказал он наконец.

– Тогда выключи свой ноут.

Фиона встала из-за стола и, пока Милгрим выключал ноутбук, прикрутила яркость торшера.

– Я не могу спать в этих штанах, – сказала она. – Они кевларовые.

– Хорошо, – ответил Милгрим.

Захрустели липучки, затрещала «молния» – судя по звуку, с толстыми зубцами. Что-то зашуршало по полу – наверное, кевлар. Фиона, уже босая, вылезла из бронированных штанов и пошла к поролону, который как будто бы немножко светился в полутьме.

– Давай скорее, – сказала она. – У меня глаза слипаются.

– Хорошо.

– Ты не можешь спать в «Танки и Тодзё», – объявила Фиона.

– Да, конечно.

Милгрим начал снимать рубашку, у которой на каждом рукаве было слишком много пуговиц. Наконец он расстегнул все, повесил рубашку на спинку стула, поверх нового пиджака, и снял брюки.

Фиона, едва различимая в полутьме, вытаскивала спальный мешок. Милгриму хотелось не то запеть, не то разрыдаться. Он подошел к поролону и только сейчас заметил на себе черные носки из «Галери Лафайет». Они были как-то совсем не к месту. Он наклонился и снял их, чуть не упав.

– Забирайся сюда. – Фиона растянула расстегнутый спальный мешок на всю ширину. – Хорошо, что я всегда сплю без подушки.

– Я тоже, – соврал Милгрим.

Он сел, быстро спрятал носки под поролон и лег рядом с Фионой, вытянувшись по струнке.

– Ты и Хайди, – сказала Фиона, – она же не твоя девушка?

– Моя?! Нет, конечно!

Он лежал с широко открытыми глазами, дожидаясь, что Фиона ответит, пока не услышал ее тихое похрапывание.

61

Распознавание лиц

Они приняли душ в компании Герберта Уэллса и Франка, перевязанной ноги Гаррета, засунутой во что-то вроде великанского презерватива. Вытирая Гаррета, Холлис смогла немного разглядеть Франка, «Франкенштейна». Свидетельство экстремальной хирургии, так сказать. Франк походил на лоскутное одеяло, и Холлис подозревала, что его буквально собрали из лоскутков; на другой ляжке остались аккуратные шрамы на тех местах, где брали кусочки кожи для пересадки. И если Гаррет ее не подкалывал, внутри была новенькая ротанговая кость. Мышцы на Франке заметно атрофировались, но Гаррет рассчитывал это наверстать. Холлис верила в его энтузиазм. И в сильные чуткие руки, скользящие по ее телу.

Сейчас он лежал на ложе арктического психоза в небархатном кабинетовском халате. Франк был обернут в какую-то скользкую черную штуку на липучках, через которую аппарат, ностальгически похожий на чехол портативной пишущей машинки, очень быстро прокачивал ледяную воду. Хайди в последнем туре, когда у нее от бешеного драмминга болело запястье, лечилась чем-то в таком духе. Аппарат – подарок от старика – доставил курьер час назад.

Сейчас Гаррет говорил со стариком. Это отчасти напоминало разговор старой супружеской пары, у которой выработался свой жаргон, понятные только двоим шутки с долгой историей, что-то вроде языка близнецов, и незначительные слова наполнены глубоким смыслом. Гаррет был в наушниках и говорил по черному ноутбуку, стоящему рядом на вышитом бархатном покрывале, наверняка через какой-нибудь даркнет. Холлис знала, что есть такие отдельные интернеты, нелицензированные и неконтролируемые. Гаррет как-то сказал, что тут как с темной материей во Вселенной: если бы существовал способ оценить размеры даркнетов, возможно, оказалось бы, что они больше всей официальной сети.

Она не слушала их разговор. Стояла в теплой, наполненной паром ванной, сушила волосы.

Когда Холлис вышла, Гаррет смотрел на круглое дно клетки.

– Еще разговариваешь?

– Нет. – Он снял наушники.

– Все хорошо?

– Он сдался. Выходит из игры.

– В каком смысле? – Холлис подошла ближе.

– У него было нечто, о чем он мне никогда не говорил. Священный Грааль. Который он теперь отдает мне. Для нынешнего дела. А значит, все кончено.

– Что кончено?

– Его безумная карьера. Иначе он бы придержал это для себя.

– А что это вообще, если не секрет?

– Невидимость. Печать.

– Печать?

– Печать забвения.

– Ты себе мозги застудил этим промывальным автоматом.

Гаррет улыбнулся, хотя видно было, что утрата его печалит.

– Это очень большой подарок. Если твой красавчик узнает, что у нас такая штука есть, а у него нет, он будет срать кирпичами от зависти.

Холлис поняла, что речь о Бигенде, и ей стало страшно.

– А потом захочет прибрать эту вещь к рукам, – сказала она.

– Именно. Вот почему он не должен о ней знать. Я внушу ему, что Пеп не попал на камеры благодаря профессиональному мастерству.

– Пеп?

– Маленький сумасшедший каталонец. Несравненный угонщик автомобилей. – Гаррет глянул на черные наручные часы. – Прилетает из Гамбурга через двадцать минут.

Он как-то сказал Холлис, что людям, охраняющим королеву, запрещено носить обувь на резиновой подошве и часы с черными циферблатами. Почему? – спросила тогда Холлис. Табу, ответил он.

– Ты так стремительно все организовываешь и при этом находишь время мылить мне спинку и что там еще? Я не в упрек.